Солнышко

— Мама! Мамочка! — рыжий лохматый комочек подкатился к дивану, звонко шлепая босыми пятками по паркету. Одеяло медленно зашевелилось, и с сонным мычанием женщина обернулась к своему ребенку. Заботливые руки, подхватив за бока, перенесли мальчика на диван. Торопливо, путаясь в складках ткани, ребенок со всей силы прижался к женщине, будто его вот-вот отберут у нее, вырвут из кольца теплых и нежных рук, снова утаскивая в ненавистную холодную комнату с хлопающим окном и страшным скрипучим шкафом. — Что случилось, солнышко, снова они? — стараясь не закрывать глаза, спросила женщина, поглаживая трясущийся комочек. Тот утвердительно закивал, плотнее прижимаясь к маме, медленно успокаиваясь. — Посмотри на меня, ну же, — тонкие пальцы с мозолистыми подушечками приподняли лицо ребенка, мягко заставляя подчиниться просьбе, — ты ведь уже большой мальчик и знаешь, что никаких монстров не бывает... — Но они есть, мама! Они приходят каждую ночь и пугают, говорят, что заберут меня у тебя! Говорят, что они тоже хотят, чтобы у них было солнышко! Мама, я не хочу, я хочу остаться с тобой, они страшные и глаз у них нет и... и... — захлебываясь слезами, малыш пытался сказать еще что-то, но из горла вылетали только булькающие всхлипы и порывистое дыхание. — Тише-тише, моя радость, любимый мой, хороший, я никому и никогда не отдам тебя, мое солнышко, мой родной, — шептала на ушко мальчику женщина. Дождавшись, когда слезы перестанут бежать по щекам, она строгим, но спокойным и все таким же нежным голосом сказала, — ты ведь знаешь, что мамочка очень сильно устает на работе, и меня теперь часто не будет по ночам дома. Котенок, тебе надо научиться спать одному, никаких монстров не существует, это всего лишь тени и ветки за окном, ты меня понял? Сегодня можешь поспать со мной, но это в последний раз. Рыжая голова послушно опустилась в согласии. Подавив подкативший к горлу комок, мальчик вновь прильнул к большому теплому телу, но руки уже не так сильно стискивали женщину, а холодный нос не утыкался с силой в ключицу. Со старшими нельзя спорить, правда, он плохо понимал почему, просто нельзя. И плакать нельзя —мама расстроится, а этого мальчик допустить никак не мог. Оставалось только смириться. Бережно и аккуратно ребенок зарылся лицом в длинные и такие же рыжие, как у него, волосы, глубоко вдыхая любимый аромат с примесью цветов шиповника. Сегодняшняя ночь будет последней спокойной ночью, проведенной в тепле и защищенности, он это чувствовал. И они чувствовали это тоже.

***

— Солнышко, спускайся, завтрак готов! — Ну ма, я же просил так меня не называть, я уже не ребенок, — рыжий подросток, покачиваясь, вышел на кухню, сонно потирая глаза и зевая. — Для мамы ты всегда будешь солнышком, — мурлыкнула женщина, звонко чмокнув сына в лоб и опершись руками о плечи своего чада. Недовольно фыркнув, мальчишка неторопливо проплелся к столу, попутно смахивая с плеч муку, которой его так неаккуратно обсыпали в порыве любви. — Знаю, что ты отказался, но может все же... — Нет, мама, я не собираюсь ходить к психиатру! У меня с головой все хорошо, это были всего лишь детские кошмары, ты сама это прекрасно знаешь. Сейчас все хорошо. — Знаю, только вот ты все еще просыпаешься по ночам с дикими криками. — Тебе-то откуда знать, ты же фактически дома не ночуешь... - острый серый взгляд, наполненный обидой, впился в подростка. Запнувшись, мальчишка, схватил остаток булки, поспешно выходя из-за стола и скрываясь в дверном проеме. Опять эти темы. Опять будут ночные крики сына и тихий мамин плач. Влетев в свою комнату, парень громко хлопнул дверью, вихрем крутясь по помещению. В рюкзак полетела одежда, заначка денег, телефон, бутылка воды, надкусанная булка... замерев, юноша тупо смотрел на тонкий, потертый сборник сказок. Тех самых, которые он вызубривал вместо уроков, тех самых, которые он берег как зеницу око. Их, вроде как, надо было уже сдавать в библиотеку и, видимо, брать новые. Ноги медленно подкосились, сил больше не осталось, ни сил, ни решительности. Боже, что же он творит. Затылок ударился о стену, и глухой тихий смех раскатился по помещению. Гадко, обидно, больно. Полное бессилие. За что же так с ним?

***

Месяц холодным ярким светом поливал крыши домов и верхушки деревьев, длинными тонкими лучами пробиваясь через оконные стекла. Пушистые черные кроны шуршали пышной густой листвой под порывами свистящего ветра. Звезд практически не было видно, что являлось нормальным делом для здешних мест. Редкие собаки лаяли и скулили, стаями шныряя вдоль бетонных улиц, оббегая старенький низкий дом за сотни метров. Они тоже их чувствовали. Завернувшись в толстый колючий плед поверх кокона из одеяла, мальчик мелко вздрагивал от каждого звука. По дну кровати тихонько поскреблись. Как можно тише подтянув к себе ноги, мальчик закрыл глаза, пытаясь успокоить стучащее от волнения и страха сердце. — Очень давно существует старая греческая легенда... Белокурая нимфа Питис влюбилась в веселого и озорного Пана. Он был сыном Гермеса — вестника богов Олимпа. А заведовал Пан широколиственными лесами, он был их духом и покровителем... Сказки сменяли друг друга, сплетаясь словами, перетекая, словно густой сладкий мед заполняя собой маленькую детскую комнату. Вытянутые худые тела свисали с потолка, многоножками прячась по углам. То тут, то там раздавался протяжный скрежет костяных пальцев о стены, пол, мебель. Черные дыры пустых глазниц были обращены к маленькой съежившейся фигуре на кровати. Головы на длинных шеях змеями покачивались в воздухе в такт человеческим словам. Здоровая морда с облезающими кусками обгорелой кожи легонько ткнулась в бок мягкого кокона. Мальчик вздрогнул, прервав свой рассказ, не зная, что делать, но нарастающее шипение заставило его продолжить рассказ.

***

— Мам, я пришел, — рыжий юноша с легкой щетиной на лице зашел в дом, заперев дверь. — Ма, ты дома? Нахмурившись, он быстрым шагом прошел в гостиную, кухню, спальни, ванную комнату — все, из чего состоял миниатюрный домишко. Женщины нигде не было. Обеспокоено схватив телефон, парень набрал столь знакомый номер. Трубку не подняли ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. — Черт, я же просил не выходить из дома! — бормотал юноша, вылетая обратно на улицу. Серые грозовые тучи пробасили раскатом грома. Первые тяжелые водные капли, срываясь с неба, разбивались о такой же как и тучи серый город, оставляя на земле мокрые круглые следы. Словно торпеды, они срывались вниз, сливаясь между собой в черный беспроглядный занавес... Серые клубы туч куполом накрыли город, что было обычным явлением а этих местах. Дождь так и не пошел за весь день, лишь мелко накрапывая. Пожухлая густая трава длинными желтыми усиками устилала землю, корни деревьев, обрамляла скамьи и могильные плиты.

***

— Мы собрались здесь, чтобы почтить память доброго, чуткого, трудолюбивого и безмерно любящего нас и любимого нами человека. Да станет небо ему новым домом, да простит ему все грехи Господь. Давайте же почтим его память минутной молчания. Немногие пришедшие покорно опустили головы, устремляя взгляды кто под ноги, кто на священника, кто на плачущего мраморного ангела, посланником смерти венчавшего могилу. Ключ кое-как вошел в замочную скважину, удерживаемый дрожащей рукой. Дверь привычно скрипнула. С рыжих волос ручейками стекала вода, по щекам бежали дорожки слез. — Не сберегла... не сберегла...солнце мое, солнышко... — шептала женщина, лежа на теперь уже навсегда опустевшей кровати. — И вы не сберегли, что же не удержали, что же напугали, не остановили... Огненные волосы, словно лучи солнца, разметались по покрывалу, струясь по бледным хрупким плечам. Содрогающееся в рыданиях тело успокоилось. — Что же, не смогли уберечь живого, так сбережем мертвого. Спи спокойно, мальчик мой, больше никто не потревожит твой сон... Губы прикоснулись к металлической крышке в теплом поцелуе, оставляя после себя белые разводы. Аккуратно поставив сосуд на тумбочку у кровати, женщина покинула комнату, надежно заперев дверь на замок. Эта ночь была самой обычной ночью для здешних мест: месяц, все такой же холодный, ярким светом поливал крыши домов, дороги, шуршащие листвой деревья, редкими лучами забираясь в окна сквозь занавески. Ветер свистел, кружась вдоль переулков и между машинами, подхватывая хвостом далекий лай бездомных собак. И звезды не горели больше положенного, и они все так же предано стерегли того, кто рассказывал им сказки, то солнышко, которое не сумели сберечь.