Being me and only me Feeling scared to breathe If you leave me then I'll be afraid of everything That makes me anxious, gives me patience, calms me down Lets me face this, let me sleep, and when I wake up Let me breathe Быть собой и только собой, Бояться дышать. Если ты уйдёшь от меня, то я буду бояться всего, Что тревожит меня, даёт мне терпение, успокаивает меня. Позволь мне столкнуться с этим, позволь мне уснуть и, когда я проснусь, Позволь мне дышать.
∞ † ∞
Кругом шум и чёртово веселье, все восторженно кричат так, что, кажется, слышно на всё Триштатье. Гёрлскауты танцуют под очередную приставучую мелодию, под которую даже Кендис, сдавшись, машет руками, прикрыв глаза. Всем весело. Ведь Финес и Ферб, как обычно это бывает летом, устроили массовое мероприятие, по которому тут же зафанател весь Денвилль. С каждым годом сводные братья становились всё старше, а их безумные однодневные изобретения, вызывающие волну внимания всего города, — всё замысловатей (хотя куда уж больше) и опасней. Финесу шестнадцать, но он по-прежнему остаётся самым ярким и тёплым солнцем для всех жителей города. Но греет это красноволосое чудо только Ферба. Так широко и лучезарно парень улыбается только Флетчеру, и никто не в силах повлиять на это. Финесу шестнадцать, и их с братом «игрушки» переросли в выверенные до каждой мелочи изобретения. Каждый винтик и шуруп пронумерованы, каждая складочка отшлифована, ни единого изъяна. Парни тщательно проверяли все свои изобретения перед тем, как пустить их в ход. Но в этот раз что-то пошло не так. Их отлаженный до последней детали механизм где-то дал сбой. Вокруг всё продолжало полыхать канонадой в ярких всполохах красок и громких слов песни, люди наслаждались, и только Финеса раздирало на части — что-то не так. Он должен был первым спуститься с этой огромной рампы, начинённой, как обычно, всеми возможными трудностями и препятствиями, он всегда пробовал если не одновременно с братом, то вперёд него, просто чтобы убедиться, что всё отлично. Ферб возражал, но его редкие слова, как обычно, прерывались чужими, а когда он поворачивался обратно, брата рядом уже не было. Но сегодня Ферб был первым. Финес не успел среагировать, он вообще не сразу понял, что происходит. Всё вмиг из весёлого становится каким-то суматошным и дико бесящим. Парень отвернулся лишь на мгновение и услышал вскрик Изабеллы: «Финес, а разве не ты должен быть первым?» А потом тело брата сваливается бесформенным кулем прямо у подножия рампы так, что даже сквозь какофонию звуков было слышно, как хрустнули кости парня. Флинн машет руками, нервно прикусывает губу, сейчас он не может улыбаться, он вообще едва соображает, просто подлетает к Фербу и с размаху приземляется на колени. — Из, разгони всех! Всё, скажи, что всё окончено. Вызовите скорую кто-нибудь! Балджит, вызови скорую! Всё мгновенно затихает. Изабелла кусает губы и чуть ли не плачет — это её вина. Её, и ничья больше. Толпу разгоняют гёрлскауты. Кендис не понимает, почему так быстро оборвалась музыка, и, открыв глаза, подлетает к месту, возле которого стоят несколько людей. — Что? Что случилось? Финес, Ферб? — глаза девушки натыкаются на лежащего брата, и Флинн горько стонет: — Вызвали скорую? Я звоню маме и отцу! — голос звучит не так, как обычно, не с желанием прижучить, а просто… растерянно и совершенно несвойственно для энергичной девушки. Кто-то пытается подхватить Ферба и посадить, но Финес громко кричит: «Нет! Отойдите все!», и его слушают. Все делают несколько шагов назад. Даже Бьюфорд неуверенно переминается с ноги на ногу и играет желваками. Финес понял только одно: брат упал на спину. Это уже отвратительно, это самое плохое, что вообще может быть. Флинн вспоминает, что в таких ситуациях лучше не трогать тело вообще, а дождаться специалистов, потому что если позвоночник пострадал (а он пострадал, уверен парень, поскольку Ферб упал с огромной высоты), то самим можно сделать только хуже. Флинн кулаком утирает подступающие слёзы и разжимает ремешки под скулами брата, осторожно снимая с того защитный шлем. Зелёные волосы примялись, мокрые пряди зелени прилипли ко лбу. Финес глубоко вдыхает и убирает с лица брата отросшую чёлку. Флетчер молчит, и младший только больше волнуется. — Ферб… ты как? Говорить можешь? Ферб закрывает глаза, сосредоточиваясь на ощущениях, после чего тихо произносит: — Я не чувствую ног. — Что? — Флинн прячет лицо в ладони, несколько раз протирает пальцами влажные глаза, чувствуя, как дрожат губы. — Вы вызвали скорую? Изабелла? Девушка стоит рядом, прямо за плечом парня. Когда Финес поворачивается, Гарсия кивает: — Медики обещали приехать с минуты на минуту. И они сказали не трогать его. — Я знаю. Знаю, — нервно кивает Финес, он тут же поворачивается снова к брату и смотрит в кобальтовые глаза. — Всё… всё будет хорошо, Ферб. Я рядом. Всегда буду, да? Помнишь? — Всегда навечно, — приглушённо цитирует Флетчер их девиз, и Финеса ведёт. Ему всё равно, что рядом стоит Изабелла, всё равно, что эта девушка не ровно к нему дышит (конечно, он знает об этом), Флинну глубоко плевать на Бьюфорда и Балджита, на нервозно всхлипывающую Кендис, на звук сирены «кареты»… Финес склоняется над братом и целует в уголок губ. — Ферб… — всё, что получается произнести. Дальше — комок в горле. Флинн даже не может сдвинуть губы чуть левее и коснуться губами губ брата, как обычно — успокаивающе, нежно, ласково. Не может не потому, что стесняется, а просто потому, что боится, как на это отреагирует сам Ферб, ведь о их связи знали только они вдвоём и, быть может, Перри, что вовсе не страшно. Флетчер хотел бы кивнуть, что не против, но не может. Видит, как трясёт Финеса, и у самого сердце кровью обливается, так горько и ядовито, словно не кровь циркулирует по венам, а серная кислота. Финес сжимает его руку и не отпускает даже тогда, когда парамедики осторожно грузят тело парня на носилки, когда они вместе едут в больницу. Парень никогда ничего не боялся так сильно, как боли брата. Отец с матерью на машине едут за скорой, в кабине только сестра и братья. Кендис постоянно дёргает подол своей лососевой юбки и бросает беспокойные взгляды на Ферба. — С ним ведь всё будет хорошо, да? — спрашивает девушка. — Скажи, что да, Финес. Вы ведь всегда выпутывались. О, святые небеса, за что? Я ведь говорила вам, что это плохо кончится! Говорила. И мама мне не верила. А теперь возле дома осталась ваша огромная рампа и куча мусора. И Ферб… и вам ещё повезло, что родители не видели… этого, — девушка замолкает и подносит руку ко рту. — О-о-о, мальчики, как же вы влипли. И на этот раз всё серьёзно. И дело даже не в ваших дурацких «игрушках» и не в том… поцелуе. Если Ферб… Флетчер приоткрывает глаза и тихо просит: — Кендис? — А? — девушка снова замолкает. — Помолчи. Сестра только кивает и отворачивается к окну. — Ладно. Я просто переживаю. — Я тоже. Мы все переживаем, — отвечает Финес, поглаживая кончиками пальцев руку брата. — Но это не значит, что нужно истерить. На какое-то время все замолкают. Снаружи слышится вой сирены и шум машин — скорая мчит их в госпиталь. Но Кендис не была бы Кендис, если бы не спросила. Любопытство даже сейчас берёт над ней верх. Девушка отворачивается от окна и спрашивает: — И давно вы?.. — Мне было пятнадцать, — спокойно отвечает Ферб. Кендис кивает и снова замолкает. «Значит, Финесу было четырнадцать. Я обязательно их прижучу за это, как только брат выздоровеет. Он точно выздоровеет».∞ † ∞
Много часов прошло в ужасном ожидании. В реанимацию Финеса не пустили, и парень обивал коридор, слоняясь от автомата с кофе до кресла и обратно. Линда и Лоренс сказали, что им всем позже предстоит долгий разговор. Родители видели рампу. Ещё дольше этот разговор будет тогда, когда родители узнают про отношения братьев. Финес больше не будет молчать. Если и настанет этот час откровений, то пусть он будет на полную катушку. В ожидании парень прокручивал механизм рампы и то, как там оказался зазор, о который споткнулся брат и упал с огромной высоты. Но всё было идеально, в чертежах не было этого, и Финес сломал себе всю голову. После шести часов врачи вышли из операционной, но ничего хорошего не сказали: жить будет точно, сотрясения мозга нет, сломано пара рёбер и… понадобится дорогая операция, чтобы парнишка снова смог ходить. Не меньше пяти лет на восстановление, постоперационный период, адаптация… Всё это — огромное количество денег, времени и нервов. Родители стали думать, откуда взять такие деньги, а в голове у Финеса было только одно: «Какой бы ни был, он мой, навсегда. Навсегда люблю». И ему плевать, что это сопливо, ведь мысли никто не слышит.∞ † ∞
Увидеть Ферба разрешили только спустя два дня, когда перевели в палату интенсивной терапии. Выглядел парень не очень: бледный, с взлохмаченными волосами, с мешками под глазами, но еле улыбающийся при виде родных. Финес обнял брата и вдохнул его запах, смешавшийся с запахом лекарств. Из правой руки торчала игла с трубкой — капельница с обезболивающим, постель была серой и блёклой, вид из окна — ужасный, но всё это — ничто. Он жив, и это самое главное. А денег на операцию они соберут. Финес никогда не откажется от любимого человека. Не пугал даже страшный разговор и раскрытие всех карт, пугало только одно — брат не сможет встать. За столько лет Финес не боялся ничего. Ни призраков, ни клоунов, ни злых собак, но одна мысль о боли брата — и его бросает в дрожь. Единственный и самый огромный страх парня — боль Ферба. А всё остальное, на самом деле, ничто.∞ † ∞
Крошечный шуруп ложится на журнальный столик. Изабелла садится в кресло рядом и пристыженно опускает глаза. На диване сидят Финес и Ферб. Младший укутывает ноги Флетчера в плед и поглаживает коленки. Один бог знает, чего им всем стоило собрать денег на операции, но у Ферба есть надежда. Он пока не бегает и даже не ходит — ноги слишком слабы, но он может ими шевелить. И каждый день делает новые успехи. И вся семья знает, как трудно им дался долгий разговор после выписки Ферба из больницы, но всё позади. Ферб снова дома, хоть и передвигается пока что на коляске. Это временно — теперь все знают наверняка. Родители приняли их отношения. С натяжкой, но всё же приняли. Только чета Флинн-Флетчеров знает, чего им стоило это решение, но мальчики вместе и это уже не самое главное. Главное — чтобы Ферб пошёл. — Изабелла? — Финес приподнимает одну бровь. — Что это? — Это… моя вина, Финес. Я выкрутила этот шуруп. Я знала, как он важен, но ты должен был… ты… мы с гёрлскаутами планировали… ну, поймать тебя. Ты знаешь о моих чувствах, я просто хотела больше твоего внимания. У нас всё было спланировано, но Ферб… он пошёл раньше срока, и мы… совсем не так получилось. Это всё я, Финес, Ферб… простите меня. В комнате зависает тишина. Только Перри рычит и залезает на колени Флетчера, устраиваясь поудобнее. Никто не говорит ни слова. Просто сказать на это нечего. Только когда Гарсия-Шапиро уходит, напряжённый до этого Ферб расслабляется и выдыхает. Финес мягко целует брата в губы и устраивается на его груди, прикрыв глаза. Финес поглаживает брата по плечу и погружается в дрёму. Самым главным страхом Флетчера было то, что брат его не примет. Ни тогда, когда он, совсем подростком, объяснялся брату в любви, ни тогда, когда из проектов предлагал что-то своё. Особенно Ферб боялся, что Финес опустит руки. Забота об инвалиде, хоть и временном, это очень тяжело. Но, видимо, они действительно любят, если каждый раз разрушают страхи друг друга. Всегда. Навечно.