Падаван, ты возбуждён...

— Падаван, ты возбуждён… — сказал Магистр Оби-Ван Кеноби, едва глядя искоса на тяжело дышащего ученика. — Да, Учитель… — Ноздри Анакина раздувались, и дрожали руки. — Падаван, ты слишком нервничаешь, — Магистр Оби-Ван Кеноби старательно делал вид, будто он вовсе не разглядывает неистово бьющуюся жилку на шее юного Падавана. Такую нежную, на смуглой, обветренной, блестящей от испарины коже. — Простите, Учитель… — Анакин решил, что он сойдет с ума. Сверхскоростной лифт поднимался так медленно, так медленно, а он, его мастер, был так близко. Всего лишь протянуть руку, и можно внезапно броситься и с силой прижать его к стеклянной стене, разодрать к черту полы его идиотского джедайского обмундирования. Увидеть, как расширяются от возбуждения зрачки, открываются покорные агрессивному натиску губы. Губы, полные силы, страсти и нежности. Взять их своими, напиться их нежным соком, отчаянно сжать зубами, не услышать — почувствовать сладострастный стон, выкручивая пальцами маленькие розовые сосочки, чувствуя, как внизу их твёрдые напряжённые члены яростно трутся друг о друга. О, Сила, это же невыносимо… — Анакин, ты весь дрожишь, — смотреть на одуревшего от юного ненасытного желания ученика было сущей пыткой. Пылающие щёки, лихорадочно блестящие глаза. О, Сила, такие же, как и прошлой ночью, когда он трепетал и извивался под необузданными ласками своего наставника. Анакин отчаянно запрокинул голову, едва не ударившись о прозрачную стену лифта. Запрокинул так невинно и так вызывающе чувственно, как будто бы наяву, а не в сладостном воспоминании ощущая себя более не в состоянии выносить яростные движения толстого твердого горячего хуя мастера внутри себя, отчаянно раскрыв рот и зажмурив глаза, готовый взорваться потоком спермы, забрызгивая молочными брызгами потные изогнутые любовной истомой тела. Объёмное одеяние джедаев уже не спасало положения ничуть. — Падаван, ты должен научиться держать себя в руках, — сквозь зубы сказал Оби-Ван Кеноби, он донельзя разозлился на себя, на собственную слабость, а самолюбивый ученик, как всегда, принял вызов. «О, ты ещё поучи меня, что нужно делать руками, Магистр Джедай. Посмотрим, кто кого сможет ещё поучить самообладанию.» — Да, Учитель, — покорно опустив голову, Анакин вдруг со стоном сжал выпирающий бугор бежевых штанов, чувствуя трепет горящей плоти. Оби-Ван теперь имел великолепную возможность оценить воочию, насколько сильно возбужден был его ученик. Магистр Кеноби уже не скрываясь смотрел на сладостные движения руки падавана. Падаван глянул исподлобья, понимая, что теперь уже ничто не сможет отвлечь внимание его хозяина от него. Оби-Ван не понял до конца, показалось ли ему, или и без того выпирающий бежевый бугор под смуглой рукой Анакина увеличился еще. Мысль о крепком стоячем хуе Анакина, с обхватывающей головку крайней плотью, с капелькой вязкой солоноватой жидкости, спрятанной там, которую так и жаждал коснуться ненасытный язык, смела все сомнения из головы Оби-Вана. В следующую секунду он уже был на коленях у ног Падавана, лихорадочно, с его же помощью сдергивающим с него штаны. Анакин расстегнул ремень и отбросил его в сторону, лазерный меч со стуком ударился о пол. О, Сила, нет, только не это! Его учитель очень не любит, когда он так невнимательно относится к своему оружию. — Простите, мой Учитель, — испуганно проговорил он, вырываясь и бросаясь подбирать с пола рукоятку, — я сейчас подниму лазерный меч. — Ситхам в жопу твой лазерный меч, — руки Оби-Вана пригвоздили его к стене, рот, обхвативший дрожащую головку, заставил изогнуться, лихорадочно вздохнуть и вцепиться руками в поручень. — О, учитель, да… Да, мой мастер, — он только и мог, что отчаянно всхлипывать, чувствуя, как горячий влажный рот двигается по всей его длине, язык нетерпеливо описывает в своем яростном ритме круги по сверхчувствительной поверхности пульсирующего члена. Анакин почувствовал, как рот его мастера скользнул ниже, чувствовал, как глубоко он вошёл в его рот, как мышцы его глотки сжимаются, пытаясь не дать ему войти ещё дальше. О, не сразу, нет, не сразу, но Оби-Ван попытался ещё, получилось лучше. Во время этих настойчивых попыток глаза Анакина ни на секунду не отрывались от сладких губ Кеноби, а руки испуганно вцепились в золотистый шёлк волос. Кеноби потянул Скайвокера вниз, тот немедленно послушался, не время было возражать возлюбленному учителю, ох, не время. Анакин опустился на пол и перевернулся головой к ногам Оби-Вана, без труда засовывая здоровый твёрдый хуй своего хозяина себе в глотку. Оби-Ван, как всегда, задохнулся от восторга и от зависти, в который раз поражённый потрясающим умением своего падавана. Совершенством его умелых, развращенных и — о, Сила — просто потрясающих движений на своем гудящем от напряжения хуе. Это ошеломляющее ощущение дополнялось и удесятерялось, отдаваясь пульсацией крови в пылающих висках, потрясающим скольжением шелковистой плоти в его собственном рту по его горящим губам. Анакин уже давно был на грани сознания, захваченный двойным охуительным ритмом, потерянный в потрясающем ощущении того, что он сам отсасывал чей-то хер, в то же самое время, когда сосали у него. Он лишь постанывал жалостно, вызывая тем лишь большее удовольствие своего любовника. Оби-Ван почувствовал, как его яйца начали сжиматься, и постарался думать о чем-то ещё, представить себе шевелящего зелёными волосатыми ушами Йоду, или чернозубую улыбку Бобы Фетта, отчаянно пытаясь продлить невозможное удовольствие, доставляемое ему умелым ртом падавана. Действие этого средства оказалось крайне непродолжительным. Стоны Анакина стали более глубокими и сладострастными, он задрожал, и Кеноби затуманенным взором увидел, как сжимаются яйца молодого парня. Это сделало своё дело, и Мастер Кеноби, застонав, выстрелил первый отчаянный залп спермы глубоко в глотку Падавану, в ту же секунду ощутив, как тугая струя тягучей жидкости заполняет его рот. Несколько минут они лежали на полу, пытаясь отдышаться. Потом встали, привели себя в порядок в ожидании, когда двери лифта наконец откроются. — Уф, наконец-то я увижу сенатора Амидалу, я уже десять лет её не видел, — вздохнув, сказал Анакин. Оби-Ван усмехнулся и насмешливо поднял бровь. — Да. Но только не забывай, Падаван, мы — джедаи.