Всегда

Минерва МакГонагалл подняла глаза. В щель между шторами пробивался тусклый предгрозовой свет. От окна тянуло пылью и прохладой, между башнями замка нарастал тревожный свистящий звук ветра. Медленно, чтобы не потревожить больную спину, она встала и закрыла окно, плотнее задвинула тяжёлые занавеси: пусть ребёнок спит подольше, он так измучился. Невесомо, кончиками пальцев старая учительница отвела со лба мальчика золотистую прядь. А ведь казался весёлым. Охотно ел, читал. Спрашивал, когда приедут остальные ребята. Много гулял, вчера вот пинал мячик во дворе и разбил кухонное окно. Его нашли в душевой. Стеклом от того самого разбитого окна он порезал себе вены — и на ногах тоже, как в его любимых книжках по истории Древнего Рима. Нашли почти что поздно, а могли бы ведь и не найти, и теперь, когда силы его восстановятся, когда раны затянутся, как быть с ним? Как поверить, что больше это не повторится? Вздохнув, МакГонагалл подобрала со спинки стула шаль и вышла из палаты. Она не ожидала, что Алекто Кэрроу будет торчать за дверью, и особенно неприятным был её какой-то помятый, покаянный вид. — Я вас просила... — МакГонагалл плотно затворила дверь и встала, загородив её собой. — Вы хотели, чтобы я держалась подальше, — Кэрроу запрокинула голову и хрустнула шеей. — Теперь, когда мальчик себя порезал, мне пора паковать вещички, это точно. Директор найдёт, как пришить это мне. — Это, конечно, очень печально, — МакГонагалл сама удивилась желчи, просочившейся в её тон. Она сделала жест рукой, подгоняя, мол, ступайте восвояси. Кэрроу пожала плечами и двинулась мимо деканши, нарочито почти задевая ту плечом. МакГонагалл постояла немного и направилась в противоположную сторону. Через несколько шагов её догнала реплика: — Я — не мой брат. Голос Алекто был похож на карканье. — Надо же, — МакГонагалл резко накинула шаль на плечи. Она могла бы вовсе не отвечать, но слова как-то срывались с языка. Она замедлилась, обернулась нехотя, как бы механически. Только чтобы дать понять, на этот раз окончательно, что им не о чем говорить... — Это я пытаюсь сказать вам уже не знаю, сколько времени, — продолжила Алекто, наступая. — И всё же я — его сестра, родная кровь, как я могла не знать о нём такую вещь... Я не сразу сообразила. Сложно начать соображать, когда такое происходит. То, как велось это дело... это же фарс от и до! Она снова хрустнула шеей. — Поговорим в моём кабинете, — предложила Минерва со вздохом. — Там, где вам будет удобнее не слушать? Ну, знаете ли, нет, — Алекто сузила глаза и сделала ещё шаг. — Всё было подано так, будто мой брат развлекался. Ведь Пожиратели смерти именно так развлекаются! Признайтесь, — неожиданно она подалась вперёд и ткнула Минерву в плечо, — эта версия вас... удовлетворила. Минерва кашлянула. — Прошу вас так не делать, — процедила она. — Вы такая вся из себя... — Алекто закатила глаза. — Меня тошнит. В том, что Амикус сделал с мальчиком, вы видите свою правильность и порочность Амикуса. Вы не видите дальше своего носа. МакГонагалл шумно выдохнула, не найдя слов для ответа. — Пожиратели смерти, — Алекто поторопилась заполнить паузу, — так не развлекаются. Пожиратели смерти так проводят ритуалы. Она говорила хрипло, нарочито артикулируя. Правой рукой заправила за ухо прядь и, склонив голову набок, стала теребить мочку уха. Вроде бы, этот жест — признак вранья? — А вам, конечно, не знакома эта магия. Поэтому вашей наивностью легко воспользоваться... — Алекто оттянула мочку и постучала ногтем по крупному чёрному камню в серьге. — Так вышло, что мне не выгодно водить вас за нос. Думаете, мне плевать на Рэдфорда? — Думаю, да, — отрезала МакГонагалл. — Не совсем, — Алекто облизнула нижнюю губу. Её мимика, все жесты говорили о неумении или нежелании держать себя в руках. Одно это отталкивало в ней. Зная же о её делах с шайкой Вольдеморта, о том, как погрязла эта женщина в преступлениях, Минерва МакГонагалл испытывала к ней стойкое отвращение, словно кто-то отмыл и обрядил в профессорскую мантию шлюху из Лютного. Был ли этим кем-то Вольдеморт или сам Снейп, не столь важно: Снейп её не ставил на место, напротив, давал ей волю — ей, а не другим, более достойным людям... — Я, знаете, рационалистка, — заявила Алекто. Теперь она ломала пальцы, хрустя суставами. — И я откровенна с вами. Вы считаете, такая магия могла твориться в Хогвартсе без ведома директора? В самом деле? — Вы очень грубо манипулируете, — произнесла Минерва с некоторым облегчением. Попытки очернить Снейпа в своих глазах она замечала и прежде. Это было отчасти смешно, ибо ничего белого там и так давно не осталось. Отчасти поведение Алекто представлялось чистым идиотизмом, вульгарной неблагодарностью злобного пса, осмелевшего от хорошей кормёжки. — Что ж — увы, — Алекто нервным жестом откинула чёлку с лица. — Зато он манипулирует ловко. Всех всё устраивает. Даже и для Амикуса дело обернулось не так плохо — увольнением из школы, которая ему осточертела уже, — она усмехнулась, тоже как-то нервно. — Если бы назвать вещи своими именами, то, что он сделал, он бы не отделался так легко. МакГонагалл ответила не сразу. Некоторое время сверлила собеседницу взглядом. Подхватила концы шали и скрестила руки на груди. — Даже не знаю, — проговорила она, наконец. — Вы пытаетесь оговорить директора или своего брата? Я что-то не понимаю. — Понимать надо так: этот человек использует других в своих целях. Не знаю, как вам, но мне это кажется небезопасным. Я не хочу быть фигурой на доске. Я хочу жить нормально, делать своё дело и... — Алекто несколько раз сплела и расплела пальцы, потом сцепила их в замок и прокрутила, выгибая до хруста. — Война закончилась. А я устала. Она замолчала как-то внезапно, как будто впрямь сломленная усталостью. Поборов желание протереть покрасневшие, натруженные за день глаза, Минерва заговорила с самой сухой интонацией, на какую была способна, как бы проводя границу между собой и этой особой, между двумя мирами, в которых они жили: — Дело, которое вы, так уж получилось, делаете... У нас с вами разные взгляды на это дело. Как и на многие другие дела, — она выдерживала между фразами паузу, как во время лекций, позволяя собеседнице вполне проникнуться словами и тоном. — Ваша откровенность меня тяготит. Если вы провоцируете меня, чтобы собрать компромат, зря трудитесь: обо мне всё известно и директору, и тем, кто стоит выше него, я никогда не притворялась и, если бы меня хотели убрать, то обошлись бы без вашей помощи. Если же вы хотите втянуть меня в свои личные счёты... — Да услышьте же вы, наконец, — перебила Кэрроу каким-то дребезжащим голосом, — мы все в это уже втянуты. Только понятия не имеем, во что. Их глаза встретились, и МакГонагалл уловила выражение, которое была вынуждена признать неподдельным. Нет, такое подделать невозможно: очень сильный, какой-то мистический страх, когда она говорила о Снейпе и его таинственных злодейских планах. — Вы в самом деле так его боитесь? — спросила МакГонагалл в лоб. — Боюсь, — призналась Алекто после короткого размышления. Прочистила горло и, отводя взгляд, добавила: — И вам советую.