Ground rule

Эти отношения не должны были стать чем-то большим, не должны были переступать импровизированные рамки, которые Зейн когда-то построил сам. Эти отношения должны были оставаться посредственными и немного скучными, но легкими для него. Они должны были быть такими, за которые легко уцепиться и в которых можно потеряться. И в то же время те, которые можно без сожалений отпустить и в дальнейшем не вспоминать. Зейн, если и заводил отношения, то всегда придерживался определенных правил. И их всех характеризовало одно, самое главное. И называлось оно легко и просто: «Не любить». Нет, он легко влюблялся, и если не до того, как отношения начинались, то во время уж точно. Малик всегда легко предугадывал, когда же придет это чуточку легкомысленное чувство, и если он думал, что оно не придет никогда, то к этому человеку он и не подступался. Только вот значения слов «любить» и «влюбляться» чересчур разные в его понимании, пусть для многих и обозначают одно и то же. И пусть он никогда не испытывал первое чувство ни к кому, кроме своих родителей и нескольких друзей, он знал, насколько пагубным оно может быть. Поэтому как только он начинал чувствовать нечто похожее к кому-либо, сразу же разрывал любые связи и впоследствии нисколько об этом не жалел, даже если ему и было поначалу сложно обходится без определенного человека. Но с Лиамом все было иначе. Лиам был другим человеком. Казалось, он воспринимал отношения так же, как и сам Зейн — легко и просто, но что-то не давало Зейну думать так на полном серьезе. Пейн был милым и немного домашним, но не до такой степени, чтобы это раздражало. Он был веселым, но не заставлял смеяться до хрипоты, скорее его юмор был мягким и ненавязчивым. Наверное, он весь состоял из этого простого слова. Ненавязчивый. С ним было удобно встречаться, удобно проводить время, удобно разговаривать, удобно смеяться. Но вот вскоре Зейн понял, что на этом «удобно» заканчиваются. С ним не было удобно не разговаривать больше двух часов. С ним не было удобно расходиться по разным дорогам. С ним не было удобно смотреть на других парней и девушек. С ним не было удобно прощаться. Как оказалось, на этом «не было удобно» тоже заканчивались. Разрывать с ним отношения было больно до дрожи в руках и до белой пелены перед глазами. Видеть понимающую улыбку на мягких губах, которые в свое время так правильно целовали его губы, было так отвратительно, что хотелось взреветь на весь квартал. Смотреть ему в спину было настолько ужасно, что хотелось умереть. И он умирал с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой и с каждой секундой. С каждым прожитым мгновением смысла в жизни оставалось так мало, что через неделю после их разрыва он собирал этот смысл по крупицам, пытаясь восстановить свою привычную жизнь и коря себя за то, что он полюбил. За то, что не смог предотвратить эту боль, не смог понять раньше, насколько же глубоко проник Лиам Пейн под его кожу, и насколько глубоко сам он утонул в его карих глазах. Он не хотел вспоминать ничего о том, что могло бы разбередить рану, которая и так не хотела затягиваться. Не хотел, но вспоминал. Вспоминал о тех месяцах, что провел он бок о бок с тем, кто стал ему столь дорогим. О тех минутах, что, вроде бы, ничем не отличались от минут, что он проводил в компании других людей, но в тоже время разница между ними была огромна. О тех чертовых мгновениях, когда счастье, которое Зейн и не осознавал, было разрушено. И разрушил его он сам, без чьей либо помощи. Когда же он начал жалеть о своем поступке, действительно жалеть, а не убиваться из-за своей глупости, которая позволила нарушить самое главное правило отношений, в его дверь позвонили. Он не хотел открывать, потому что единственное, что ему хотелось — это поскорее сдохнуть или хотя бы проспать ближайшие несколько дней. Но во второй, и в третий, и в четвертый раз позвонили столь решительно и навязчиво, что он просто закатил глаза, а затем поплелся открывать, будучи уверенный, что к нему в квартиру ломится Луи. Как только дверь распахнулась больше под напором слишком нетерпеливого человека, на порог шагнул Лиам, который был слишком непохожим на того Лиама, которого Зейн так хорошо знал и так сильно любил. — Да-да, я знаю, что ты скажешь. «Бла-бла-бла, мы расстались, мы не можем больше видеться, уходи…». А вот я не уйду, понял? Можешь говорить что угодно и сколько угодно, но отныне ты от меня ни на шаг. Можешь хоть сейчас вызывать полицию, мне плевать. И я буду рядом все время, пока ты не пришибешь меня чем-нибудь. Но даже в том случае я буду с тобой, буду следить за тобой призраком, я всегда буду рядом, — хрипло проговорил Лиам на одном дыхании. Все это было сказано таким решительным тоном, что было и смешно, и страшно одновременно. Но, несмотря на это, сердце Малика лишь громко радовалось, начиная биться о ребра, будто хотело выпрыгнуть прямо в руки стоящего напротив парня. Этот Лиам был полной противоположностью тем людям, с которыми Зейн заводил отношения, но в то же время был слишком на них похож. Этот Лиам не собирался отступать, этот Лиам не хотел отпускать его. И, скорее всего, именно Луи промыл ему мозги, зная, что Зейну с его тараканами в голове делать это уже поздно. Возможно, стоит поблагодарить его. И на этот раз уже на лице Зейна появилась понимающая и какая-то робкая улыбка, словно они поменялись местами. — Будь.