Мыслетрясение

- Прикоснись ко мне. - Шепчешь ты и улыбаешься. Улыбаешься так тепло, так искренне и нежно, прося тебе довериться, умоляя отдаться воле обстоятельств и раскрыть свой маленький секрет. От этих слов меня снова и снова бросает в дрожь. Я не хочу… Я не хочу нарушать твоих границ и вторгаться в твое пространство и мысли таким грубым образом. А еще больше я боюсь того, что могу увидеть в твоих мыслях. Всего один фрагмент может начисто разрушить все наши с тобой планы и мечты: ведь я буду знать, если ты лицемеришь, когда убеждаешь в чем-то меня, или врешь самому себе. Я никогда не смогу относиться к тебе по-прежнему. Я снова убегу, как делал это не один раз, если почувствую хоть какой-то намек на ложь. Да, это совершенно нормально, ведь человек не может контролировать свои мысли и чувства, вопреки любым желаниям. Раскрыть чужую душу и увидеть в ней нечто, что человек так глубоко прячет даже от самого себя, а потом жить с этим. Продолжать жить, продолжать смотреть в глаза и выдавливать из себя скупые улыбки. Никто не хотел бы, чтобы кто-то узнал о нем подобное. Копнул глубоко, больно, до самых рытвин и пропастей в душе, до самых грязных помыслов и сокровенных желаний. Каждый из нас примеряет свою оболочку и постепенно вживается в новую кожу, убеждая и себя, и других в том, что это его истинное лицо. Неужели ты в самом деле этого хочешь? Я так не думаю. Ты поддаешься мимолетному желанию почувствовать ласку и тепло желанных рук. Для полноты картины. Понимать чужие эмоции и отношение человека к тебе через прикосновения, через мимолетные и редкие взгляды, смущенные улыбки. Не слова, но действия и поступки. И точно так же заботиться о другом и любить его, отдаваясь всецело, не оставляя ничего себе. Достаточно ли этого для того, чтобы впустить другого в свою обнаженную душу? Не в тело, нет. Я и сам хотел бы прикоснуться к тебе; хотел бы повторять пальцами изящные изгибы твоего тела, тронуть руками твою улыбку, довести тебя жаром и нежностью прикосновений до исступления. Но я не могу. Нет, я не сумею. Это слишком, даже для меня. Даже для такой любви. Я бы отдался тебе до последней капли, до последней мысли. Даже если бы ты отвернулся после этого от меня, я бы отдался. Если б только можно было поменяться с тобой местами и предоставить этот выбор тебе. Ты бы справился и решил так, как будет лучше для всех и каждого. Ты не такой, как я, ты точно знаешь, чего хочешь от жизни. Это слабость и глупость – надеяться избавить себя от ответственности очередного промаха, в который раз повторяющейся ошибки. Но в этом весь я. И ты говорил, что любишь меня за это. И вопреки всему остальному. Но так много противоречий, так много дурных предвестий и внутренних замков. Я обращаю свой взгляд к холодному и выцветшему ковру, не в силах отказать тебе, но неспособный принять твою просьбу. А ты смотришь удивленно, но затем… Кажется, в твоих глазах мелькает понимание. Или это действительно только чудится мне? - Ты же знаешь, у меня редкая форма аллергии, - пытаясь оправдаться, виновато бормочу я. Ощущаю, что разочаровал тебя, не оправдал твоего доверия и не смог довериться сам. Ты грустно усмехаешься и отстраняешься. - Я видел твои руки, Дэмиан. Видел. И они прекрасны, достойны быть написанными лучшей кистью, как и твое лицо. Я хотел бы передать всю гамму своих эмоций словами или картиной, но слова не могут в полной мере выразить моего восхищения, а картины… Я не художник, о чем нередко сожалею. Ты вздыхаешь, устало смотришь на меня и принимаешься наскоро застегивать пуговицы на своей рубашке, с особой аккуратностью поправляешь рукава и воротник. - Жаль, что даже по отношению ко мне ты не можешь пересилить себя. Я не понимаю этого. Неужели я тебе настолько противен?.. Боль. Столько боли и отчаяния слышится в этот миг в твоем голосе. А я теряю дар речи. Я не могу ничего тебе сказать. Возможно, ты слишком напорист, возможно, я никогда не смогу просто взять тебя за руку и ощутить, как твоя сильная ладонь сжимает мою, не желая отпускать. Но я по-прежнему не могу ничего сказать, онемев и растворившись в своих размышлениях, а ты уходишь. Навсегда ли? Из-за собственной глупости я теряю тебя. Вот слышится тяжелая поступь, слабый скрип каблуков по линолеуму и щелкнувший дверной замок. И из-за чего? Неужели ты так и не смог принять меня таким, какой я есть? Я ведь ничего не просил. Ты был и останешься светом моей жизни, и я хотел отринуть эти боль и раскаяние, забыв и бросив их в бездну, из которой этот мусор больше никогда не пришлось бы вытаскивать вновь. Снимаю перчатки и ожесточенно прощупываю тонкую изящную кожу подушечками пальцев, затем царапаю и хочу разорвать. Ненавижу себя. Этот талант, о котором каждый ребенок мечтает чуть ли не с самого детства, думая «как здорово заранее знать, что творится в чужих головах». Это проклятие, с помощью которого любой взрослый смог бы получить неограниченную власть, сумей только использовать его по назначению. Прежде я думал: «Мне выпало редкое счастье. Я могу… Я столько могу!». Но это все бред и фальшь. Реальность оказалась куда прозаичнее. Все люди, которые встречались мне, оказались насквозь прогнившими. Иногда я совершенно случайно затрагивал те струны и воспоминания, от которых потом сам ощущал себя грязным. В сущности, я и есть грязь, раз не решился отказаться от своего дара сразу. А потом было больно. До безумия больно. Столько ярких воспоминаний, столько крови и страданий в чужих мыслях. Я ненавижу свои руки. Сжечь. Содрать эту бархатную, по-женски нежную кожу и скормить собакам, наблюдая за тем, как они скалятся. Возможно, им захочется еще. Но разве вправе я противиться? Если осмелился сделать шаг – проходи путь до самого конца. Неожиданно взгляд натыкается на висящие на стене сабли. Красивая и редкая коллекция, мой отец очень любил их. Они остры. Опасно было держать их в спальне, где живет разрушенная горем после потери мужа женщина. И я забрал их с собой, как единственную память об отце. Сейчас она счастлива - достаточно счастлива для того, чтобы не скручивать свой мир спиралью вокруг много лет назад убитого мужа. Я беру одну из них, завороженно наблюдаю за блеском металла. Вот она - истинная красота, холодная и неприступная. Оружие касается ладони, впиваясь в нее своими заостренными зубцами… В глазах начинает мутнеть от подкатывающей тошноты. Еще два коротких пореза, и все. - С ума сошел?! – мою руку хватают. С силой зажимают кровь на ладони, обжигая прикосновением. Таким варварски нарушающим мои планы, болезненным касанием. – Зачем ты вообще сделал это? - Мне нравится, когда ты ругаешься… - ноги подкашиваются, поток чужого сознания разрывает мою голову. И перед глазами проплывают родные синие глаза, столь гневные и одновременно испуганные… В комнате слишком светло и душно. Солнечные лучи чересчур навязчивые и яркие. Мои ладони старательно перевязаны бинтами, свободными оставлены одни лишь пальцы. Ты сидишь в старом кресле и, кажется, спишь. Эта глупая привычка засыпать в сидячем положении… Мое тело наполняется теплом. Такое странное ощущение, что кажется, будто подпрыгнешь, и сможешь полететь. Эмоции поднимут тебя вверх и удержат, как магическая пыльца из любимого детского мультфильма. Я был в твоих мыслях, ощущал их, как свои собственные. Такой поток информации был слишком даже для меня. Но хочу коснуться тебя снова. Больше, запретнее и слаще. Поднимаюсь и подхожу к тебе. Все, как я и хотел. Черты лица, плотно сжатые в тугую полоску губы, глаза; дотронуться до твоих ресниц, пощекотать легкими касаниями лоб и ощутить покалывание щетины на своих пальцах… Твои глаза широко распахиваются, ты прищуриваешься. - Что это ты такое учудил? – хмуро, будто в манере строгого родителя ты собрался отчитать неразумное дитя. Забавно и так мило, что я не могу сдержаться и слегка провожу кончиком языка по твоим сомкнутым губам. - Я был в твоих мыслях, я все видел, - шепчу тихо, ты изумляешься такой наивной выходке. Хочешь оттолкнуть, уточнить, твои губы подрагивают, словно ты вот-вот рассмеешься, но ты сдаешься. Расслабляешься, хоть и продолжая удерживать свою маску строгости и надменности - всего лишь для вида. - Вот как? Отлично. В таком случае, разумеется, ты должен бы знать, как я переживал и волновался. И этот урок, безусловно, не пройдет для тебя бесследно? - Я не шучу, - провожу языком по скуле, раздвигаю коленом твои сложенные вместе ноги. Ты пахнешь своими любимыми сигаретами. Никогда не любил их, но даже они сейчас добавляют атмосфере притягательности. Хочу ощутить больше твоего тела, больше твоего вкуса. - Именно поэтому я не мог снять перчатки. Наклоняюсь и едва слышно произношу тебе на ухо самые заветные и сокровенные слова. Они могут окончательно испортить сладостность момента, но тебе нужно знать. Возможно, ты не захочешь оставаться после такого, а я не смогу врать или превратить истину в обман, представленный дразнящей игрой на исповедание. Твой взгляд темнеет, а ты продолжаешь молчать. - Алекс? - Тогда ты, наверное, знаешь, о чем я сейчас думаю? – ты хватаешь мою руку и кладешь ее себе на живот, я улыбаюсь и веду ладонью ниже, чувствуя, как появившаяся в голове сцена заставляет все во мне трепетать и приходить в движение. - Так ты нормально относишься к… такому? – нужно расставить все точки над «i», чтобы окончательно убедиться, что ты все понял и поверил мне. - А тебе обязательно портить все болтовней? – ты лишь хитро усмехаешься и властно вовлекаешь меня в горячий, долгий и влажный поцелуй, затем прижимаешь к себе и выдыхаешь куда-то в шею: - Я в твоей власти и телом, и душой. – От твоего голоса пробирают приятные, столь волнующие мурашки. - Зато представь, какие перспективы! У меня будет самый понимающий и замечательный партнер. Любой другой увидел бы во мне скрытую угрозу, мину замедленного действия. Любой другой, но только не ты. Видеть лучшее из возможного и заставлять видеть и других, учить, помогать – все это так похоже на тебя. Очередная картинка, всплывшая в моей голове, силой выбила воздух из легких. Словно со стороны я услышал свой стон – рваный, приглушенный и томный. Хищная улыбка на любимых до боли губах, укус в плечо и стягивающие с меня одежду, сильные и надежные, руки. Пальцы путаются в пуговицах. Сколько может быть этих дурацких пуговиц на обычной мужской рубашке?! Наверное, я возмущаюсь вслух, потому что ты тихо и снисходительно смеешься, помогая освобождать себя от одежды. - Прикоснись ко мне, - настойчивая и властная просьба, сказанная в перерывах между поцелуями, сводит с ума. И я прикасаюсь. Прикасаюсь так, как не мог мечтать в самых смелых фантазиях. Исследую каждый участок, затаив дыхание и теряя остатки рассудка. Кожа под моими ладонями напоминает горячий воск. Мои щеки горят, а ты снова целуешь их, и от этого они горят лишь еще больше. Одеколон, мята и мускус – запах возбуждения. Твой аромат. Безумство и праведность, неистовство и забота. И сейчас ты принадлежишь мне. Всецело, как в самых извращенных мечтах.