Солнечные ванны

Когда Хань успевает расслабиться и почти задремать под солнцем, нежно скользящим по нему теплыми лучами, Сынён заваливается рядом с ним на песок. Заваливается он в своей излюбленной манере – попадает локтем Ханю по ребрам, осыпает его живот горячим песком, наваливается сверху тяжелой смеющейся тушей. На грудь Ханю тут же капают холодные соленые капли, соскальзывающие с его волос. Сынён продолжает хохотать и упирается ладонями Ханю в грудь – ладони у него мокрые и в песке, который тут же прилипает к коже Веньханя, – и выпрямляется. Хань жмурится, открывая глаза и понимая, что солнце не такое уж и ласковое, как ему казалось, и пытается сфокусировать взгляд на Сынёне. — Если ты сейчас не исчезнешь, я надеру тебе твою тощую… — начинает он, но Сынён прерывает его, так и не дослушав. В лицо Веньханю утыкается сложенный из ладоней пистолет. — Ты! — Вещает Сынён, опасно сощурив лисьи глаза и скривив привычную хулиганскую улыбку до почти презрительной усмешки. — Ты подвел этот город. Ясно, думает Хань, кто-то опять насмотрелся супергеройских сериалов. — Вообще-то, — отвечает он с видом столь глубокомысленным, что Сынён даже не спешит снова его затыкать, — у Стрелы был лук, а не пистолет. Сынён открывает и закрывает рот в судорожных попытках придумать ответ. В конечном счете, гордо вздергивает нос и смотрит на Веньханя как на недостойного: — Я Дэдшот. Съел? Веньхань откидывает голову обратно на песок, не желая иметь ничего общего с этим идиотом. — Дэдшот так не говорил. Ему как-то не до этого было. Съел? Сынён бьет его по груди. — Молчи и бойся. — Ладно. — Так вот, — Сынён откашливается и снова входит в образ. — Ты подвел этот город, Веньхань... — Кстати, это даже не мой город, — вставляет Хань, разводя руками. Сынён одаривает его таким взглядом, что Ханю думается, ему бы больше пошла роль Скотта Саммерса. — Я тут как бы пытаюсь дать тебе шанс искупить грехи, может ты помолчишь и дашь мне закончить? — Конечно-конечно, продолжай. — На чем я остановился... — На том, что я подвел этот город, который все еще не мой город, — любезно подсказывает Хань. Наступает пауза. Сынён кашляет и смотрит осуждающе. — Да, ты подвел его. Но ты еще можешь все исправить. Какие будут предложения? Руки у Сынёна уже затекли, поэтому он наконец опускает свое опасное оружие виде сложенного из ладоней пистолета, но смотрит строго. Хань поднимается на локте и напускает на себя серьезность. — У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Сынён выгибает бровь. — Ты сейчас пойдешь докапываться до Ибо, и я, так и быть, не надеру тебе твою тощую задницу. Под нос Сынёну суют кулак, он расценивает его как весомый аргумент в сторону Ханя и отползает в сторону. Хань вздыхает и поднимается, отряхивает грудь от песка, поправляет шорты, встряхивает полотенце, задевая им макушку Сынёна, и уходит под зонтик — валяться дальше в тени. Сынён смотрит в сторону Ибо. Тот, словно чувствуя, отвлекается от журнала и косится на него в ответ. Когда Сынён пытается состроить ему одну из своих самых милых улыбочек, Ибо сразу сечет, что может стать следующей жертвой и корчит такую постную рожу, что желание к нему подходить отпадает в тот же момент. Он усмехается и возвращается к журналу, вытягивая ноги, чтобы прохладные волны мягко касались его стоп. Сынён смотрит в сторону Ибо и вздыхает. Он осматривается и натыкается взглядом на Сонджу и Исюаня, играющих в мини футбол на песке. Воротами им служат несколько банок колы, которые они пару часов назад заставили выпить Сынёна и Веньханя. Сынён подходит ближе и просится к ним. Сонджу корчит сочувственную гримасу — одну из тех, что все они терпеть не могут: — Мы бы с радостью, малой, — он утирает майкой пот со лба, а потом стягивает ее и бросает в сторону. — Но у нас тут один на один, и тебя одного брать будет не честно. Сынён кивает. А чего он, собственно, ждал. — Ты уж извини, — Исюань подходит ближе и хлопает его по плечу влажной, широкой, горячей ладонью. — Да ладно, — деланно отмахивается Сынён, — чего я, не понимаю что ли. Сам дурак, глупость сказал. Он улыбается как идиот, и обеспокоенность на лице Сонджу сменяется благодарностью. Сынён медлит с секунду, и бежит в море. Пробегает мимо Ибо на полной скорости, и тот поднимает взгляд, глядя, как он забегает все дальше. Волны цепляются за его ноги, пытаясь замедлить, брызги летят в лицо и Сынён жмурится, но не останавливается. Когда вода почти достает ему до бедер, он ныряет, ощущая, как все разом стихает, чувствуя, как все проблемы остаются там, по ту сторону морской пучины – Ибо, Сонджу, Веньхань, Исюань, все они там, а он, Сынён, он здесь. И ему почти хорошо. Сынён лежит на спине, волны качают его, заботливо убаюкивают, и Сынён поддается им, лениво размышляя о том, что все идет совершенно не так, как ему хотелось. Позади уже четыре дня, впереди осталось всего три, и он совсем не ожидал, что все будет так… скучно. Эта неделя представлялась ему лучшим, что только может случиться. Они все вместе и весь мир у их ног — вот как он это видел. А еще — Ибо. Не у его ног, конечно, но, во всяком случае, в зоне доступа. Но нет, думает Сынён, у Ибо есть его журналы и книжки, у Сонджу есть мяч и Исюань. А у Ханя — а что может быть нужно Ханю, ему самого себя достаточно, он же весь такой классный и неповторимый. По собственным словам, конечно. Сынён с ним согласен не был. Он вздыхает. С берега слышится ругань, а потом раздается громовое: — Чо Сынён! Это Веньхань. Стоит себе на берегу — полотенце висит на шее, одна рука перекинута через плечо Ибо, в другой футбольный мяч. Сонджу гоняется за Исюанем по всему пляжу и швыряет в него все те же бутылки из-под колы. — Думали, ты там уже акул кормишь, — ворчит Хань, стягивая с себя полотенце и накидывая его на Сынёна. Тот усмехается и переводит взгляд на Ибо. — Что, волновались? — Ага, — хмыкает Ибо, — за акул. У них осталось всего три дня. А потом — душный Сеул, учеба, работа и редкий совместный отдых. У них осталось всего три дня, и Сынён решает, что не готов их вот так упустить. // Утро начинается для них с песен Maroon 5 и подгоревшей яичницы. Сынён светится как новенькая лампочка, откровенно фальшивит и приплясывает так, что Сонджу закрывает Исюаню глаза ладонью. Тот, впрочем, все равно подглядывает сквозь его пальцы. — Всё нормально? — Осторожно спрашивает Сонджу у Сынёна за завтраком. Остальные, сонные и злые на то, что их подняли в такую рань, смотрят на него хмуро и тоже ждут ответа. — Конечно, — отвечает Сынён, преисполненный энтузиазма и с аппетитом поедающий совсем не аппетитную яичницу. — А что такое? — Просто ты ведешь себя так, словно вчера все-таки перегрелся на солнце, — вставляет свои пять вон Веньхань, но Сынёну нет до его подколов никакого дела. — Настроение хорошее, — мурлычет он, и уходит в комнату, напевая приставучее «Sugar? Yes, please». Через минуту копошений и грохота, он снова появляется в дверях и велит всем поторапливаться. На очередной камень со стороны Ханя на тему «пляж от нас никуда не денется», Сынён пожимает плечами: —Кто сказал, что мы идем на пляж? Ибо непонимающе хмурится. — Но мы всегда туда ходим. Взгляд Сынёна тускнеет. — И в этом вся проблема, — отвечает он и уходит за рюкзаком. Исюань хмурится и переглядывается с Сонджу; тот пожимает плечами и велит всем пошевеливаться. // — Оу, мэн. — Тянет Ибо, когда они доходят до пункта назначения. Сынён мастерски закатывает глаза в ответ на эту реплику и хлопает его по плечу: молчаливое «заткнись». — О-оу, мээн, — снова выдает Ибо. На этот раз куда многозначительнее. Дурацкая привычка, думает Сынён. Ибо перетащил эту фразочку из песни в жизнь и теперь она заменяет ему весь спектр эмоций от «вау, это очень круто» до «чувак, что за балет». Проблема лишь в том, что никто никогда не знает точно, в каком значении Ибо употребил ее на этот раз. Сынён опускает на землю большую спортивную сумку и вытаскивает из нее баскетбольный мяч. Перекидывает его из руки в руку. — Чур, Исюань в моей команде! — Тут же находится Сонджу. Он усмехается и поправляет черную бандану, которой подвязаны его волосы. Исюань дает ему «пять» и встает рядом с ним, всего на полшага позади — привычная безмолвная поддержка. Сынён только отфыркивается в ответ и поворачивает бейсболку козырьком назад: — Ты! — Он указывает на Ибо, на что тот кривит уголок губ в капризной улыбочке и выдает очередное «оу, мэн~», в котором на этот раз четко читается удовлетворение выбором. — Я выбираю Ибо. — О’кей, — Веньхань хлопает в ладоши и запрыгивает на скамью на краю баскетбольной площадки. — Буду судьей, и только попробуйте нарушить правила. Сонджу с Исюанем отходят, чтобы обсудить стратегию, хотя какая может быть стратегия, когда ты в одной из подворотен Таиланда играешь с лучшими друзьями двое надвое. Ибо подходит к Сынёну вплотную, смотрит с надеждой. — У нас есть план? — Конечно, — кивает Сынён и улыбается, — как следует оторваться. Он чеканит мяч, лениво пружинит и окликает Сонджу: — Начинаем. Смеются они больше, чем играют: вот Сонджу хотел сделать классный бросок, а в итоге повис на кольце с воплями о том, что он боится высоты, разжимать пальцы не собирается и «снимите меня, уроды, сколько можно ржать» — Исюань в итоге становится прямо под ним, и Сонджу вдруг с удивлением выясняет, что сидит у него на плечах. А вот Сынён, задумавший классную передачу попадает мячом Ибо в лоб, и тот рассеянно замирает, а потом промаргивается еще с минуту. Со счета они сбились почти сразу же, да и Хань заявил, что не может не принять участия в такой восхитительной вакханалии. Командная игра превращается в противостояние всех против всех, хотя Сынён честно помогает Ибо чем может. И это не остается незамеченным. — Спасибо, — Ибо тяжело дышит и каждые несколько секунд проводит рукой по отросшим волосам, откидывая их с мокрого лба. — За поддержку, и за игру, и за то, что притащил нас сюда. Да и вообще. Спасибо, в общем. Сынён улыбается ярче обычного, щурит раскосые глаза, и со стороны тут же слышится голос Сонджу: — Мелкий, ты опять потерял глаза. Единение, которое между ними с Ибо, которое Сынён еще секунду назад чувствовал так явственно, что до него, казалось, можно было дотронуться, исчезает без следа. Ибо смеется над дурацкой шуткой и усаживается рядом с Сонджу на землю. Тот флегматично развязывает пропитавшуюся потом бандану, что подвязывает его волосы, откидывает ее в сторону и умывается, наливая в ладонь воды из бутылки. Через секунду он выливает бутылку на голову сидящему с ним же Исюаню, и тот потом еще полчаса носится за ним по всей площадке. Когда Хань подходит к Сынёну и спрашивает «ну что, капитан, есть еще планы этот день?», Сынён кивает. // Океанариум встречает их большим количеством народа, размеренным гулом и мерными переливами всех оттенков синего вокруг. Веньхань цепляет Сонджу за локоть и утаскивает вперед, желая найти «че-нибудь покрупнее и похищнее». Исюань вздыхает и идет за ними, отвечая ему, что более хищное создание, чем сам Хань тут вряд ли найдется. Ибо смеется их разговору, ловит Сынёна за край футболки и ведет следом. Сынён не против. Он не был бы против, даже если бы Ибо отвел его куда-нибудь, где как можно меньше народу, и... — Как называется эта рыбина? — Это твое отражение, Веньхань, и отпусти уже Сонджу, у него синяк будет. Ибо качает головой и смотрит на Сынёна, мол «вот они дураки, да?». Сынён решает, что это тот самый шанс — сейчас или никогда. — Иди за мной, — шепчет он Ибо на ухо, и растворяется в толпе. Ибо оглядывается на все еще шутливо переругивающихся друзей, и спешит следом. Они переходят в тач-зону. — За четыре дня их ругань немного вынесла мне мозг, — признается Сынён. — То есть те пару лет, что они ругались до этого, все было нормально? — Смеется Ибо. Они покупают нелепые бутылочки-поилки за сорок батт и садятся на каменные бордюры у пруда. Стоит Ибо опустить руку вниз, как к нему сплываются несколько десятков карпов. В глазах пестрит от обилия оранжевого и белого, от бесконечного шевеления; вокруг только плеск воды, усиливающийся по мере того, как карпы едва не врезаются друг в друга в борьбе за свободное место. — Ты только держи крепче, — советует Сынён, когда Ибо подносит руку с бутылочкой к воде. Рыбы касаются его ладони и пальцев, и он смешно жмурится в попытках не расхохотаться. Сынён не отводит взгляда. — Но на самом деле это было даже немного страшно, — говорит он, когда они наконец отходят в сторону. — Конечно-конечно, — кивает Сынён, смеясь. — На твоем лице так и читался ужас. — Именно! — Просто признайся, что боишься щекотки. — Не боюсь! Когда Сынён забирается под свободную майку Ибо, щекоча его что есть сил, тот хохочет так громко, что на них оборачиваются даже дети. — Я же говорил, что он его тут угробит, — раздается позади них ехидный голос Веньханя, а потом на плечо Сынёну ложится широкая ладонь Исюаня. — Мы вас обыскались уже. Перед выходом из океанариума, Сынён тормозит возле крайнего аквариума: — Ты только дыши, — грозит он пальцем самой огромной рыбине. — Не забывай дышать, поняла? Ибо смеется, и Сынён понимает, что это приятно, когда отклик получают не только дурацкие шутки Ханя. // Весь следующий день они гуляют по Паттайе и ведут себя как городские сумасшедшие. Мир вокруг вдруг становится цветным и ярким, переливается миллионами цветов, звучит сотнями разных звуков и дышит вместе с ними. Мир вокруг вдруг такой живой, и они — тоже. Улицы говорят с ними голосами посторонних, совершенно незнакомых людей, манят новыми запахами, и никто из них не видит причин отказывать городу в его желании проявить свое гостеприимство. Город смотрит на них с сотен вывесок на каждом углу, и они смотрят на него в ответ, улыбаются ему, трогают телефоны-автоматы, играя в неудачливых суперагентов — их бы точно не взяли в Щ.И.Т. Когда на округу спускается ночь, они оказываются на той черте, где уже закончился город, но еще не начался пляж; сидят на траве, сумки и рюкзаки отброшены в сторону, смотрят, как в отдалении песок встречается с морем. Сынён крутит в руках бутылку Минту перед тем, как сделать глоток прямо из горла — приятная прохлада, мягкая и крепкая одновременно, медленно расплывается по телу, во рту чуть горчит и чувствуется привкус мяты. Тягучесть вкуса переплетается с тягучестью того момента, когда Сынён поворачивается к Ибо, чтобы передать бутылку — их обнаженные плечи и колени соприкасаются, Ибо смотрит сперва на бутылку, потом – на губы Сынёна, а затем встречается с ним взглядом. Губы его трогает мягкая улыбка. Он едва заметно облизывает горлышко бутылки, прежде чем сделать свой глоток. Он отдает Минту Исюаню и, пока те трое, увлеченные разговором, негромко перебрасываются очередными глубокомысленными фразами, Ибо кладет ладонь на колено Сынёна — его рука все еще прохладная от бутылки, а от самого Ибо слабо веет мятными конфетами и водкой. А может, и не от Ибо вовсе? — Ты спас этот отдых, — говорит Ибо, и это совсем не то, что хотелось бы услышать Сынёну, но он сжимает ладонь на его колене, заставляя дослушать. — И всех из нас осчастливил. Кроме себя, кажется. Он неопределенно хмыкает, и Сынён хотел бы подумать, что Ибо пьян, но точно знает, что это не так. Бутылка проходит первый круг и снова возвращается к Сынёну. — И кроме меня, — добавляет Ибо, когда он делает глоток. Их поцелуй выходит очень смазанным и терпким, с привкусом Минту и легкой горечью то ли алкоголя, то ли долгих дней ожидания этого момента. // Утро уходит на сбор вещей — казалось бы, приезжали всего на неделю, а каждая вещь уже нашла свое место в этой небольшой квартирке, словно они всегда здесь жили. К их чемоданам теперь прибавляется целая дорожная сумка — с сувенирами для друзей и родных и всякой мелочью на память для себя. Веньхань, заваривая утром свой фирменный чай на всех пятерых, смотрит на Сынёна еще более ехидно, чем обычно, в уголках его губ спряталась игривая хитринка. Словно что-то знает. Сонджу одаривает Сынёна взглядом то ли сочувственным, то ли понимающим, и только лицо Исюаня выражает сонливость и вялый интерес к происходящему. Ибо такой атмосферы, кажется, не замечает, лениво листая журнал и цепляясь ногой за щиколотку Сынёна под столом. Полдень встречает их полупустым пляжем и шумом моря — они вбегают в него вчетвером: Хань, Сонджу, Сынён и Ибо. Исюаня они тащат на руках, пока он дергает своими мощными длинными ногами и ворочается, пытаясь вывернуться из цепкой хватки восьми рук сразу. Они бросают его в море, и он совсем не по-мужски кричит, когда наконец выныривает из под воды. — Да нельзя же так, мать вашу! Но все они видят, что Исюань не злится. Скорее наоборот. Позже он предлагает сыграть в «доверие». — Это типа той фишки, когда нужно упасть назад и довериться тому, кто должен тебя поймать? — Интересуется Сонджу. — Почти, — кивает Исюань, закрываясь руками от Веньханя, окатывающего его одной волной брызг за другой. — Ложишься на воду, расслабляешься, закрываешь глаза и даешь напарнику руку. Он может тебя потопить или не потопить. Всё просто. Никто из них не воспринимает эту игру всерьез, но Сынён, тем не менее, приятно удивляется, когда Ибо, полностью доверяясь ему, расслабляется на воде — его лицо кажется серьезным, но на самом деле – Сынён поймет это уже позже – он просто ждёт; отросшие волосы россыпью колышутся на волнах, переливаясь на солнце. Они бы долго еще оставались в таком положении: недвижимый Сынён — вода почти доходит ему до груди — и Ибо, держащий его за руку, но их отвлекает возня, начинающаяся совсем рядом. Это Исюань — Сонджу доверился ему, расслабился на воде точно так же, как Ибо, а Исюань дернул его руку вниз, легко надавил на плечо, и Сонджу ушел под воду, беспомощно дрыгая ногами и руками. После этого каждый, кто проходил эту игру с Исюанем, точно так же топил его — просто так, чтобы неповадно было. Сонджу даже почти пустил скупую мужскую слезу, распинываясь на тему «вы так за меня заступаетесь, вы так меня любите!». Веньхань, конечно, отвесил ему за это подзатыльник, чтобы не кривлялся, но по факту спорить с Сонджу никто не стал. Любят же, право слово. // Когда вечером того же дня они садятся в самолет, и сидящий с Сынёном Ибо кладет голову ему на плечо, открывая очередную из своих бесконечных книг, Сынён смотрит в окно и думает о том, что у них впереди все лето, и теперь они уж точно найдут время для того, чтобы сделать его самым лучшим. А еще — что теперь он пожалуй смог осчастливить и Ибо тоже. И себя, мысленно добавляет Сынён, зарываясь носом в темные волосы Ибо и пытаясь вникнуть в смысл того, что он читает. На одной из открытых страниц пестрят далекие ночные огни города и виден пляж, он в отдалении встречается с морем, и Сынён почти видит как лижут берег волны. Книжка у Ибо — про счастье.