Всегда

Ребекка сидела, поджав под себя ноги, и концы её тяжёлых тугих кос касались пола. Сид отстегнул полог и нырнул в палатку. На звук взвизгнувшей молнии Ребекка подняла мокрое от слёз лицо. Он протянул руку, чтобы отереть её щёку. Она отпрянула, и вдруг Сид увидел, что в тех местах, куда упали её слезы, распускаются ярко-красные цветы. Он наклонился и его затошнило от запаха. Псы Господни, как всё-таки больно! Сид с трудом приоткрыл глаза. Тошнотворный сладкий запах, разбудивший его, шёл от миски с кашей. Сид заторможено отметил улучшение: вчера и позавчера вместо еды ставили ведро гниющих испражнений. Он сомкнул веки и медленно, словно со скрипом, повернул голову в другую сторону. Странно, что никто до сих пор не пришёл. Это давало время распутать сбившиеся колтуном нити воспоминаний, тонкие нити, державшие его, делавшие его человеком. Сид боялся утратить связь с реальностью. Моменты одиночества были редки и драгоценны. — Меня зовут Сид Коэн, — прошептал он. — Сид Коэн, и я прав. У Ребекки Фрай были чёрные блестящие косы, длинные и богатые, которые она укладывала двойным венцом вокруг головы. У Ребекки Фрай были большие глаза цвета колокольчиков на мамином чайном сервизе, обведённые, словно угольным карандашом, густыми ресницами. У Ребекки Фрай была возвышенная стать и живая, немного нервозная мимика. Сид ловил себя на мысли, что пытается нарисовать её волчий образ. Волчицей она была бы невероятно красивой. Он протянул руку, чтобы вытереть слёзы, сбегавшие по её лицу. Ребекка отшатнулась и вытерла щёки сама. — Не скажешь спасибо, что я тебя уберёг от дементоров? Она прищурилась совсем по-волчьи. Он пожал плечами и стянул через голову потную толстовку. — Меня зовут Сид Коэн, — бросил он через плечо. Она молчала. — Голодная? — Сид обмахнул живот футболкой. Она молчала. — Принести воды? — Чего ты хочешь? — это прозвучало сдавленно и зло. — Не знаю, — протянул Сид, неспешно подходя вплотную. — Может, вот это? Он схватил её за плечи, рывком поднял и поцеловал. В ту же секунду маленькие острые пальцы царапнули его по уху и вцепились в волосы. Сид резко разжал руки. Он ждал этой реакции, но не настолько отчаянной. Кажется, она приняла выходку всерьёз. — Я пошутил, — сказал он. — В смысле, не совсем, но... Она стояла, напряжённая, почти звенящая, готовая защищаться до крови, до смерти. — Ты мне нравишься, — объяснил Сид. — Но не так. В смысле, по-настоящему. Она передёрнула плечами презрительно и недоверчиво. — Меня зовут Сид Коэн, — снова представился он, протягивая руку. — Меня зовут Ребекка Фрай, — она ответила серьёзным коротким рукопожатием. Сид опустил взгляд и, заметив, что на его ладони запеклась кровь, плюнул посерёдке и стал ожесточённо тереть её о штаны. — Ненавижу таких как ты, — сказала вдруг Ребекка. Сид прекратил тереть ладонь и усмехнулся. — Оборотней? Или, может... — Предателей, — перебила она, — на службе узурпатора. — Ох, ну прости. Больше никаких вариантов с правом на жизнь для меня не нашлось. — Другие люди умерли, — с вызовом ответила она. — Я не из таких, — фыркнул он. Скрежещущий звук заставил его вздрогнуть. — Эй ты! Этот охранник был пожилым и грузным, и даже, пожалуй, добродушным. За последнее Сид его особенно смачно презирал. Если бы Сид не был так слаб, то, наверное, снова попытался бы перегрызть ему горло. В тот раз его оттаскивали трое. — Если объявишь голодовку, тебя велено посадить на цепь и кормить насильно, — просветил Сида охранник. — Сам это ешь, — хриплым от долгого молчания голосом отозвался Сид. Охранник поднял миску, зачерпнул ложкой и попробовал. В глазах Сида отразилось недоумение. — Нормальная каша, — констатировал охранник, ставя миску на место. — Даже с маслом. Веки Сида тяжело упали. Было слышно, как охранник ещё немного потоптался возле миски. Затем дверь закрылась, и каблуки форменных ботинок гулко простучали по коридору. — Как ты меня вытащил? — спросила Ребекка, доев последний кусок хлеба. Сид отломил горбушку от второй буханки и протянул ей. — С какой целью интересуешься? — уточнил он. — Так... — она не взяла хлеб. Отвернулась и стала разглядывать узор на коре. — А кого пыталась вытащить ты? — он тяжело вздохнул, готовясь услышать ответ. — Отца, — спешно и обрывисто ответила она, продолжая изучать морщины дерева. Сид глотнул из фляги. — Слушай, так, как я тебя вытащил, с отцом не получится. Да и, скорее всего, уже... — Знаю, — Ребекка выхватила флягу, сделала большой глоток, закашлялась, откинулась назад и уставилась, не мигая, туда, где между густо сомкнутыми кронами порхали неуловимые редкие солнечные блики. Сид чувствовал, что должен сейчас что-то сказать, но его отвлёк тихий свист. Он обернулся: на поваленном дереве сидел Клайд и показывал ему большой палец вверх. Сид нахмурился и выразительно стрельнул глазами в сторону, давая понять, что третий здесь лишний. Клайд соскочил на землю с другой стороны бревна и поманил его за собой. Сид тихо зарычал, нехотя поднимаясь на ноги. И вдруг вспомнил, что Клайд мёртв. Он сам убил его. Круг стаи сомкнулся, как смыкался всегда, заключая в себе вожака и осмелившегося бросить вызов. Выйти из круга может только один, и это был Сид, а Клайд остался лежать на пропитанной кровью прошлогодней листве. Клайд мёртв — значит он сейчас спит. Сид сделал усилие, чтобы проснуться. Это удалось не с первого раза. Миска с кашей стояла так же, как её оставил охранник. В коридоре было тихо. Постанывая от боли в затёкшей руке, Сид перевернулся на спину. С потолка спускался, перебирая лапками, мелкий паук. Сид смотрел и смотрел на него, пока паук не сделался огромным, закрыв весь обзор, и можно было разглядеть на его глянцевом покатом брюшке мелкие светящиеся точки звёзд. Тучи разошлись, так и не пролив на землю ни капли. Стая собралась на поляне, по привычке без огня. Это было единственным, к чему Сид никак не мог притерпеться в новой жизни. Он мечтал о запахе костра, иногда во время их ночных сборищ ему явственно чудился этот пряный, смолистый, щиплющий ноздри запах. Но сейчас даже хорошо, что не в обычаях стаи разводить огонь: Ребекка сидела рядом и не возражала, когда он накрыл её зябнущие плечи своей курткой. По другую сторону от него сидел Марк. Грехема Сид не мог видеть, но знал, что тот привалился к корням вырванного бурей дерева чуть поодаль сзади. Изредка было слышно, как бутылка звякает о его зубы. Напротив из темноты сверкали зелёные глаза Марион. Положив голову ей на колени, дремал Анубис — младший и самый хилый член стаи. Он поскуливал во сне, и тогда Марион легко пробегала пальцами по его волосам. На другой стороне поляны вполголоса переговаривались. Сид вглядывался сквозь темноту в лица, усталые, грязные, покрытые шрамами или первым пушком, несущие печать цинизма или озарённые верой в лучшее. Это были его люди, его верная стая, и Сид любил каждого — безнадёжной, огромной любовью. Она шевелилась в нём, распускалась, как пылающий цветок костра, и от неё щипало ноздри и покалывало в уголках глаз. Он повернулся к Ребекке. — Ты знаешь какую-нибудь песню? — спросил он. — Какую? Она почему-то тревожно огляделась по сторонам. — Еврейскую. Сид сам не понял, как у него вышел этот почти умоляющий тон. К разговору прислушивались. Ребекка поправила куртку на плечах. Сид обвёл поляну глазами, на всякий случай придав им хмурое выражение. Вместо ответа Ребекка запела на незнакомом языке. Звуки его то катились крохотными горошинами, то подрагивали мягко и гортанно, как первое рычание щенка. Ребекка пела тихо и просто, и Сид, завороженный, не мог пошевелиться, даже когда отзвучала последняя трепетная нота. — И о чём это? — спросил незаметно подошедший Грехем. — О Боге. О любви к Нему, — ответила Ребекка. — Это на идише. "Под твоими белыми звёздами протяни мне руку. Мои слова — это слёзы, собери их в свою ладонь. Ибо вздымается пламя во мне, и в пламени дни мои".* Грехем смачно прочистил горло. — Я откушу свой хер, если хоть кто-то здесь верит в доброго боженьку на облаках. — Грехем, не смей ругаться при даме, — Сид встал. — А что я такого сказал? — Извинись немедленно, — Сид смотрел исподлобья, не мигая. — Да ну ещё..., — Грехем поболтал остатки пойла в бутылке. — Сид, — мягко вмешался Марк, — он не имел в виду ничего дурного. Вот и Даная здесь. И Марион. — Это другое дело, — упрямо мотнул головой Сид. — Сид, послушай... — Марк привстал, но вожак заставил его опуститься обратно, надавив на плечо. — Еврейских девочек воспитывают в чистоте, вы просто не можете себе такого представить, — сказал он. — Ну нахер... — Грехем зашвырнул бутылку в кусты. — Извини, принцесса. Я всего лишь хотел сказать, что ты хорошо пела своему боженьке, да вот только нет его и никогда не было. Он обиженно повернулся спиной и, покидая поляну, перекинулся волком с наполовину откушенным хвостом, который он поджимал при ходьбе. — Стало быть, я хуже твоей крали? — Марион выросла перед Сидом неслышной тенью. В её глазах метались всполохи зелёного огня. — Обидно, Сид, я ведь всегда была за тебя. Мы дрались бок о бок. А ты — её защищаешь, а меня — не защитил. Я тебя сдам, слышишь? Сдам с потрохами и не пожалею ни на минуту. Сид пошевелил губами, но слова не шли. Она высилась над ним грозящим призраком, поляна уплывала из-под ног. Марион мертва. Он спит, ведь Марион мертва, как и все они мертвы — по его вине. Он рывком сел. — Меня зовут Сид Коэн, — прорычал он. — И я поступал правильно. — Уверен, так и есть, — услышал он голос. Самый страшный и ненавистный голос во всём мире. Сид рванулся, но натянувшаяся цепь удержала его. Он машинально схватился за горло. — На этот раз у меня есть для тебя предложение, над которым по крайней мере стоит подумать, — продолжил Малфой, и ни одна чёрточка его лица не дрогнула. — А чтобы лучше думалось, я тут решил, что тебе стоит сменить обстановку. Помыться. Подышать воздухом. Ты, кстати, совершенно зря пренебрёг кашей. А, впрочем... — он легонько тронул миску концом ботинка, — ты ведь не станешь отказываться от стейка с кровью? Я угощаю.