Всегда

Она лежала ничком на берегу и не помнила, как здесь оказалась. Остро помнила, что нужно отползти от воды и что нельзя разжимать правую руку. Отталкиваясь локтями, она медленно двинулась вперёд по чавкающей грязи, не выпуская из пальцев сокровище — белый цветок с гибким мощным стеблем, обвившимся вокруг запястья. Сзади что-то шептало и булькало, цветок казался огромным и нависал, как будто луна наклонилась с неба для поцелуя. Она хрипела и отплёвывалась, барахталась и вязла, и вдруг почувствовав под собой сухую землю, со стоном перекатилась на бок, подтянула ноги к животу и так лежала несколько минут. Память возвращалась урывками. Сначала холодный липкий шёпот: "Что у неё внут-т-т-три? Я хоч-ч-у видеть!" Кожистые лапы, как лягушачьи, только большие и когтистые, облепили щёки, шею, грудь... "Внутри у неё горяч-ч-ч-ее... Вкусс-с-с-сное..." Шею и скулы словно жгло огнём, и она поняла: это зарастают жабры. Судорожный глоток воздуха в пересохшее горло. Мерное покачивание лунной головки цветка в такт биению пульса. Склонённое лицо с обеспокоенной складкой между бровей: "Вы уверены в том, что делаете?" Ульвхильд Биргерссон. Хороший вопрос, очень хороший. "Мисс О'Шейн, позвольте начистоту: мне не понравилось, как вы смотрели, когда вызвались, и как смотрели на вас". "Не понимаю, о чём вы, — Маргарет пожала плечами с холодком. — Хотя, впрочем, понимаю. Это последний курс, идёт сильная конкуренция". Она врала. Взгляды, полные сомнения, удивления и какой-то досады, были не о том. — Сердце Озера цветёт однажды за сто семнадцать лет, — лилась бархатная речь Биргерссон. — Из мира мёртвых прорастает в мир живых, и открывает проход между мирами. Сердце Озера. Свет, который был виден из окна спальни. Вот бы взглянуть поближе одним глазком... — Добыть цветок, пройдя тяжкие испытания, может только невинный юноша или невинная девушка. От окна послышалось хихиканье: Фиддлер и Марчбэнкс, закадычные подружки с Хаффлпафа, очевидно, узко поняли слово "невинная". — И в этом смысле тоже, — ласково подтвердила Биргерссон. — Вы все взрослые люди, стесняться нечего. Тот, кто принесёт цветок, получит ключ к великим тайнам и заслужит большую честь. — Я целовалась с Марчбэнксом, — нахально объявила Луиза Росс, откидывая со лба глянцевую прядь. — Это считается? Сестра упомянутого парня перестала хихикать и повернулась, чтобы видеть лицо брата, растерянное и рдеющее. — Это считается, — улыбнулась Биргерссон. — Знать бы раньше! Луиза хлопнула ладонью по колену. Она была искренне разочарована, эта гриффиндорка, амазонка, гибкая, как ясеневый лук. Знать бы раньше — она бы отправилась на подвиг с песней, вырвала Сердце Озера и покрыла себя славой. Поцелуи могли подождать! Норман Гамп смотрел на свои растопыренные пальцы, соображая что-то. — Я пойду, — как бы со стороны Маргарет услышала свой голос. И скрип отодвигающегося стула. Почти одновременно с ней встал Эдвард Клагг, всегда слишком тихий для гриффиндорца. — Я пойду, — повторила она, буравя парня взглядом. Эдвард сел. На неё смотрели. Нет, пялились. Тиберий Филч взволнованно хлопал глазами. Вроде бы. Его лицо, как у глупого пингвина из мультика, мелькнуло перед Маргарет и растворилось в темноте. Она пошевелила головой. Измазанная илом и грязью щека присохла к земле вместе с волосами. Всё тело чесалось. Цветок... Что если без воды он умрёт, как умирают кувшинки? Нужно было встать и дойти до замка, отдать цветок, но кому? Память возвращалась толчками. чиу-чиу-чиу-чи под землёю бьют ключи чиу-чиу-чиу-чи рыбка плещется в ночи чиу-чиу-чиу-чи примечай да промолчи Песня обитателей озера. Большую часть слов она забыла, а в тех, что запомнились, нет никакого смысла. — Вы хотите кому-то что-то доказать? Это может сыграть с вами злую шутку... там. Биргерссон говорила строго. Маргарет проглотила комок страха, царапающий горло. — Я хочу получить ключ. К великим тайнам, — ответила она ровным тоном. — Круто же, правда? Не доказать — пристыдить. Заставить ловить воздух ртом и хлопать глазами, как глупые пингвины. Два дня назад профессор Стебль подошла к ней в теплице. — Маргарет, я хотела бы поговорить с вами. Помочь вам, если это в моих силах... — начала Стебль, и что-то в её тоне заставило Маргарет выпрямить спину и приготовиться к обороне. — Что у вас со Снейпом? — А что, нельзя? — выпалила Маргарет, не выждав и секунды. Пожилая учительница растерялась. Маргарет вздёрнула подбородок и стремительно направилась к выходу. Голова была словно в огне. Ноги подкашивались, ветер студил грудь. Правую руку она держала вытянутой, и волшебный цветок плыл серебристо-белым воздушным шариком на фоне чёрного неба. Она засмеялась, подумав так — каркающим, простуженным смехом. Она как будто разучилась нормально дышать. Там, где были жабры, до сих пор щипало. Впереди замаячила высокая фигура — кто-то шёл ей навстречу из замка. Маргарет медленно моргнула, убеждаясь, что это не мираж, и крепче сжала стебель. Память возвращалась вспышками. Давясь, она проглотила жаборосли, и тут же лицо и шею словно вспороли тонкие лезвия. Воздух сделался ледяным и кусачим. Маргарет с облегчением погрузилась в такую ласковую, мурлычащую воду. Она плыла бесконечно долго, вода обнимала её, щекотала, нашёптывала и пела. Иногда можно было различить слова. лиу-лиу-лиу-ла в сердце воткнула игла лиу-лиу-лиу-ла вынь иглу - получишь клад чиу-чиу-чиу-чи примечай да промолчи "Ч-ч-ч-человечес-с-с-ская девоч-ч-ч-чка! Пришла за подарком этой ноч-ч-чью!" "Дос-с-с-стойна ли она взять то, зач-ч-чем пришла?" "У неё внутри обида, такая с-с-с-сладкая! Она наша, наша, наша..." "У неё внутри вернос-с-с-сть, такая твёрдая. Она т-т-тебе не по зубам..." "У неё внутри с-с-с-сомнение, такое гус-с-с-стое, оно нас-с-сытит меня..." "У неё внутри одиноч-ч-ч-чество, такое холодное, она наша..." "У неё внутри нежнос-с-с-сть, такая жгуч-ч-чая, не кас-с-сайся её..." В толстом стебле бился медленный, гулкий пульс. Маргарет чувствовала, что и её сердце замедляется. Упругая толща воды давила, сковывала движения. Какой-то острый запах на мгновение тронул ноздри, и она, очнувшись, рванула стебель на себя. Он не давался. Со всех сторон к ней тянулись когтистые перепончатые лапы, в неверном свете, идущем от цветка, то и дело блестели хищные улыбки. В мутной, окрашенной розовым воде стайками поднимались со дна пузырьки. Маргарет впилась в стебель зубами, брызнул сок — горький, вяжущий и нестерпимо холодный. А потом она очнулась в грязи у самой кромки воды. Силуэт приобрёл очертания профессора Ульвхильд Биргерссон. — Мисс О'Шейн, вы совершили небывалое. Но почему вы пошли, не дожидаясь меня? Вас должен осмотреть врач. — К профессору Снейпу, — выдохнула Маргарет с присвистом. — В Больничное крыло, — возразила Биргерссон, осторожно касаясь её локтя. — Я знаю сказку про дракона, — Маргарет покачала головой, пытаясь отнять руку, — и не отдам Сердце Озера. Его принесла я, слышите? Голос звучал визгливо. Прямо сейчас она поняла так ясно, зачем на самом деле добывала цветок. — К директору Северусу Снейпу, — упрямо потребовала она. И не двинулась с места, пошатываясь, холодея, в рваном спортивном костюме, в грязи, в царапинах и укусах, не в силах противиться Биргерссон, которая внимательно ощупывала руку, державшую цветок. Язык, дёсны, губы Маргарет опухли от ядовитого сока, справа на месте жабр тянулись кровоточащие рубцы, слева жабры закрылись, но так, что внутри осталась грязь, кожа бугрилась и выглядела тёмной... Всё это мало занимало Ульвхильд Биргерссон. Засветив палочку, она ещё раз осмотрела руку и скомандовала: "К директору немедленно". Маргарет присмотрелась. Зрелище стоило того, чтобы испугаться, но сонное оцепенение не давало пробиться страху. Отрешённо Маргарет отметила, что понятно теперь, почему цветок так долго продолжает жить без воды: он выпустил корни и питался её кровью.