Смысл жизни...

Мороз щипал за щеки, а я, облокотившись на какую-то бетонную поверхность, наблюдала за тем, как мой лучший друг Жека или Женек, кому как удобно, вырисовывал на стене старого пятиэтажного дома новое граффити. На этот раз друг нарисовал Мерлин Монро в косухе и с пистолетом. Определенно, рисунки Женька были достойны высшей похвалы с моей стороны. Портрет был почти закончен. Напоследок он встряхнул баллончик с черной краской, который я, как и все остальные цвета, притащила в своем рюкзаке, и чуть ниже рисунка поставил свою роспись. Роспись, как в паспорте, обозначала, что рисунок рисовал именно он, а никто другой. — Отлично сработано, — похвалила я друга и, подойдя к раскрытой сумке, где лежали краски, взяла красный баллончик и, встав чуть подальше от Жени, начала выводить всякие загогулины. — Гордеева, я тебя умоляю, брось ты эти свои ментовские замашки! — серьёзно попросил друг. Женя один из немногих, кто знал, что мой отец был генералом полиции. Папулечка много раз застукивал меня за незаконной порчей городского имущества, но ничего поделать с собой я не могла. После того, как папа, он же Федор Михайлович, оборвал мою мечту об эстраде и пении, я нашла успокоение в рисунках и граффити. Рисуя на стенах какого-либо дома, я делилась с горожанами своими талантами. В основном, все мои рисунки выглядели депрессивно. Вот и сейчас из-под моей руки на стене дома появлялся ярко-красный череп. Недолго думая, я подправила его зеленой краской, а вслед за зелёной пошла черная. И, в итоге, рядом с прекраснейшей Мерлин Монро появляется неадекватный череп, который получился сам собой. — Как всегда неадекватно и коряво, — вынесла вердикт рядом стоящая девушка, широко улыбаясь. Её звали Света. Шатенка среднего роста с веснушками, которые чуть подпортили её физиономию. Мы часто вместе убегали от облав полицейских потому, что жили в соседних домах. На её замечание я лишь пожала плечами. — Нормально все у неё! — заступила за меня Жека. Я усмехнулась. Только за то, что он меня защищает, уже люблю, естественно, как друга. — Она права, — хмыкнула я. — Сегодня настроение не к черту. Папочка должен к ужину заглянуть, — объяснила я своё не совсем нормальное творчество. Светка недоброжелательно покосилась на Женьку и отвернулась к своему рисунку. У неё выходил отличный букет роз. Я огляделась по сторонам. Каждый здесь рисовал то, что хотел, и никто здесь никого не судил. У кого-то выходили такие же корявые и неадекватные рисунки, как у меня. У кого-то получались произведения искусства, как у Жеки. А кто-то в душе романтик и пришёл нарисовать на стенах свои мечты. Вон, к примеру, парень, стоящий чуть подальше от нас, рисовал феррари и полуголую цыпочку рядом. И никто его за это осудить не мог потому, что получалось у него, хоть и пафосно, но красиво. — Ну, что, пошли домой? — собирая мой рюкзачок с красками, поинтересовался Жека. — Да, сейчас идём, — сказала я. Запихнула в сумку баллончики, которыми пользовалась, стянула перчатки, которые случайно заляпала в краске, и кивнула другу, мол, «можем идти». Я попрощалась со Светкой, парочкой других друзей, и мы были готовы отчалить от места порчи имущества, когда мой слух уловил еле различимый среди разговоров ребят вой полицейской сирены. — Слышишь? — останавливая Женю рукой, спросила я. На несколько секунд его взгляд стал задумчивым, он прислушивался. Но тут же его лицо выразило беспокойство. — Копы! — кивнула я в подтверждение его догадок. Мы быстро начали возвращаться к пятиэтажке. — Ребят! — будучи от всех художников в десяти метрах закричала я. — Там копы! — крикнула я и указала в сторону, откуда доносился звук. Пару секунд до всех доходило, о чем я говорила, а потом все быстро схватили баллончики с красками и ринулись в противоположную сторону от копов. Я, задыхаясь, бежала вслед за Женей. Да, с физкультурой я никогда не дружила, но тут приходиться спасать свою попочку почти ежедневно, чтобы не вляпаться в лишние проблемы с отцом, ведь «не пойман — не вор». Мы пробежали пару кварталов. До моего дома оставалось всего каких-то полтора квартала, и я умоляла свои легкие, чтобы те нормально поглощали кислород. Первый поворот. Второй перекрёсток. Третий поворот. До моего родного подъезда оставалось всего ничего, лишь перебежать улицу. Женьку я уже давно потеряла в толпе, зато со мной рядом были другие ребята. Мы забегаем в мой двор и останавливаемся передышать, потому что навряд ли копы ринуться сюда. Как мне показалось, они отстали ещё в первом квартале, где мы разделились по группам. — Мои легкие! — заныли мы в унисон со Светкой и облокотились на стену дома. Но долго ныть нам не дали. Тут же мы с ней закрыли рты и начали прислушиваться к суете почти ночного города. Наша компания вела себе тихо, как я думала, пока не услышала чей-то смех. Я недоуменным взглядом обвела всех присутствующих, как бы говоря «Совсем дебилы? Какого „х“ смеетесь?». Но все из наших молчали, а смех все продолжался с каждым разом с новой силой. Я повернула голову чуть вправо и заметила эпицентр моей раздражительности. Небольшая компания из четырех парней и трех девушек. Я быстро нашла взглядом, мешающий мне объект. — Блять! — выругалась я. И оставив свою сумку с красками на попечение Светке отправилась к волновавшему меня объекту. — Парень! — окликнула я его, но тот даже не повернулся. — Черт! — ещё раз себе под нос выругалась я. — Тот, что в синей куртке, — пояснила я. — Не уделишь пару секунд своего драгоценного внимания мне? — спросила я, когда парень все-таки обернулся. — Поклонницы даже здесь достают тебя! — загоготал другой парень. Чуть пониже моего «объекта». Видимо, разница в возрасте у них была года в два или три. — Не знаю, как там другие девчонки, а я бы на такого никогда в жизни не запала! — отпарировала я парню приблизительно моего возраста. — А ты, покоритель подростковых сердец, веди себя по скромнее и хохот свой умерь. В отличие от тебя у некоторых тут серьёзные проблемы, — сказала я с долей сарказма. — Это у тебя-то серьёзные проблемы? — недоверчиво поинтересовалась одна из девушек. Волосы от корней темного оттенка, зато примерно от середины она блондинка. — Представляешь, у кого-то есть выбор в жизни посерьезнее, чем какие шмотки сегодня напялить на свои силиконовые выпуклости! — нагрубила я. Один из парней поддержал меня усмешкой. — Ты вообще в курсе с кем разговариваешь?! — негодующе воскликнула та же девушка. — Конечно, — кивнула я. — В разговор со мной вступила барби, — невозмутимо ответила я ей. — Сучка, — зло прошипела она. — Миш, успокойся. Девочка просто слишком дерзкая! Ей вежливости поучиться надо, — выразительно глядя на меня порекомендовал «ржущий конь». — Конечно, невоспитанная, — закатила я глаза к небу. — Вся в тебя, лапусь, — кивнула я парню. — А теперь закройте свои милые надувные ротики, я пойду дальше по своим делам, — сказала я и, развернувшись, начала уходить под нескромный ржач парней и злые фырки дам. — Вежливости научись! — крикнула мне вдогонку, как я уже узнала, девушка с мужским именем Михаил. — От невежливой слышу! — крикнула я, даже не обернувшись. — В следующий раз, прежде чем грубить, выясни, с кем разговариваешь! — кричал мне вдогонку единственный парень, что поддержал других смехом, кажется, именно его я просила закрыть свои очаровательные пухленькие губки. От дальнейшей перепалки с жертвами операционного стола недоделанных хирургов, меня спас неожиданный окрик: — Копы! — паника заиграла во мне с новой силой. Даже не удосужившись забрать рюкзак у Светки, я ринулась к своему подъезду. Мне оставалось каких-то пять гребанных метров до спасительной двери, когда во двор въехала полицейская машина. Моя тушенька бросилась к балкону квартиры номер 36 и в одно мгновения я перепрыгнула ограду, садясь на прохладный пол. Балконная ограда отлично скрывала меня от глаз копов. Прошло минут пятнадцать. Я все ещё сидела тихо, хотя машина, судя по звукам, проехала ещё пять минут назад. Я не спешила вылезать отсюда. Лучше лишние пол часика посижу, зато не поймают. Вдруг на меня упала чья-то тень помимо фонарного столба. В следующий момент дернулся железный поручень, и кто-то залез ко мне на балкон. Глаз даже не подняла, потому что боялась увидеть полицая. Но все же любопытство взяло верх, когда рядом стоящий челок так и не заговорил. Рядом со мной стоял парень, приблизительно мой одногодка. Это тот, который привлек моё внимание вторым. — Чего надо? — прошептала я. Да, я трусиха до мозга костей. — Решил проверить, как ты тут, — отвечает парень и садится рядом. — Какой благородный поступок! — закатываю я глаза. — Какая вежливая дама! — в тон мне отвечает парень. — Александра, — протягиваю я руку. — Никита, — откликается парень. — Менты уехали? — спрашиваю я. — Минут пять назад проехали, — отвечает парень. Я киваю. Слава Богу, теперь можно вылезти от сюда. — Пошли отсюда? — предлагает парень. Я согласно киваю. Никита встает, я вслед за ним. После он спрыгивает с балкона на землю. Я перелезаю через ограду и сажусь на неё, подготавливаясь к прыжку. Парень галантно протягивает мне руку, предлагая помощь. Я берусь за его руку и спрыгиваю. — Какой джентльмен! — одобрительно кошусь на него. — Стараемся! — улыбается парень. Выбравшись, наконец, из балкона, я оглядываю двор своего дома. Никаких следов пребывания полицейских. Это радует. Также оглядываюсь по сторонам в поисках своего рюкзака, но, видимо, Светочка решила забрать его с собой. Черт бы её побрал, лучше бы кинула! — Спасибо за помощь, — наконец, обратив внимание на парня, благодарно произношу я. — Если что, всегда рада помочь, — говорю я. — Третий подъезд, квартира 129, — говорю я, указывая на обшарпанную дверь в углу дома, до которой так и не смогла добраться, и улыбаюсь Никите. — Учту, — улыбается он в ответ. — Ну, все, пока, — говорю я и, отворачиваясь от него, иду по направлению, где скрылась вся компания друзей. — До скорой встречи! — вслед мне бросает парень и машет рукой. Я улыбаюсь на прощанье и, только отвернувшись, набираю номер Светки. Она просто обязана мне сейчас же притащить мой рюкзак. — Светуль? — после долгих трёх гудков спрашиваю я у трубки. — Сань, не кипишуй, уже иду, — послышалось мне в ответ. — Угу, — откликнулась я. Сбросила вызов. Во дворе уже никого не было. Это нам на руку. Я до дрожи замерзла. Все-таки на дворе не май месяц. Зима. Ноги окоченели, и руки превратились в ледышку. Черт, а ведь у Никиты руки были теплые. Кстати, с чего он взял, что я поклонница той ржущей лошади? Что они вообще за люди такие с завышенной самооценкой? Снизили бы хоть на пару метров. Пока я рассуждала обо всех своих вечерних приключениях, во двор прибежала Светка. — Никого не поймали? — беспокоюсь я. Света отрицательно машет головой. Я успокоено киваю. — Держи, — она подает мне мой рюкзак. — А ты где спряталась? — интересуется она. — Пришлось ненадолго арендовать балкон 36 квартиры, — усмехаюсь я. — Как всегда, в Александре просыпаются скрытые физкультурные навыки, — ухмыляется Светуля. — Ладно, давай, пока. Спасибо, что спасла моё законное имущество, — благодарю я. — Не за что, — пожимает плечами она. — Завтра увидимся? — спрашивает она. — Сходим в ТЦ? — предлагаю я. — Отлично, — соглашается она. — В два часа буду ждать на этом месте, — говорит она. — Давай, мне пора. Сегодня папочка с проверкой приезжает. Нужно ещё в доме прибраться, — называю я причины резкого отчаливания домой. — До завтра, — говорит подруга, и мы обнимаемся на прощание. Но тут происходит то, что не ожидала даже Ванга. Во двор стремительно врывается полицейская машина, так же резко останавливается, и оттуда выбегают полицаи. Они хватают нас со Светкой ровно на том же месте, где мы стояли. А все потому, что мы слишком нерасторопные, чтобы убежать сразу. Нам с ней нужно время на осмысление происходящего. Мне скрутили руки и прислонили к стене подъезда. Но дальше стало ещё хуже. Рядом с полицейской машиной остановился новенький Mersedes моего папочки. Думала — хуже не куда, когда приехали полицейские, но приехал папа и разбил мою гипотезу. — Черт! — выругалась я еле слышно. Как я уже говорила, мой отец, Федор Михайлович, генерал полиции. И, если с моим задержанием он все уладит, то дома меня ждёт душещипательный разговор, в конце которого меня посадят под домашний арест. Стоит отметить, что мамы у меня не было. Наталья жила отдельно от нас с отцом с тех самых пор, как мне исполнилось десять. Тогда она сказала мне что-то вроде: «Ты уже взрослая девочка, должна понять, что мы с папой разводимся». И я её действительно поняла. А в прошлом году папа подарил мне квартиру, чтобы я научилась самостоятельной жизни. В итоге, я отбилась от рук и сейчас имею то, что имею, а именно, скорый серьёзный разговор с отцом, полицейских, что скрутили руки, и обвинение в порче городского имущества. А всё началось с того, что мама ушла жить к другому. Веселенько живём. — Лейтенант, я сам разберусь! — рассерженный отец подошёл к мужчине, что держал меня. Мои бедные ручки тут же оказались на свободе, но сдвинуться с места я не могла. Яростный взгляд отца просто приковал к асфальту. Но пока ничего не происходило. Отец ушёл договариваться на счёт моего и Светкиного освобождения. Подруга тут же ушла домой во избежание новых проблем. А я устало опустилась на лавочку, предварительно спрятав рюкзак с баллончиками подальше от глаз папы. Ни к чему генералу полиции знать, что его дочь не только участвует в разрисовке стен, но ещё и краску для этого покупает. Я терпеливо ждала отца и, когда он уже освободился, пожалела, что не сбежала вместе со Светланой. — На этот раз есть оправдание? — скептически интересуется отец. Я лишь отрицательно машу головой, полностью признавая свою вину. Отец кивает. — Ну, раз я заехал, пойдём, посмотрим, что твориться в твоей квартире, Александра, — говорит папа и идёт к подъезду. Я плетусь следом. Поднимаясь на свой этаж, я отмечаю про себя, что теперь у меня, похоже, появились соседи. Из соседней квартиры слышаться какая-то громкая мелодия. Если до 23:00 не выключат, я имею полное право вызвать полицию. Эта мысль меня так развеселила, что пока я открывала дверь, улыбнулась во все тридцать два зубика. В квартире папа снял пальто, прошёл на кухню. Пока я раздевалась и делала нам чай, он успел с проверкой обойти всю квартиру. Натура полицейского высших чинов, что тут ещё скажешь? Мы сидели и пили чай в тишине. Отец молчал, я тоже. Он молчал потому, что все уже было сказано давно, ещё в нашу первую ссору. А я молчала потому, что не хотела усугублять собственное положение. — Две недели? — спрашиваю я, когда на дне кружке остаются только листики чая. — Три, — говорит, как режет. Таков был приговор отца. — И ещё одно условие, — неожиданно произносит папа. Я удивленно кошусь на него, как бы спрашивая: «С какого потолка-то ещё и условие взялось?» — Моему хорошему знакомому нужна помощь. Я обещал, что ты придёшь к нему, и вы сами обо всём поговорите, — объявляет отец. — Если ты ему подойдешь, то наказание отменяется, — говорит папа. — Как зовут знакомого? — скептически приподняв бровь вверх, спрашиваю я. — Константин Меладзе, — спокойно объявляет отец. Я глазами по пять рублей смотрю на него и не могу понять, шутит папа или нет?