Его хозяин

Роман бьет его по щеке, не сильно, но след все равно остается. Дин скалится, но послушно опускается на колени и старается не смотреть в глаза любовнику. Рэйнса устраивает все, что происходит меж ними, но непокорность Эмброуса иногда выбивает из колеи, как сейчас. Дрессура Дина заняла чуть больше года, и до сих пор Эмброус отказывается выполнять все указания своего альфы. — Ты сам выбрал. Ты сам согласился, — шепчет Рэйнс, запустив руку в кудри, сжимая с силой, вздергивая, чтобы приподнять лицо, чтобы заставить смотреть в свои глаза. — Ты будешь подчиняться. Он держит крепко, даже больно, второй рукой вновь ударяя наотмашь. Дин рычит сквозь зубы, рвется из сильного захвата, пытается подняться, но ему не дают. Он взбешен таким обращением, он хочет, чтобы было еще сильнее и понимает, что Роман в курсе. Дин вновь скалится в подобии улыбки. Он смотрит тяжело, слизывая кровь из разбитой губы. Ему хочется сказать все, что он думает про Рэйнса, но не смеет. Есть правила, которые он никогда не нарушит. Самое главное из них — не говори, пока альфа не разрешит. И да, Рэйнс прав, Дин сам подписался на это, сам захотел, разрешил, подарил себя. Эмброус не жалел. Он знал, что ему нужны дисциплина и хорошая дрессура. Прошлые его партнеры не могли сломить сопротивление Эмбруса, его строптивый характер, желание свободы и нежелание подчиняться. Удалось только Роману. Частично. Но Рэйнс не собирался опускать руки и бросать все на полпути. Он уже год дрессировал Эмброуса под себя и хотел добиться идеального результата. В федерации о них не знали. Может быть догадывался Сет, все же они работали очень тесно и также тесно общались за пределами ринга. Но даже если Роллинс и догадывался о сексуальной подоплеке отношений своих двух друзей, то об истинном положении вещей уж точно не знал. Роман хорошо помнил тот момент, когда все встало на свои места меж ним и Дином. Эмброус тогда много себе позволял говорить и делать выпады в адрес Рэйнса, и тот тихонько закипал. Его бесила эта наглость, самоуверенность, с которой Дин относился к нему, к Роману. Рэйнс понимал, что Дин делает все специально, провоцирует, только было непонятно, на что именно. И однажды Роман припер Эмброуса к стене. Он выкрутил ему руку назад, вдавил со всей силы, кажется ударяя лицом о крашеную, шероховатую поверхность, и яростно зарычал что-то на ухо. Досконально вспомнить свои слова Рэйнс бы не смог сейчас даже под дулом пистолета, но то, как среагировал на них Дин, горячей волной прокатилось по всему телу и ебануло прямо в пах. Эмброус после с жадностью вылизывал его член, обсасывая яйца, заглатывая тяжелый, горячий ствол. Он стонал и кричал, извиваясь в сильных руках, когда Рэйнс трахал его, все так же прижимая к стене, но уже спиной, держа на весу, подхватив под ягодицы. Он порол его тяжелым, армейским ремнем, оставляя багровые следы на заднице и бедрах, разрывая, иногда, кожу в кровь, и Эмброус был рад и доволен. Он счастливо улыбался после и лез обниматься, ластился, как большой кот. — Тебе нужна боль? — как-то спросил его Рэйнс, проводя своим ахуенным языком по самой кровавой ране на пояснице. — Мне нужно подчинение, — прошипел Дин. — Хочу альфу, чтобы мог остановить, если что, только взглядом. Роман притащил ему бумагу. Он сидел над ней не один час, но составил что-то наподобие договора. У Рэйнса покалывало кончики пальцев, когда Дин читал слова, что складывались в предложения, так Роману хотелось, чтобы Эмброус его подписал. Договор не имел юридической силы, он был только для них и о них, но Рэйнсу было важно, чтобы все то, что он хотел сотворить с Дином, было не только его больным желанием, но и желанием самого Эмброуса. Тот, сам того не желая, разбудил в Романе что-то такое темное, безжалостное, доминирующее по всем фронтам. Но, как иногда казалось Рэйнсу, может именно это Дин в нем с самого начала и разглядел. Всю ту мерзость, что заполняла душу Рэйнса, но спала, ожидая подходящего партнера. Эмброус читал договор и бледнел. Он кусал свои губы, вгрызаясь в них острыми зубами, раздирая в кровь, но даже не замечал этого. Он читал слово за словом и дыхание его сбивалось от возбуждения, потому что это было именно то, чего он так давно желал. — Тебе придется постараться, — рассмеялся он, ставя непонятную закорючку напротив своего имени. — Поверь мне, — улыбнулся Роман, аккуратно забирая из подрагивающих пальцев Дина бумагу. — Начнем? Эмброус кивнул. С этого дня понеслись долгие, утомительные вечера и ночи дрессировки. Роман учил своего строптивого любовника, что все его желания должны выполняться, а Дин смеялся ему в лицо и почти кричал, когда Рэйнс рвал его своим нехилым членом. Эмброус с замиранием сердца ждал новых попыток Романа приручить его, он желал их, и все больше привязывался к своему мучителю, которого он добровольно выбрал. Так проходили дни за днями, месяц за месяцем. Они расставались, но ненадолго, Рэйнс довольно скалился, когда они встречались после разлуки, и Дин льнул к нему, выполняя все желания, делая все то, о чем просил его любовник. Роман смотрел на Дина, гладил непослушные вихры, которые отросли так, что падали на глаза, и думал о том, что не удается, что тот сопротивляется, хотя видно, что самому по кайфу такие отношения. Роман смотрел и пытался убрать грустную улыбку со своего лица. Не помогало ничего, Дин не хотел, сопротивлялся, хоть и тянулся к нему. Рэйнс знал, что бывшие Эмброуса не смогли его удержать, подчинить, привязать к себе, чтобы тот, словно щенок, ходил за своим хозяином. Дин говорил, повторял, что хочет альфу, что хочет быть под тем, кто сможет подавить его деструктивную, для самого же себя, волю. И Роман терялся, каждый раз засыпал в сомнениях, получается ли у него или же в одно прекрасно утро он проснется, а рядом никого не будет. Они выходили на ринг вместе. Они смотрели на соперников, на Сета, что предал их по сценарию, кровь бурлила, адреналин не давал стоять на месте ровно. Бой был недолгим. Их разметало по разным концам ринга, они тянулись друг к другу ища поддержки и защиты. Дин улыбался и он был прекрасен в безумии этой улыбки. Роман словно обрел еще больше уверенности, что победа будет за ними, хотя было и так понятно, что они сегодня выиграют. И уже после, когда объявили их имена, а рефери за запястья поднял их руки, Роман обнял Дина на ринге и четко осознал, как именно оставить эту бешеную псину рядом с собой. Так кристально ясно стали видны ошибки прошлых дрессировщиков этого сумасшедшего. Прижимая Дина в душевой к кафельной стене, сцеловывая жаркие стоны и всхлипы, Роман прошептал: — Люблю тебя. Но Дин не ответил, и было непонятно — услышал он слова любовника за шумом воды или нет. Лишь после, спустя несколько дней, когда им вновь довелось разделить постель и Эмброус смог улизнуть с очередной пьянки, не спалив контору, Роман понял, что да, тот прекрасно его услышал. Не было больше нужды в ремнях, стягивающих руки, пощечин, что обжигали щеки и скулы, разодранной кожи на заднице и бедрах, искусанных в кровь губ, криков, наполненных болью и злых слез в глазах. Дин выполнял каждое желание Романа, самые безумные его фантазии и наслаждался этим. Хозяин получил самого преданного питомца, приручил его так, что тот буквально готов был есть с его рук. Дело осталось лишь за самым малым — не заскучать. Роман провел костяшками пальцев по щеке спящего Дина и улыбнулся. Да, не заскучать теперь самое важное.