Еще раз про дружбу

- Ребят, еще дубль! – голос Лебедева разносится далеко по льду. – Олег, свободен! Меньшиков кивает сразу всем и уходит. Данила Козловский провожает его взглядом, опускает голову и сжимает клюшку до боли в руках. - Сломаешь сейчас, - Саша Лобанов толкает его в плечо, заставляя очнуться. - Что? – Данила вскидывает голову. - Клюшку сломаешь, говорю. Лобанов уже встает в нужную позицию, натягивая удобнее шлем. Данила вздыхает, собирается с мыслями. Ровно за две секунды до команды «начали» Сашка подмигивает. И Данила невольно улыбается. Съемки кончаются к вечеру. На выходе со льда Даню ловит девушка, ассистентка, кажется. - Данила, завтра снимаем сцену тренировки… пятьдесят шестая страница. - С Меньшиковым? – резко вскидывается Козловский. – Должны же были снимать со Светой Ивановой. - Поменялось. Вот, сообщаем тебе. И уходит, стуча каблучками, даже не подозревая насколько «радостную» новость она сейчас принесла. - Бля, - шипит Данила сквозь зубы, бредя до раздевалки. Переодевались все прямо там. И грим снимали, если был. - Чего ты такой злой? – Лобанов уже снова рядом. На ходу стирает салфеткой черный зуб. – Что плохого-то? - Да бесит он меня! – выдыхает Данила, стягивая шлем. – Меньшиков. Мне с ним играть неприятно. Саша вскидывает брови, тянет насмешливо: - Даа? А я видел, как ты на него смотришь, когда думаешь, что никто не видит. - Как?! – Козловский резко останавливается, перегораживая Лобанову проход. Тот, впрочем, ничуть не смущается, задумчиво отвечает: - Как на… кумира. Учителя. С восхищением. Данила сжимает зубы. - Что бы ты понимал… Разворачивается и бредет в сторону раздевалки. - Ну да, куда уж нам, - послушно кивает Лобанов. Обгоняет Даню и занимает дальний шкафчик. Даже стыдно становится. Сашка ведь прав. Почти. Козловский действительно ловил себя на том, что смотрит на Меньшикова с восхищением, обожанием. Но тихая, спокойная любовь к кумиру вдруг переросла во что-то большое. Или меньшее? В постыдное, пошлое и такое банальное желание. Стоило увидеть, как Меньшиков кусает губы, пьет кофе, даже просто стучит пальцами по бортику – все, возбуждение гарантировано. И избавиться от него, думая о всяких там крысах, не получалось. Потому что крысы в воображении. А живой, реальный, пахнущий каким-то цитрусовым запахом Меньшиков – вот он, здесь. И все это и пугало, и злило одновременно. На следующий день пришлось врать Лебедеву. Шептать, что он болен, но никому говорить не хочет. Просто перерывы почаще, если это возможно. Лебедев согласился, за что Данила ему был безумно благодарен. Только Сашка Лобанов как-то подозрительно смотрел каждый раз. К концу съемок Даниле уже не хотелось ни ругаться, ни злиться на кого-то. Только домой, подальше от Меньшикова. Он долго сидел на скамейке, пытаясь собраться с силами. Рядом как-то незаметно возник Лобанов. - Дань, у меня предложение. Давай вечером посидим где-нибудь. Выпьем, расслабимся. - Сашка, - Козловский устало фыркает. – Что за внезапные порывы? - Да просто вижу, что ты убитый какой-то. Как неживой весь день. Надо отдохнуть. Данила резко хмурится, смотрит раздраженно. - Сань, ты ничего не перепутал? Все, съемки закончились. Больше не надо изображать моего лучшего друга. Выйди из образа. - Козловский, ты охуевший! – Лобанов резко поднимается. – Я же вижу, что ты маешься. Помочь хочу. А ты… придурок. Да иди ты. Он уходит быстро. Данилу снова гложет совесть. И гложет все сильнее и сильнее. А во втором часу ночи, когда Козловский никак не может уснуть, он роется в контактах телефона. Нажимает на нужный номер почти в страхе. - Да? – голос хриплый. - Саш, это я, - как глупо-то. – Узнал? - Козловский? Какого хрена? Тебе чего? Данила жмурится, просит тихо: - Саш, помоги, а? Мне поговорить даже не с кем… Пауза такая длинная, что он уже хочет бросить трубку. - Адрес говори, - бросает Лобанов. И его в этот момент хочется на руках носить. Он действительно приехал. С бутылкой. Так странно было увидеть Сашку у себя на пороге. В обычной кожаной куртке, с белым пакетом какого-то магазина. - Ты где алкоголь-то купил? Закрыто ж все уже. - Где надо, там купил. Лобанов скидывает куртку уже. На кухне Данила долго режет колбасу, сыр. Потом болтает о какой-то ерунде. Долго болтает, пока Сашка не вздыхает тяжело. - Данил, ты о Меньшикове хотел поговорить? - С чего ты взял? – резко бросает Козловский. - Так, я щас пойду тогда, ага? Если ты снова собрался изображать из себя хладнокровного мачо. - Нет, не собрался, - Даня тянется к очередной рюмке, выпивает, закусывает. – Я не знаю, с чего начать. - Данил, ты как девчонка. Начни с главного. - Вот именно, как девчонка. Он вздыхает, произносит тихо: - Я за ним едва не бегаю, как поклонница. Черт, Сань, я на него смотреть нормально не могу. Я не думал, что он такой… охуенный, - Козловский прячет взгляд. – Сашк, у меня на него стоит. - Ууу, понятно все, - Лобанов отвечает совершенно буднично. Сам выпивает рюмку, морщится, продолжает спокойно. – Данил, да ты втрескался. - Я? В мужика? Лобанов, я тебе зуб выбью. Будешь Гуся без грима играть. - Да пошел ты, - беззлобно отзывается Сашка. – Я ж серьезно. А ты чего, только по девочкам? - Вообще-то да, - удивленно отзывается Даня. – А непохоже было? Лобанов ржет в голос: - Честно говоря, не особо. Если, конечно, замечать, как ты на Олег Евгеньевича смотришь. А знаешь, какие у нас в театре про него слухи ходят? Я-то, конечно, свечку не держал, но оно ж видно. - То есть ты думаешь, что он… - Да я почти уверен. Дань, слушай, - Сашка наклоняется ближе. – А тебе вот, ну, не противно думать об этом? - О чем? - удивление совершенно искреннее. - Да о сексе с Меньшиковым. - Тьфу, да ну тебя. - Не, я ж серьезно. Ты представь. И подумай, как оно тебе. - Лобанов, я тебе щас так представлю. Будешь один на кухне пить, а я в душ. Сашка только снова ржет. Даже икает уже, кажется. - Я тебе и так скажу, что не противно. Наоборот даже. - О, Данил, так ты рискни! Подкати к нему. Ты ж у нас парень видный и все такое… Преспект.. пересп… пер-спек-тив-ный. Во! И просто красавец. - Ага. Спортсмен, комсомолец… - Во-во! Они чокаются. Данила долго молчит, спрашивает, наконец: - Сань, а если он меня пошлет? - А если не пошлет? - А если да? - А если нет? - Советы у тебя хреновые. - Советы у меня нормальные. Это у тебя мозги не на месте. Они выпивают еще по рюмке. Молчат. Потом Данила медленно поворачивает голову, смотрит на Сашку. - Лобанов. Ты мне друг? - Друг. - Тогда поехали. К нему. Прямо сейчас. Если бы Козловский соображал чуть более, чем ничего, он бы понял, что Сашка действительно классный друг, потому что ловить такси в таком состоянии может только друг. И полчаса искать в записной книжке телефон того парня, который знает адрес Меньшикова. А потом еще столько же уговаривать его этим адресом поделиться. Ну точно – только друг. А потом они вместе стоят у двери в квартиру Олега, долго звонят, пока дверь не распахивается, едва не сшибив Сашку. Тот каким-то чудом успевает отшатнуться. Меньшиков стоит на пороге в темном халате, хмурится. - Какого черта вам тут надо? - Здрасьте, Олег Евгеньевич! – радостно здоровается Данила, цепляясь за косяк и за Лобанова одновременно. – А я к вам пришел. Я пришел сказать, что я вас люблю. Очень-очень. Правда-правда. - Больные оба, - Меньшиков чуть сторонится, пропуская парней внутрь, не хватало на площадке торчать. – Вы чего так надрались? - У нас повод был! – тут же вступается за друга Сашка. – Вы слышали? Данька вас любит! Только это секрет. Тссс… Он прикладывает палец к губам, шикает пьяно. Олег морщится. - Так. Понятно. Меньшиков хватает Сашку за шиворот. - Эй, вы куда? – окликает Данила, но не успевает за ним. Олег затаскивает Лобанова в ванную, нагибает под кран, включает холодную воду, держит крепко, приговаривая: - Пьянь. Любят они. Друзья хреновы. Убью завтра обоих. Сашка что-то пытается сказать, дергается. Меньшиков отпускает его не сразу. И то не дает упасть, накидывает на голову полотенце, почти тащит до гостиной. - Здоровые парни, где ж я на вас силы-то наберусь. Он роняет Лобанова на диван, стягивает куртку, ботинки, отставляет все в сторону. Сашка уже сжимается на диване, обнимая подушку. Зевает сонно. Меньшиков качает головой, накидывает теплое покрывало. Возвращается в прихожую. Данила стоит, прислонившись спиной к стене. И видно, что стоит с трудом. И до ванной он идет почти сам. Только под краном приходится подержать. И ругается Козловский громко, чистым матом. А вот потом вырывается, садится прямо на пол, вытирая волосы полотенцем. Смотрит в одну точку. - Эй, Данила, ты живой? - Живой, - бурчит Козловский. – И почти трезвый. - Это потрясающе, я безумно рад. А теперь подними свою задницу и марш из моей квартиры, чтобы я тебя не видел больше здесь. И дружка своего забери. Данила кивает, поднимается. А потом разворачивается лицом к Олегу и говорит твердо: - Я правда вас люблю. Если бы я сегодня не приехал, я бы вам завтра сказал. Или послезавтра. Я вас люблю. Я от вас на площадке-то бегаю, потому что смотреть спокойно не могу. Олег Евгеньевич… Он подается вперед, замирает неловко. Меньшиков смотрит молча, ошарашено. И голос трезвый, и взгляд чистый. Но поверить – невозможно же. - Дань, ты сегодня точно перепил. - Да я ж трезвый уже почти! Вы же видите. Он еще пару мгновений стоит рядом. А потом вдруг шагает ближе, обнимает крепко, до боли сжимая пальцы на плечах. И целует так, что воздух вышибает из легких. Привкус горьковатый, до противного знакомый, но это не мешает, не отвлекает. Целуется Данила так, что Меньшиков даже не пытается отстраниться, мыслей таких не появляется. Он только вдруг ощущает спиной кафельную плитку ванной, а у бедра уже чувствуется Данино возбуждение. И сопротивляться этому мальчишке решительно невозможно. - В спальню, - только и шипит Олег, вцепляясь ему в волосы. Они сшибают, кажется, все углы, пока доходят до нужной комнаты. И кровать протестующе скрипит, когда они падают на нее вместе. И это много лучше, чем можно было себе представить. Обжигающе, резко. Сумасшествие на грани неверия. - Не торопись, - шепчет Олег. И Данила замедляется. Тонет в этих объятиях, поцелуях. Сходит с ума от осознания, что это действительно происходит, что ему – можно. Ему позволили. Но страха нет. Есть восхищение, обожание. И неверие. Жаркое дыхание Олега, цитрусовый запах и сильные пальцы на плечах. А потом они лежат, обнявшись, как супруги. Данила перебирает темные прядки, вдыхает аромат. Голова кружится, в висках стучит. А с губ почему-то срывается дурацкий вопрос: - Получается, ты сейчас изменил жене? Он не знает, почему спрашивает. Меньшиков не знает, почему отвечает: - Мы с ней никогда не спали, - и улыбается слабо. – Скажи спасибо Насте, что сегодня она решила вдруг отправиться на дачу. Данила улыбается: - Скажи спасибо Сашке, что он меня сюда притащил. Он утыкается носом в темную макушку. И почти сразу засыпает. И Олег во сне прижимается ближе, греясь и грея. А в гостиной мирно храпит Сашка Лобанов, не подозревая, что Олег Меньшиков теперь задолжал ему «спасибо».