Play

Странности в ней его малость бесят, чуток раздражают и совсем каплю выводят из себя. Она трясёт своими коротко стрижеными волосами, поднимая струны гитары и опуская их с громким звуком. Бэеенг. Она закусывает губу, прерывисто выдыхая, и прикрывает глаза, покачиваясь в такт ритму, стучит ноготками по красной поверхности и ударяет ладонями по бокам. Этот ритм подхватывает её, уносит, и Бон-Бон с вызовом смотрит на Бонни из-под опущенных ресниц, тяжело дыша. Он закатывает глаза. Вот идиотка. Странности в ней зашкаливают, бьют счётчики, ломают стены. Она улыбается, довольно, убирая липкую чёлку со взмокшего от жары лба, и вытирает губы. Её глаза говорят слова за неё. «А ты смог бы так?» Она слишком собой довольна, и тяжёлое дыхание вырывается из гортани, пробегаясь по пальцам, утешая своих хозяев. Её пальцы. И губы. И расплавленные ладони – всё. Только Бон-Бон всё неспокойно. И он улыбается, хитро, нагло, издеваясь, должно быть, и тихо шепчет: – И-ди-от-ка, – заставляя её читать по губам. И ей не нравится это. Он пробегается пальцами по режущим тонкую кожу струнам, выдыхая, вспоминая, когда эта гитара была ещё его, как звук уносил его дальше, и играет, закрыв глаза, расслабленно ухмыляясь, и его опущенные веки чувствуют на себе её жар. Бонни слишком много знает об этой гитаре. Он прекращает и ловит её пронзающий взгляд глазами. Потому что она тоже слишком много знает о нём.