Часть 1
26 мая 2015 г. в 22:28
Птицы не перестали петь. Реки не высохли. Звёзды не переговаривались тайком от тебя на языке жестов, пока вселенная вращалась шире и шире вокруг чёрных дыр, которые когда-то протягивали тебе в шершавых ладонях свет.
Кто-то заменял лампочки над твоей головой, верно, начитавшись Экзюпери, когда ты сам копался в библейских закладках под гитарный звон Саймон и Гарфанкел и тихо, но с отчётливым ядом сопел на новую фотографию Джокера в нелепых татуировках, про которого министерство Культуры и Всеобязательной Высокодуховности выпускает фильм в ближайшем нелинейном будущем.
Где теперь эта фотография? Кто отнял весь твой свет у тебя? Ты бы набрал горячую линию Секретной Государственной Организации послушать гипнотический медвежий рёв, спаянный с органом, который успокоил бы тебя голосом твоего учителя младших классов: «Всё в полном порядке, Дейл, всё так, как должно быть, приятель, вселенная до сих пор плевать хотела, существуешь ты или нет, но не мы, о-о-о! только не мы. Мы всё ещё не научились фальсифицировать твой избирательный бюллетень, конечно ты нам нужен». Но ты заботливо раскладываешь травяной чай по периметру пентаграммы, перекраиваешь ладонь купленным в телемагазине за 1.99 долларов ножом-реликвией, который передаётся в твоей семье из поколения в поколение, как все генетические болезни, начинаешь скрежетать зубами по образу и подобию разбивающегося лобового стекла: «Дыр бул щыл убеш щур», — и никто не подходит к трубке, не слетается, как акула, на твою кровь. Трафик, видимо. Видимо, уже научились фальсифицировать.
Ты выходишь на улицу, щуришься, пытаясь вспомнить, по какому расписанию должно вставать и падать солнце и законно ли оно вообще, щуришься, потому что ещё в детском саду тебя так учили провожать с каждой секундой утекающий из твоей нынешней галактики естественный свет.
Вокруг тебя везде выползают из-под песка поэты, которые, взвиваясь на деревья, проглатывают птиц, потому что каждую среду в полдень они в общеобязательном порядке должны инсценировать метафору змей. Раньше они всегда были слепы — поэты, не змеи, — потому что рекламный слоган Первой Световой Компании: «Можешь нащупать бритву в темноте ванной, полной кромешных воплей о спасении и новом рулоне бумаги, Дейв? — экономь электричество! Обладаешь скальпелем и огнестрельной раной и/или/но не профессиональными навыками хирурга? — экономь электричество! Экономь электричество. Оно твой единственный, последний источник тепла в этом трупно закостеневающем мире, где быстрее человеческого милосердия тебя может согреть только Джомолунгма». А так поэтам ничего не надо, кроме бумаги и великих страданий, поэтому их нельзя запретить, но на них можно хорошенько сэкономить.
Но теперь электричество кануло в Лету, как обещали, (слуховой аппарат, уше)раздирающе ревели в агонии и задыхались от миротворческого газа совершенно точно незаконные враги общества (налог на мысли о них — пять биткоинов), так что поэты, шипя и морщась, заостряют в четверг свои львиные уши и оглядываются по сторонам с таким восторгом, будто им больно.
«Опять будут для поэм доноров крови побирушничать, правозащитник меня подери», — заунывно говорит с периферии твоего ужаса перед существованием пресловутый фермер Джон Питерс, закатывая рукава, чтобы прикурить.
Голос с общественного радио поддакивает, а твои наушники остались где-то вне поля твоего зрения, следовательно, они несущественны, следовательно, голоса нет. Электричества тоже нет. Есть ли у голоса рубильник? Ты не знаешь. Твоё знание нерелевантно и отчётливо пахнет сливочным сыром.
Солнце продолжает лежать, возможно, незаконно; где-то на заднем плане, почти как декорации, надев таблички с надписью «Я дерево», стоят леса секретных агентов Секретной Государственной Организации и изредка бросают в рации нечленораздельные мгммммм, йесмэм и кххххххххххххххххх.
Поэты пропускают пятницу. Всё сообщество пропускает пятницу, потому что пятница не была предусмотрена расписанием. Суббота обижена на потерю птиц, и поэтам приходится прихрамывать на ветки и начинать скулить, демонстрируя своё превосходное владение приёмом аллегории.
Суббота смягчается, а свет — нет.
Ты (вместе с пресловутым фермером Джоном Питерсом, вместе с каждым незаменимым наделённым правом голоса совершеннолетним членом сообщества) смотришь в чёрную дыру в сердце солнца, пытаясь рассчитать, когда она, наконец, хотя бы из вежливости посмотрит в ответ. Чёрная дыра, пожав плечами, говорит: «Пич, попитайте някой друг, аз не съм в дейността».
Болгарка Десислава Христова переводит это как «не знаю». Десислава говорит от лица как себя, так и чёрной дыры, поскольку она пила и не говорит по-болгарски.
Деревья на заднем плане, тихо шелестя, неспешно и саблезубо относят болгарку в чёрный автомобиль за нарушение закона о хранении и распространении информации о чёрных дырах. Сообщество не обращает внимания, потому что за три дня оно ослепло от естественного света и хочет компенсацию, прописанную в городском общественном соннике.
«Тихо… Тихо… Ш-ш-ш…» — улыбаются подчёркнуто несекретные агенты зеркальными улыбками нечеловеческих размеров.
Ты не видишь в них себя. Не из-за света.
Подчёркнуто несекретные агенты показывают пальцами на зажжённые огнями окна домов. В прямом смысле. Дома горят, отовсюду разливаются треск, скулёж поэтов, крики агонии и закончившихся или сгоревших рулонов бумаги, недовольно-сочувственное цоканье языком общественного радио.
«Пора, — улыбаются подчёркнуто несекретные агенты зеркальными улыбками нечеловеческих размеров, — пора идти домой».
Где-то за искусственным светом чёрная дыра по-болгарски говорит: «Не знаю», — когда солнце искусственным жестовым языком спрашивает что-то, что совершенно точно запрещено законом.