Фантазия

С недавних пор Реджинальда Дживса неотступно преследует одна фантазия. Не из разряда тех, что он обычно проигрывает в голове, одержимый тягой, перед которой пасуют даже самые стойкие, – тягой к самоудовлетворению; подобного рода грез у него множество и они отличаются большим разнообразием – объединяет их только присутствие мистера Вустера в неглиже, зовущего Дживса по имени. Эти фантазии до поры до времени хранятся под спудом – Дживс прибегает к их помощи, лишь когда известная тоска окончательно берет над ним верх; при свете дня он легко о них забывает. Но вот одна греза никак не желает подчиняться его воле – она всплывает в голове Дживса самым непрошеным образом и гораздо чаще, чем ему бы того хотелось. Она смущает его разум, когда он готовит обед, прибирается в комнатах... (...и когда уже почти засыпает...) ...и когда прислуживает хозяину. Уже не раз и не два она становилась причиной заминки в разговоре, краткого умолчания в его речи, почти заметной паузы перед необходимым обращением – «сэр». «Сэр» необходим, в первую очередь, ему самому – мистер Вустер много раз намекал, да и говорил открыто, что предпочел бы слышать этот титул пореже. Но Дживсу он нужен как воздух – поскольку не дает забыть, что фантазия, которая испытывает его терпение, есть лишь фантазия, не более. Отбросит он этот словесный костыль – и грань между тем, что имеется у него сейчас, и тем, чего не будет никогда, истончится до предела, а мечта о несбыточном изведет его напрочь. Собственно, о фантазии. Начало ее практически неотличимо от большинства вечеров, что они проводят вдвоем: мистер Вустер располагается в кресле, Дживс – напротив; оба поглощены чтением (Дживс – «Избранными трудами» Спинозы, Берти – очередным бульварным детективом). Спустя какое-то время Дживс закрывает книгу и ставит ее на полку, выражая молчаливое намерение отправиться на покой. Несколько секунд он мнется, не решаясь покидать приятную компанию и тревожить хрустальный шар домашнего уюта, – но в конце концов спрашивает: «Пока я не лег... может быть, еще что-то?» «Нет-нет, ничего не надо. Я тоже скоро пойду, только дочитаю главу – очень уж любопытно, что за птица этот мистер Риканелли. С таким имечком только и заделаться Серебряным Шилом – но тут разве угадаешь, – мистер Вустер приподнимает брови, – и в этом-то вся соль». Вот тогда Дживс неторопливо подходит к мистеру Вустеру и, положив руку на спинку его кресла, говорит: «Ну, будь по-твоему. Спокойной ночи, Берти», – затем мягко берет молодого человека за подбородок и целует в губы. Мистер Вустер закрывает книгу (нужную страницу заложив пальцем), свободной рукой обнимает Дживса за шею и привлекает его к себе, стараясь подольше растянуть поцелуй. Через мгновение они размыкают объятия. В том, что сейчас было, нет ни капли голода или страстного отчаяния; это тихая, привычная ласка – разумеется, излишне нежная для дружеской, но и без печати едва скрываемого вожделения. Берти говорит, улыбаясь: «Ты ложись, Реджинальд, я приду через минутку». Порой, когда выдержка ненадолго изменяет Дживсу, в словах Берти появляется соответствующий обстановке выразительный намек. Но в большинстве случаев Реджинальду довольно и такого финала – когда теплое белокурое создание в пижаме наконец пристраивается у него под боком и кладет сонную голову ему на грудь. Эта фантазия настолько мила, что у Дживса просто не хватает духу с ней расстаться. Он понятия не имеет, станет ли она когда-нибудь явью, – вернее, когда станет, оговаривается его внутренний голос, в котором все чаще проблескивает надежда. И тем не менее, пока в действительности ничего подобного нет, уж лучше Дживс будет придерживаться обращения «сэр» – этого неслышного присловья, благодаря которому камердинера невозможно перепутать с любовником. fin