Можно легко утонуть в льдинках

Он берет первый аккорд, который звучит как-то невыносимо-печально. Глаза у Кастиэля карие, а в полумраке комнаты, там, где больше никого, кроме них, нет, кажутся двумя искрами - будто светятся при малейшем мимолетном взгляде на гитару; да так ярко, что даже для ярого поклонника музыки это выглядит до ужаса неприличным. А ему так комфортно: болезнь можно скрыть за любовью к музыке. Сегодня играть не хочется, до такой степени, что тошно становится. В голове даже зародилась мысль единственную (по-настоящему) любимую вещь выбросить в окно, чтобы она разбилась к чертовой матери. Но стоит посмотреть напротив, и пальцы самовольно скользят по струнам... Странный, подобный жалобному писку, второй аккорд оглушает так, что Кас и его спутница вздрагивают. В комнате наступает звенящая тишина. Кастиэль глубоко вздыхает, встречаясь своими глазами-искрами с недоуменным взглядом. Он, оставив инструмент на коленях, устало прикрывает глаза и потирает переносицу, думая: насколько глубоким может быть взгляд?.. И правда ведь, у Кристы глаза такие - не сапфировые и не голубые, но будто ненастоящие: светлые и яркие, подобные замерзшему морю... Две льдинки, в которых можно утонуть - да таких глаз в природе не существует! Гитарист всматривается в них, неподвижно замерев и не моргая, и даже, кажется, не дыша. Его-то глаза уже болят от напряжения, да еще и от сухости, но в тех, что напротив, он продолжает выискивать что-то, будто ответ на вопрос ищет, но ничего, кроме безразличия, не видит... - От моего взгляда, наверное, замерзнуть можно... - негромко говорит она, девочка-льдинка. Склонила голову на бок, чуть улыбнулась, но взгляд все тот же, глубокий, завораживающий. Вот только не меняется. Девочка-куколка. Волосы у нее длинные, чуть вьются, иссиня-черные, отчего глазки могут казаться иногда бесцветными почти. Сама хрупкая очень, какая-то болезненно-худенькая... Кастиэль до конца не понимал, зачем Криста просится к нему, сидит часами напротив и слушает его игру, молча, внимательно. Почему он не в силах отказать? Да кто она вообще такая, как смеет нарушать его покой, не выходя из головы днем и ночью?!. Молочно-белой кожи хочется коснуться, чтобы подушечками пальцев ощутить, настолько ли она хороша, как кажется, и Кас протягивает руку, осторожно дотрагиваясь до тонкого запястья, с несвойственной ему аккуратностью перемещая ладонь выше. И правда, словно в шелк облачена, девочка-кукла. Плечо одернула, будто обожглась, но продолжила сидеть на месте, тоже приглядываясь. Уголки губ приподняла, подалась чуть вперед, заставив Кастиэля вздрогнуть... "А взгляд не только глубокий, он, на самом деле, еще и тонкой иглой проникает во все клетки тела, до глубины души аж..." До мурашек по коже... - Если от моего взгляда и правда холодно становится, - дрожащим голосом с грустной улыбкой, - надеюсь, что ты давно замерз. Кастиэль, не в силах устоять, обнимает рукой тонкую талию, притягивает Кристу к себе, настолько близко, насколько возможно. Целует в губы, мягко, но настойчиво, требуя ответа. Она обнимает, робко обвивая руки вокруг его шеи, позволяя уложить на мягкую кровать и исследовать хрупкое тело. Обоим было странно: Кастиэлю дарить невесомые поцелуи и соблюдать осторожность, будто в его власти не девушка, а что-то, что легко безвозвратно сломать при неосторожности, Кристе - чувствовать чужие прикосновения, пусть ласковые, но непривычные. Утром Кастиэлю хочется курить. Курить много, до хрипоты. До тех пор, пока девочка-льдинка не растает, вместе с растворившимся в первых лучах утреннего солнца сном. Теперь он, наконец, понял, что больше не болен. Девочка-куколка делит с ним целый мир...