Вальпургиева ночь

      Эта музыка заставляет тело двигаться без перерыва. Эти костюмы пробуждают грязные желания. Этот дым опьяняет. Эта ночь — королева грехов, а все пришедшие поклониться ей — рабы своего же удовольствия. Надевая маски и без разбора придаваясь разврату, они уверены, что смогут сбежать от замученной Совести. Затягивая душу черным латексом, они преодолевают свои глупые Страхи. Наслаждаясь свистом кожаной плети, рассекающей прокуренный воздух, они благословляют Жестокость, Боль и Унижение. Для них это — вечный и неизменный культ, позволяющий удовлетворять животные потребности.       Для них нет ничего лучше, чем спрятать усталые глаза и уединиться с едва знакомым человеком. Они знают, это неопасно. Ведь все в равных условиях, все будут гореть в одном костре и гнить в одной могиле.

***

      Гавриэль почувствовал горячий и страстный поцелуй на своей шее. По телу молодого человека пробежала приятная дрожь. Он обернулся, но незнакомец будто испарился. Однако Гавриэль точно знал, что это был мужчина. Он рядом и не собирается уходить, пока не получит своего. Ожидание. Вот еще одно из самых сладких и пожирающих изнутри мучений. А ожидание, когда единственной целью является грубая интимная близость, вовсе невыносимо и одновременно захватывающе.        — Пойдем со мной! — сквозь громкое и ритмичное звучание электронной музыки Гавриэль услышал настойчивую просьбу. — Все только началось, а ты уже чем-то заправился?! — мужчина крепко схватил его за руку и потащил к бару, где было намного меньше народу, и ничто не мешало познакомиться.        — Меня зовут Хало. Твое имя меня не интересует. — Хало без тени сомнения насыпал в коктейль Гавриэля ярко-розовый порошок.        — Что это? — спокойно спросил юноша, постукивая длинными пальцами с накрашенными черным лаком ногтями по барной стойке.        — Дешевая синтетика. Ты очень напряжен. Хороший секс невозможен без расслабления.       Хало, как представился незнакомец, крупный немец средних лет, хорошо известный в узких кругах, его даже побаивались и обходили стороной. Он предпочитал молоденьких мальчиков, над которыми он мог устанавливать абсолютный контроль и требовать беспрекословное подчинение. Таковым являлся Гавриэль. Весьма стандартный и ничем не примечательный союз: высокий и низкий, большой и маленький, пожилой и молодой. Но Хало мог доказать свою безусловную власть лишь над теми, кто психологически и физически слабее него.        — Угощаешь меня? Заботливый, наверное... — нагло усмехнувшись, подметил Гавриэль, с радостью принявший наркотик.        — Я тебя еще многим угощу. Будешь не успевать благодарить. Я от природы очень щедр. - холодным голосом ответил собеседник, явно не очень довольный словами нового знакомого.        — Я уверен, будет вкусно.        — Это мы еще посмотрим. Я-то точно наемся, а вот про тебя ничего не могу сказать...       Гавриэль, предвкушая незабываемую ночь, в несколько глотков выпил алкоголь и сразу же почувствовал приятную тяжесть в голове и сладкое расслабление по всему телу. Он был готов растаять в сильных и, наверное, теплых руках Хало прямо сейчас. И плевать, что тут полно народу. Он ждет унижения, чтобы хотелось плакать от обиды, чтобы безрезультатно молить о пощаде и безгранично любить своего мучителя, пусть всего одну ночь. А с восходом солнца все пройдет. Каждый снимет маску с лица, как будто освободит свою душу от грехов.       К барной стойке, покачиваясь и смотря куда-то в даль, подошла стройная девушка на высоченных каблуках. Гавриэль засмотрелся на ее практически полностью обнаженное тело.        — Куда ты смотришь? — Хало с яростью вытолкал парня на улицу и закурил.       Темно. Непривычно тихо, но где-то внутри головы эхом раздается надоедливая музыка.        — Знаешь, не будем тянуть. Тут недалеко есть бордель, там я могу снять комнату. Хотя нормальные люди ходят туда снимать шлюх... Но не суть. Потом ты можешь развлекаться с ними хоть до смерти. — в голосе Хало почти незаметно мелькнула хитрость.       Этот человек казался Гавриэлю идеалом. Почти на голову выше него, широкие плечи, приятный запах настоящего мужчины. Тот же ни во что не ставил юношу. Таких, как он, у Хало было великое множество. И все, как один: худенькие, неокрепшие мальчики, ищущие приключения на свою пятую точку. В прямом смысле. Тут наркотик начал действовать по-настоящему: в глазах Гавриэля потемнело, он перестал понимать происходящее, и его сознание полностью отключилось. Вскоре парень услышал невнятный разговор Хало и престарелой хозяйки борделя, затем стук тяжелых ботинок по деревянной лестнице, почувствовал ледяную сталь на своих запястьях и холод, пронизывающий все тело.        — Ай! — юноша громко вскрикнул и сразу пришел в себя, ощутив на обнаженном теле резкий и грубый удар плетью. Как ни странно, это было ему очень неприятно.        — Наконец. Пришел в себя. — Хало достал из брюк ремень и крепко перетянул горло Гавриэлю. Тот понял, что это уже не игры, и нужно любыми способами спасать свою жизнь. Но проклятый наркотик, из-за которого он не мог даже шевелиться, любую мысль мгновенно превращал в полнейший бред и ослаблял волю.       С каждой секундой воздуха становилось все меньше. На лице Хало расцвела многозначительная улыбка. Конечно же, ее скрывала маска. Гавриэль совсем ослаб и потерял сознание. Не дожидаясь его скорой смерти, убийца вынул из кармана острый нож и, как будто бы так и надо, и в этом нет ничего страшного и необычного, отрезал у Гавриэля небольшой кусок мяса в области живота и съел его.       На полу небольшой комнатушки, залитом свежей кровью, лежал прикованный к ножкам кровати мертвый Гавриэль. За окном светлело, слышалось редкое шуршание машинных шин по асфальту. Хало рассмеялся. То ли от нелепости ситуации, то ли от страха, то ли от жестокости собственных действий. Он снял маску и кинул ее на пол. У мужчины не было лица. Под маской он скрывал сгнившее мясо, старую кровь, изломанные кости, вытекшие глаза и мозг, червей, разных насекомых. На его "лице" был лишь рот с необычайно нежными и красивыми губами, в которые так быстро влюбляются молодые и глупые мальчики.       Гавриэль всегда был уверен, что такие анонимные связи неопасны. Ведь все будут гореть в одном костре, все будут спать в одной могиле. Но что, если кто-то уже сгорел... ?