Непослушный

      Очередная затяжка, а за ней перед глазами размываются очертания предметов, теряясь в густом клубке дыма. Лечебные травы горчат, оставляют осадок в лёгких и терпкий привкус на языке, однако не перебивают металлический оттенок собственной крови, обжигая свежую рану. Злость, быстро перетекающая в раздражение. От неё бы по-хорошему избавиться, но Лайт терпеливо ждёт пробуждения любимого брата.       Длинный палец бьёт по бамбуковому мундштуку в такт черному хвосту за спиной, который в какой-то степени рассеивал дым.       Реакция человека, во много раз уступающего по силе, была ожидаема и привычна, но сегодня его задели. Глупый недочеловек умудрился рассечь губу старшего на глазах важных гостей — его наказание вступит в силу с пробуждением. Непременно, без толики сожаления или сомнения; от смерти омегу спасала текущая в жилах кровь императора.       Лёжа на тонкой подстилке — весь в крови и синяках, — с распахнутым кимоно, мальчишка, даже спящий, разжигал в брате странное желание унизить сильнее. Лайт не поленился связать хрупкое тело верёвкой по типу шибари, плотно затягивая узлы к белой коже.       Холодная ухмылка лениво тронула тонкие губы наследника императорской семьи. С совершеннолетием пришла власть — никто не посмел загородить путь, пока альфа, вышедший из-под контроля, избивал омегу до потери сознания. Власть так сладка...       Безнаказанность позволяла потерять рассудок. Сейчас тело Киса легко подрагивало от боли, ресницы были влажными, а с болезненно-красных губ срывались хриплые выдохи. Нужно будет заняться его лечением, но намного позже.       Альфа принял одно интересное решение, которое собирается озвучить младшему во время наказания. Но, старые Боги, как же долго он может быть без сознания? Лайт подпирает щёку рукой, изящно сжимая кисеру между пальцами, пока тлеющий пепел падал на пол, успевая остывать в полёте.       Старший лениво вытягивается во весь рост, полулёжа на футоне, и, навострив уши, прислушивается к окружающим звукам. Длинные волосы пришлось предварительно собрать заколкой, чтобы те не мешались. «Как странно» — думает он, поглаживая спадающие чёрные пряди. Лайт вдруг вспомнил, как маленький Кис отрезал свои роскошные белоснежные волосы под корень, крепко получив от отца после.       Помнится, тогда праздновался день рождения альфы, а мелкий постарался насолить. С годами проделки братьев становились жестокими, правда омега ещё никогда не выигрывал.       Пушистый хвост перестал беспорядочно бить по полу.       Кис долго пролежал без сознания, прежде чем оно стало к нему возвращаться. Вместе с ощущением реальности пришла и жуткая ноющая боль, заставившая неко хрипло простонать и перевернуться на бок. Таким образом, ещё туманное сознание омеги надеялось уменьшить дискомфорт. Глаза черноухий член императорской семьи открывать не спешил. Он болезненно прижал чёрный хвост к бёдрам и медленно повел ухом, прислушиваясь к шуму.       Боль давно стала для Киса эдаким жизненным дополнением, без которого было невозможно существовать. Благодаря этому, он сумел вернуть себе остатки сознания. Явно чувствовались веревки, оплетающие его тело. Руки, ноги — всё было прочно связано и начинало затекать. Омега чувствовал, что брат рядом, и это непременно вызывало напряжение. Каким-то шестым чувством Кис понимал, что его проблемы только начинаются. Он пытался вспомнить, что же такого страшного натворил. «Разбил ему губу» — мысленно ответил неко сам себе, попытавшись открыть глаза, один из которых слипся от крови. Посмотрев перед собой и не найдя взглядом своего брата, Кис понял, что тот сейчас сидит у него за спиной. От этой мысли по телу пробежались мурашки, сопровождаемые волной боли, и заставляющие неко вздрогнуть всем телом, съёжиться.       Тяжёлый взгляд кота, необычайно чуткий к любым движениям, заметил, как сильно напряглось тело перед ним, как отчаянно дёрнулись чёрные уши в темноте и хвост беспокойно лёг на связанные ноги. Если прислушаться, то можно услышать учащённое сердцебиение Киса.       Как же трогательно. Старший сын уже предвкушал вкус своей мести. Его когти царапнули пол, пока он вставал, но больше ни звука до чёрных ушей не донеслось. Вот его пальцы уже касаются прогиба между лопатками, ведут вниз по выпирающему позвоночнику.       Лайту нравится, как мышцы гибкой спины натягиваются под таким едва ощутимым прикосновением. Или больно, Кис?       — Братик сегодня был особенно плохим мальчиком, — мягко мурлычит неко, переворачивая обездвиженного брата так, чтобы видеть его лицо.       Такой упрямый и отчаянный, что становилось смешно. Неужели нельзя просто сдаться? Кот видит чужое лицо прекрасно, и ему не нравится то, как оно сейчас выглядит — какое-то тёмное пятно, из-за которого трудно узнать эмоции.       Ладонь мужчины прижимается к влажной щеке. От неё исходит тёплый зелёный свет, как от ночных светлячков у пруда, которых видно за окном императорских покоев. Цвет, дарящий жизнь.       Секунда-две и подтёки на лице рассосались и сгладились с кожей. Альфа исцелил только симпатичное личико, сразу дёргая омегу на себя за ноги, развязывая пару незамысловатых узлов на них.       — Братик уже совершеннолетний и, наверняка, хочет замуж, — почти пропел черноволосый, хитро прищурив глаза. — На-вер-ня-ка, хочет детей, чтобы стать счастливым... Брат хочет, чтобы я взял на себя ответственность? — Лайт смотрит прямо в глаза, поглаживая ногу брата своими когтями, царапая и без того израненную кожу.       Снова боль ударила по слабому сознанию омеги, заставляя напрячься всем телом. Теперь младшему действительно хотелось умереть, прямо сейчас, но он понимал, что альфа просто так не отпустит его. Сумев открыть второй глаз, пока старший ещё смотрел на его лицо, Кис снова направил на него взгляд, с привычной дерзостью и вызовом. Даже в таком положении, даже полностью униженный и совершенно беспомощный, он продолжал пылать самоуверенностью. Когда Лайт подал голос, Кис напрягся, чтобы расслышать слова сквозь собственное сердцебиение. Даже такая невинная царапина снова нарушала гармонию, к которой стремился неко, снова подталкивала его в объятия боли, к которой, как он думал, привык.       Альфа говорил просто дикие вещи. Киса до сих пор не выдали замуж из-за скверного характера, хотя желающих среди особей благородных кровей было достаточно. Иногда ему выпадала доля развлекать авторитетных гостей отца, которых он потрясал своими танцами, завораживал необычной гибкостью и голосом. Но никто из потенциальных партнёров не смог выдержать и часа общения с неко. Милый на вид омега совершенно не стеснялся в выражениях, действиях, даже в его танцах всегда было скрыто что-то пошлое. Как же тогда Лайт выдерживал все эти восемнадцать лет и до сих пор не убил его? Кис не горел желанием отдаться счастливому материнству, что так же вызывало к нему пренебрежительное отношение.       В ответ младший только хрипло выдохнул, металлический привкус вызывал тошноту. Его ответ альфе был совершенно неразличим. Возможно, это снова была какая-то язвительная фраза, но больше звуков неко издавать не стал, устало прикрыв глаза. Кажется, до него не дошёл смысл слов Лайта. Гордость и упрямство точно когда-нибудь сведут парня в могилу.       Альфа нависает сверху, упираясь руками по обе стороны от головы. Кис даже не замечает этого, сосредоточившись на боли в своём теле. Как непривычно то, что сейчас мелкий не оказывает раздражающего сопротивления. Почему же Лайт раньше не додумался заняться воспитанием ядовитой, точно королевская кобра, змеи?       Мужчина стягивает накидку с плеч брата, позволяя ей упасть на постель, и проводит подушечкой пальца по груди, очерчивая контуры крепкой верёвки. У младшего красивое тело — не поспоришь. Он наклоняется ближе, прижавшись влажным носом к тонкой шее, втягивая запах Киса, не в силах сдержаться — проводит по ней шершавым языком, в следующий момент вгрызаясь клыками в тонкую плоть, наблюдая, как тёмная струя крови стекает с ранки, пачкая белую ткань. Его метка. Кажется, Кис под ним ощутимо дёрнулся.       Так он говорит, что теперь это тело принадлежит ему. Само собой, ни о каком разрешении и речи быть не могло. Лайт не собирается сюсюкаться с наглым неко. Его пальцы сжимаются на щеках, чтобы Кис, не дай Бог, не начал вертеться.       Лайт выпрямляется, растягивая губы в широком оскале, демонстрируя чужую кровь на клыках, слизывает. Одно колено раздвигает ватные ноги брата, упирается в вялый член омеги, трётся.       — Братик, сделай уже что-то в ответ, а то совсем скучно.       Ему нравится дразнить. Прижимает ладони к бокам, щекотит их, ведёт руки выше, к груди, коготками дёргая твердые от холода соски.       — Братик ведь понимает, что его не собираются бить? Пока что, — Лайт не изменяет тона хоть на ноту, шепчет в лицо напротив, в очередной раз отмечая, что личиком Кис весь в общего отца, только младше на несколько десятков лет. Белые волосы, похоже, — наследие от матери. Альфа подумал об этом только сейчас, поймав бьющий по рукам пушистый хвост, несильно сжимая. В детстве Лайт его постоянно дёргал... Забавные были времена.       Кис прекрасно чувствовал, когда альфа находился слишком близко к нему, его тело уже на расстоянии отторгало Лайта. Он хотел накричать на старшего за укус, но вместо этого стиснул зубы. Омега пытался собрать остатки сил. Едва альфа отстранился и расслабился, не ожидая нападения, ему в голову чуть не прилетел не слабый удар ногой, который он остановил, даже не поведя ухом.       Хоть Кису и запрещалось как-то тренировать себя, он бессовестно нарушал этот отцовский указ. Иногда убегал от разъярённого брата, что спасало его от расправы, иногда держался в неравной битве дольше, чем было положено. Поражения Кис не признавал никогда, не теряя надежды сравняться силой с братом, но когда отец прилюдно объявил, что скоро Лайт станет императором, а младшего ждет участь его раба, неко взбесился. Протестовал, пытался донести до отца, что он не просто ходячий инкубатор, который можно лишь удачно выдать замуж, а его сын, в конце концов. Тогда ему впервые удалось разбить брату губу, причинив хоть какой-то физический вред, пусть и поплатившись за это своим нынешним состоянием.       В груди омеги горела обида, которая стала перерастать в гнев, — альфа поставил на нём метку. Теперь его действительно никто даже не послушает, мало ли, о чём думает меченый. Этот гнев придавал Кису сил и он, на время забыв о боли, ломящей все тело, стал выгибаться, пытаясь избавиться от пут и отползти от Лайта, а заодно хорошенько его ударить.       — Убери свои руки, пёс!       — Ах, наконец-то, воспользовался развязанными верёвками, — старший грубо переворачивает брата на живот, вжимая его голову в ложе. Мягкие светлые волосы приятно щекотали кожу, да уж... Лайту никогда не удавалось задерживать ладонь на голове Киса дольше подзатыльника.       Его рука приобнимает за живот, дёргая вверх, чтобы младший принял позу подчинения — совсем легко, если чужие движения сильно ограничены. Альфа не даёт даже дёрнуться, прижимая брата всем своим телом. Рука всё ещё придерживает живот, поглаживает, чтобы расслабить крепкие мышцы.       Лайт вытягивает пояс из своего кимоно, натягивает его, на подобие петли, на шею младшего, удерживая в кулаке. Дёрнет чуть сильнее — умрёт. Он кусает выпирающую лопатку до крови, целует место укуса.       — Ты что-то говорил, м?       Неко всё ещё пытался вырваться. Упрямства в нём было даже больше, чем гордости, но понимание, что смысла в этом нет, будто окатило его холодной водой. Получив вторую метку, Кис затих. Лишь слабо метающийся чёрный хвост выдавал раздражение и отчаяние неко. Он прижал уши к голове, пытаясь предугадать, что же Лайт будет делать дальше, но в голову лезли далёкие от невинности мысли, заставляющие омегу вздрагивать от любого прикосновения. Снова давали знать о себе побои. Прыти у парня заметно поубавилось, что было неудивительно. Он пытался разглядеть сквозь сдерживаемую слёзную пелену что-то, что могло ему помочь. Как и ожидалось, поблизости не виднелось ничего острого. «Только его когти — мельком подумалось ему. — До чего же он тяжёлый, чёрт возьми». Кис не был в восторге от такой близости, не в такой ситуации.       Лайт улыбается, поглаживает плоский живот, медленно сползая вниз. Ему ведь некуда спешить, можно хоть сутками терзать сорванца... Он проводит языком по солёной от пота коже, трётся членом об нагие ягодицы, опуская голову брата, чтобы задрать её вверх, наматывая пояс на кулак. Строптивых только так усмирять можно, подавляя их волю плотскими утехами. Рука неко нащупывает член, прижимает его к животу, случайно царапая внутреннюю сторону бедра своими когтями.       — Мне сейчас кажется, что братик всегда хотел, чтобы им обладали, — пытливо шепчет Лайт. Конечно, он считал, что это неправда, но подразнить очень хотелось. Ещё хотелось, чтобы Кис расплакался в голос и начал умолять о пощаде. Может, позже.       Альфа ласкал чужую плоть так, как ласкал себя, интересно(?):       — Братик часто так игрался с собой? — неко никогда не думал о брате с этой стороны, а сейчас он заводится, просто лапая наглеца под собой. Никогда такого не было с его предыдущими партнёрами: тем приходилось предварительно ласкать будущего императора, прежде чем переспать с ним.       Сейчас омега как никогда радовался, что брат не видит его лица, и всё так же наивно полагает, что все его догадки и выводы насчет младшего верны. Всё половое созревание, которое прошёл неко, он только и делал, что представлял каким же будет его первый раз. Он даже переступил собственное смущение, играясь с собой пальчиками. Тогда было безумно стыдно и боязно, что кто-то об этом узнает. Но самый большой страх и стыд Кис испытал, когда кончил, случайно приплетя в свое воображение Лайта. Вот уж чего, а этого омега никогда никому не рассказал бы. И сейчас он всячески убеждал себя, что руки у альфы отвратительны, и запах у него отвратительный, и голос противный. Но как бы он не пытался, тело предавало разум. Лайт натягивает шею до тех пор, пока не слышит влажные всхлипы, снова целует в спину. От старшего всё ещё пахло лечебными травами, что хорошо ощущалось, когда тот задавал свои глупые вопросы. Кис задыхался, выгибаясь за петлей и непроизвольно оттопыривая бедра.       — Эй, если будешь хорошо себя вести, то займусь твоей подготовкой, — вдруг говорит старший, осознавая, что скоро совсем с катушек съедет. Не хочется потом тратить силы на исцеление ещё и в таком месте. Определенно.       Лайту почему-то трудно удержаться от поцелуев сейчас, без укусов. Кис заплакал, пока его пытались (ну так) ласкать, чтобы возбудить, мелкий засранец... Он начал отступать от грубости, план его мести дал такую трещину, что захотелось отпустить плачущего. Но нет уж. Старые боги, что это, чтоб их...       Сдержанный вздох, после которого альфа перестал двигаться, застыл на месте, как вкопанный, тупо уставившись в спину младшего: такая изящная... Видно, что мелкий старался поддерживать своё тело в форме, укрепляя мышцы.       Брат не такой, как изнеженные омеги, которых тронь пальцем не так — разревутся и потребуют за собой уход, чёртовы цветочки сакуры: красивые до одури, но хрупкие. Кис был колючей розой. Редкой чёрной, которой так хотелось обладать, но стебель невыносимо колючий и трудно сгибаемый.       Неко подхватывает своим хвостом живот младшего, убирает руку, чтобы успокаивающе погладить по бедру. Ну же, сделай какую-нибудь гадость, этот внезапный приступ нежности притупляет и не даёт двигаться...       Будущий император отпускает из рук пояс, отползая назад, чтобы рассмотреть брата лучше. «Сзади он кажется беззащитным», — альфа криво усмехается от этой мысли, прижав большой палец к сжатому колечку мышц, чуть надавил — она послушно раскрылась, буквально втягивая в себя. Неко поспешно убирает руку, опасаясь поранить.       — Точно, это ведь твой первый раз. Я не хочу, чтобы он ассоциировался с болью, — отстраненно проговорил мужчина, убирая полезшие в лицо тёмные пряди за ухо.       У него с собой нет ничего, чем можно было бы растянуть принужденного любовника, зато он мог кое-что сделать. Кое-что, что не делал раньше, но часто наблюдал в случайных оргиях.       Альфа отодвигается, упирается одной рукой в пол, а второй удерживает младшего за узел под хвостом, чтобы тот не отстранился, наклоняется и касается губами напряженного прохода, будто пробуя.       — Расслабься, малыш, — а вот от плохих привычек Лайт избавиться не может наверняка — ядовито комментировать свои действия.       Кис интуитивно напрягся, он не хотел предстать перед старшим таким... Ему было проще сохранить статус агрессивного омеги, который в случае чего и по роже ногой дать сможет. С раннего детства неко убедил себя, что слёзы — плохо и постыдно, поэтому он никогда не плакал, даже если было очень больно. Этот барьер разрушился только когда от болезни умерла его родная мать, и то Кис не рыдал, а молча проронил несколько слезинок и ушёл в свои покои, отказавшись от еды на пару дней. Ему было стыдно за такое явное проявление чувств. Но когда он ощутил чужие губы у своего сокровенного места, то дёрнулся, пытаясь прикрыть это место хвостом. Не издавая ни звука, неко молча уставился выпученными от удивления глазами в темноту.       — Дядя, вы кто и что сделали с волосатым? — внезапно спросил Кис чуть хрипевшим голосом, оборачиваясь через плечо. Его, почему-то, пугала такая резкая смена настроения.       Сдержанный выдох. Нежности и след простыл, уступая место банальному раздражению. Лайту и самому сложившаяся ситуация не нравилась. Изначально он не собирался хоть как-то облегчать младшему страдания.       — Ес-сли хочешь, могу тебя без подготовки взять. Хоть представляешь, как будет больно? — зло прошипел альфа, хватая мешающий хвост за основание, сразу отводя его в сторону. — Правда хочешь так?       Лайт напрягается, когда понимает, что не может сейчас просто грубо взять брата. Вот чёрт, нужно просто привести мысли в порядок.       Кис хотел предложить обойтись вообще без разврата, но понял, что ничем хорошим это предложение не закончится. Он снова спрятал пылающее, как маков цвет, лицо и расслабился. Даже такого послушания от него было невозможно добиться, если тот сам этого не захочет.       Лайт фыркает, потеревшись щекой о чувствительную кожу, дует на мелкий, едва видный, пушок на яичках, прихватывает губами тонкую кожу, лаская её языком. Вообще кажется, что вылизывать брата — в порядке вещей. Это даже приятно отзывается в животе, спускаясь тяжёлым комом в пах. Ох, альфа так возбудился, пока играл с братиком...       Он поднимает руки, чтобы сжать упругие ягодицы, раздвинуть их перед тем, как снова прижаться губами к сфинктеру, пытаясь повторить его контуры отстрым языком.       Забавно, но кто-то из братьев замурчал. Кажется, это был Лайт. Он запутался, опьянённый желанием обладать. Кот ласкает мальчишку, неосознанно надрачивая себя одной рукой, которая всё ещё сжимала конец длинного чёрного хвоста.       Как необычно... Лайт проникает языком внутрь, понимая, что без хорошей подготовки он не зайдёт в такой узкий проход. Чувствуется, что Кис пытается расслабиться, но этого недостаточно: шершавый язык ласкает стенки, смазывает слюной, хотя брат и без этого начал течь естественной смазкой. Совсем немного, но это приятно — тело младшего отвечает благодарностью.       Неко совсем увлекся, принявшись бессмысленно водить большими мазками по бледной коже, пару раз несильно кусая выставленные ягодицы, всё ещё по-юношески острые и твёрдые. Совсем не такие, как у его зрелых любовников.       Ласки альфы казались Кису специфичными, заставляли вздрагивать и сжиматься. Но неко сам не заметил, как начал возбуждаться даже от этих ненавязчивых укусов. Было страшно, но тело просило продолжения, а сопротивляться ему было слишком сложно. Когда альфа снова стал касаться языком его входа, младший не сдержал тихий стон, единственный за всё время не вызванный болью. Омега сумел расслабиться, вслушиваясь в урчание старшего, которого он никогда не слышал прежде. Оно успокаивало. В какой-то момент, Кис совсем забылся: где он и что было ранее. Получая откровенное удовольствие от этих ласк, он отвечал на них тихими стонами и тяжёлым дыханием. Действия Лайта будто действовали как обезболивающее, и Кис уже не чувствовал синяков или ссадин, но он все ещё старался сдерживать любой вырывающийся из него звук. Хорошо.       Лайт уже откровенно поддавался инстинктам, его хвост задрался и выровнялся, будто в него кто-то вставил кол. Даже дышать становилось тяжело: запах младшего усилился, кружа голову, во рту становилось слишком влажно, его подбородок исполосовали прозрачные выделения омеги, собираясь в тягучую каплю на конце и падая на кимоно под братьями.       Он отстраняется, притягивает Киса к себе и неуклюже пытается снять мешающую одежду. Кажется, альфа её даже порвал — всё равно.       Мужчина жмётся к брату, наваливается и кусает загривок, трётся сочащейся от возбуждения головкой о влажный проход... Первый раз такого родного, но далёкого человека — завораживает.       Рука неко протискивается между разгорячёнными телами, направляет член точно в промежность, надавливает... Едва сдерживается, чтобы не ворваться силой, разрывая мягкие ткани. Неко пропихивает только головку и тихо рычит. Горячо и тесно. А ещё очень влажно внутри. Лайт будто вкусил запретное яблоко с райского сада.       Как бы Кис не расслаблялся, альфе все равно было тесно. Тогда он взял инициативу в свои руки и сам же поддался бёдрами назад, надеясь, что, если всё сделать быстро, больно не будет. Как ни странно, кровь не окрасила бёдра блондина, а обилие смазки облегчило движение. Правда Кис всё равно съёжился и приглушённо взвыл, стискивая зубы, а сразу после — сильно выгнулся, прогибаясь в пояснице. Он знал, что будет больно, но не ожидал, что настолько. В конце концов, неко не раз сам растягивал себя, теперь понимая огромную разницу между членом и пальцами.       Альфа зашипел, оскалив зубы, хватаясь руками за пару узлов на спине младшего, вдавливает его в пол, чтобы тот не смел двигаться больше, позволяя своему телу привыкнуть к новым ощущениям. Проявление заботы к брату непривычно.       Лицо прижимается к мокрой спине, чёрные волосы прилипают к ней прядями по обе стороны, будто обнимают — забавно. Его тело горит. Лайту кажется, что тело засранца под ним рождено специально для него: ощущался каждый изгиб крепкой спины, альфа даже чувствует появившиеся от сильного прогиба в спине маленькие складочки кожи.       Кот вжимается в спину, наваливается, входя в брата до упора; едва можно контролировать невыносимое желание оттрахать этот узкий зад сейчас же. Он прикусывает кожу на загривке, оттягивает её вверх, будто мама-кошка пытается поднять своего детёныша. Не самая удобная поза у тебя, да, малыш?       ... Странно. Кот не ожидал, что подумает о подобном при таком раскладе. Похоже, его сознание решило поиграть в заботливого старшего брата, не являясь им ещё с самого рождения.       Мужчина рычит. Мышцы, плотно сжимающие его член, начали пульсировать, от чего создалось впечатление, что его засасывает внутрь. С губ срывается полустон-полувздох — какое же похотливое тело у Киса. До неко не сразу доходит, что сейчас он буквально вдалбивается в младшего размашистыми толчками, практически выходя из пленящей тесноты перед каждым заходом. Хотя недавно Лайт сдерживался, чтобы дать привыкнуть любовнику к своему органу, но не судьба: инстинкты взяли верх, затмив разум. Мелкий пугающе быстро вошёл во вкус.       Неко выпрямляется, чтобы увидеть ошалелым взглядом, как его плоть то пропадает, то выходит между раздвинутых ног, будто он не верил в происходящее: двигаться легко, Кис стонет, неосознанно подмахивая узкими бёдрами навстречу.       Наказание перетекло в удовольствие для двоих, но коту чего-то не хватало...       Хотелось видеть лицо Киса, хочется, чтобы тот касался его тоже — в голове альфы будто щёлкает, он без особого труда развязывает верёвку полностью, напрочь забыв, что омега-то резко может перестать быть шёлковым, хотя в таком состоянии слабо верится.       Старший выходит полностью переворачивает брата, сразу же прижимая его согнутые колени к животу, входит резко, навалившись сверху, и жадно любуется красным и заплаканным личиком Киса.       Мужчина целует в губы, нащупывая рукой чужую плоть, мягко обхватывает, надрачивая. Крышу сносит просто. Лайт проникает языком в рот, издающий такие соблазнительные звуки, шарит языком по клыкам, десне, надавливает на чужой язык, отчетливо ощущая вкус младшего. У Киса ядовитый рот, который не брезгует плеваться ядом в каждого прохожего хоть целые сутки, а Лайт не помер от отравления на месте — хорошо, быть внутри этого рта оказалось не опасно.       Альфа усмехается в поцелуй от своих мыслей, его рука не перестаёт надрачивать стоящий колом член, пока под пальцы второй не попадаются твёрдые сосочки.       Конечно, старший тут же принимается их ласкать, иногда щипая и оттягивая в сторону. Ноги брата сжимают его бока, дрожат от возбуждения, табуном ходящего по телу. Собственные ноги влажные от обильно стекающей смазки омеги, задница братика издаёт до неприличия пошлые хлюпающие звуки, которые улавливают его уши.       Лайт тяжело выдыхает в чужие губы, прижимается лбом ко лбу, совсем дико смотря на брата. Альфа стонет в чужие губы, чувствуя приближение разрядки. Он даже не думает выйти, позволяя узлу на члене набухнуть, сильнее распирая разгорячённые стенки прохода.       Безмерное любопытство Киса довело его до того, что сейчас он стонет и извивается под собственным братом, получая от этого неимоверное наслаждение, сквозь которое ощущается боль. Он и представить не мог, что драка сможет вылиться в такую взаимную страсть. От укусов у неко предательски дрожало тело, на каждое движение оно отзывалось волной удовольствия. Из глаз омеги текли слёзы, а сам он готов был кричать, цепляясь пальцами за широкие плечи. Неко чувствовал, как чёрный хвост касается его живота, щекочет, и не сдержался, перехватывая его рукой, слегка лаская. Кис касался крепкой груди, почти незаметно царапая от накатывающей страсти, тёрся носом об нос брата, позволив себе коснуться приоткрытых влажных губ Лайта языком, вовлекая его в новый поцелуй. Он беспорядочно водил руками по телу альфы, прижимаясь к нему. Узел доставлял дискомфорт, но неко слишком быстро привык к этим ощущениям, выгибаясь дугой. Воздуха ему совсем не хватало, голова кружилась от недостатка кислорода и жара, который исходил изнутри и сливался с жаром чужого тела. Кис уже не сдерживал вскрики, когда Лайт входил до упора, от чего сводило живот. Он был на самом пике разрядки, ощущая всё намного сильнее, чем с самого начала.       Старший часто напоминал, что главным инициатором всех драк был именно Кис, вот только светлые головы совесть не мучает, а потом это стало привычкой и на этот нюанс глаза закрылись. Точно, мелкий часто сам лез без причины. А сейчас он полез с поцелуем сам... Неко улыбается, думая, что в будущем было бы неплохо вместо новых синяков получать поцелуи, но чувствовалось, что мужчина сильно размечтался...       Коту стало трудно двигаться из-за узла, тот сковывал движения и замедлял, немного оттягивая разрядку. Лайт подхватывает Киса и садится на пол, утягивая брата за собой. Новый поцелуй вышел смазанный и влажный, но это отходило на второй план, когда такой яркий любовник так за тебя цепляется, яро впивается в губы и царапает, напоминая маленького игривого котёнка. Альфа хватается за волосы младшего, запрокидывая его голову назад, кусает подбородок, спускается мелкими поцелуями к шее, жадно втягивая запах.       Он серьёзно думает сделать Киса своим, может, даже официально, но это решится позже. Клыки вонзаются в основание шеи, немного ниже первой метки, затем мужчина зализывает ранку, балдея, как от валерьянки, от вкуса крови. Глухо стонет, отпуская светловолосого, снова впивается в приоткрытые губы, пока ладони беспорядочно шарят по спине омеги, иногда задерживаясь на ягодицах, чтобы помацать коготками и помочь насаживаться на член.       Кис закрыл глаза ранее, чтобы не видеть этих мельтешащих искорок на фоне мрачного помещения и темноты, которая накрывала его, но сейчас он решил посмотреть в фиолетовые глаза альфы. Такие одурманенные и красивые, завораживающие глаза. Кис и представить не мог, что сейчас его, обычно бледные, глаза стали яркими, голубыми, пусть и заплаканными. Он открыл их всего на секунду и снова закрыл. Сложно было сдержаться и омега медленно разорвал поцелуй, касаясь губами шеи альфы, целуя и задевая клыками, но не кусая. Кис внезапно выгибается, напрягаясь всем телом и кончая. Запах Лайта, его дрожащий голос, тяжёлое дыхание, вкус — всё сводило неко с ума.       Он дрожал всем телом, судорожно прижимая хвост к ногам Лайта, прижимался сам, держа альфу за шею и не желая отпускать. Он чувствовал давящую боль, которая сменялась томным наслаждением, а с губ омеги всё ещё срывалось тихое поскуливание. Он сжимал пояс брата ногами, поджимая пальцы ног и тяжело дыша.       Кис так сильно сжался внутри, что будущий император даже испугался, будто он лишится самого ценного в расцвете сил; прижимая неко к себе за талию, он расцеловывает лицо, вылизывает, чтобы успокоить. Правда, всё хорошо.       Альфа что-то шепчет в чужое ухо, что-то глупое и бессвязное, прикусывает мочку. Рычит. Падает спиной на пол с глухим стуком, надавливая руками на узкие бедра и насаживая по самое небалуй, прогибается в спине, изливаясь в нутро.       Лайт сбито дышит, смотря на обессиленного брата, сидящего у него на бёдрах. Его руки лениво сползают на липкий живот, размазывают сперму по коже, взгляд сиреневых глаз отстраненный, одурманенный безумным сексом. Узел ещё не спал, зато разум начал проясняться. Вот только неко не знал, что делать дальше. Поднимает руку над лицом, играясь с тягучей жижей на них.       — Эй, мелкий... — юркий язык показательно проходит между пальцев, слизывает сперму, старший гаденько усмехается, но это всё, на что его хватило. Рука сжимает локоть: кот заставляет Киса лечь на него, чтобы можно было обнять. — Подожди немного, пока я не смогу выйти. Потом отнесу тебя ванную, — голос усталый, хриплый. По телу раскатывается приятная слабость, альфа даже начал гладить неко по голове, почёсывая за ушками.       Кис заметил, что из раны на губе альфы снова течёт кровь. Или это новая рана, которую он оставил в порыве страсти?.. «Он что... В меня?..» — мысли сбивались в бессвязную кашу, но на смену приятному осадку пришёл холод, омега снова сник, продолжая молчать и прятать лицо. Старшему было как-то неловко от возникшей тишины: Кис молчал и сопел через влажный нос, мелко дрожа. Наверняка, ему стало холодно, альфе ведь хорошо — греется о брата, лёжа на подстилке. Кот водит хвостом по полу, раздумывая, кое-как нащупытает в стороне своё кимоно и накидывает его на омегу.       — Ты так устал, что не закатываешь истерику, или просто не хочешь? — хочется сказать, будто шутка, но оказалось вяло. Неко растирает голую спину, трётся щекой об голову младшего. Ну же, не молчи только, засранец.       — Когда будет церемония коронации, я её сорву, будь уверен. — Кис даже приподняться на трясущихся руках не мог, оставаясь лежать на месте. Он чувствовал, что узел спадает, но тот всё ещё слишком большой и давит на чувствительные стенки прохода. Неко начинает перебирать волосы брата, доставая из них заколку, которая особо не справилась со своей задачей. — И откуда в тебе столько сил, что ты даже в ванную меня отнести собрался?..       Мужчина смеется, переворачиваясь на бок, чтобы загребсти брата в объятия, целует в лоб.       — Да просто я не такая рухля, как некоторые. Мр, кто бы это мог быть?       — Понятия не имею, о ком ты говоришь, волосатый травонюх.       — Тц, так и знал, что ты, говнюк, обзываться начнешь.