Мое безумие меня бережет

Жаль, в моих смс-архивах программы нету, Что стирала бы слой отмерший в режиме «авто». Я читаю «ну я же рядом с тобой» — а это Уже неправда. (c) Полозкова

На десятый день, проведенный без Айзека, Мик посмотрел в окно и увидел снег. Белые крапинки вальяжно ниспадали с черного, глухого, беспросветного зимнего неба. Они были похожи на белые буковки на окрашенном в черный дисплее мобильника. На буковки, которые обещали счастье, нежность, дружбу, любовь. Которые врали. Все в жизни Мика было похоже на эти самые буковки — с тех пор, как их автор пропал из его жизни. Айзек ушел, и мир рухнул. Просто, быстро и без предисловий. Пафосно? Да. Пожалуй. Мик и был по жизни пафосным. Глупым, пафосным, депрессивным придурком. И депрессивный — не просто слово, описывающее меланхоличный нрав или сложный характер. Депрессивный — это годы в специализированных учреждениях. Это сотни проглоченных таблеток. Это жизнь от рецидива к ремиссии. Депрессивный — это то, о чем Айзек прекрасно знал, когда уходил. - Но ему стало слишком сложно, - пробормотал Мик, слегка кивнув своим грустным и пафосным мыслям. - Он устал, как все устают. И он ушел... как все уходят. Сосущая пустота внутри внезапно — впервые за десять дней — сменилась дурманящей вспышкой гнева. Такой сильной, что голову как-будто бы что-то сжало, словно тисками, перефирическое зрение пропало, перед глазами замаячили красные искры. С нечленораздельным криком Мик вскочил с пола, на котором сидел, и с размаху, со всей силы запустил телефоном в стену. Буковки рассыпались навсегда. Осознав, что он наделал, парень снова тяжело опустился на пол. Эмоциональное отупение вернулось. Не было сил даже обругать себя за странный поступок или разрыдаться из-за того, что никогда больше не сможет перечитать смски от Айзека. Все эти «Люблю» и «Ты мне нужен», «Умру без тебя» и «Ты так дорог для меня», «Я всегда буду рядом», «Ты мое солнышко», «Самый любимый», «Я не уйду от тебя никогда»... Всю эту ложь. Ложь. Ложь. Это короткое слово впивалось в мозг стальными когтями. Хотелось достать нож и выписать его кровавыми буквами на предплечье: л-о-ж-ь. Но Мик убеждал себя не быть настолько невменяемым. Контролировать себя. Не сходить с ума. Хотя бы — не сходить с ума окончательно. Он знал, что ему стоит принять антидепрессант, но таблетки куда-то подевались еще пару дне назад. Он знал, что всегда можно обратиться в госпиталь, показать свою медкарту и описать симптомы, но боялся незнакомых врачей: не все из них умели подбирать схему лечения с первого раза и достаточно мягкую. Он знал, что может даже сейчас, поздним вечером, позвонить своему терапевту, и та не будет против, но... Ведь Мик разбил телефон. - Мне нужна помощь, - тихо проговорил Мик. Усмехнулся, и одними губами добавил: - Ложь. Всё ложь. Даже собственное самоощущение — ложь. Он должен в это поверить, фигурально намотать нервы на кулак, поставить себя на ноги и заставить себя нормальным. У него нет приступа депрессии, это ложь, он просто себя жалеет. У него не всё кончено с Айзеком. Это ложь. Он просто не борется. Это ложь. Он нормальный. Хватит сидеть взаперти. Почему бы не сходить в клуб, например? Как делают все нормальные парни вечером... Какой там сегодня день? Вау, пятница, отлично! Мик распрямился, раздраженно бросил взгляд на себя в зеркало и ушел в душ. К зеркалу он вернулся снова через 40 минут: уже с чистыми каштановыми волосами, завязанными в намеренно неаккуратный хвост, в черной кожаной куртке, под которой похудевшее тело обтягивала темно-зеленая, подходящая к глазам водолазка. В задницу соблазнительно впивались черные джинсы, на запястье виднелась под рукавом фенечка из кожаных шнуров и ярких ниток. Он выглядел... неплохо. Устало, но неплохо. - Только надо бы в спортзал походить, - сообщил Мик своему отражению и постарался самоуверенно улыбнуться. - Я ведь — нормальный. «Ложь», - щелкнуло в мозгу. Но в эту конкретную ложь верить хотелось. Так что он улыбнулся снова, уже убедительнее, и направился туда, куда и намеревался: в клуб. Когда Мик вышел на улицу, там всё так же шел снег. Но парень не чувствовал холода, пусть и шел по улице в распахнутой куртке и с непокрытой головой. Вернее, он просто холода не замечал, стараясь сконцентрироваться вместо этого на прохожих, многие из которых почему-то улыбались, на теплый свет фонарей, на яркие огни витрин и гирлянды вокруг вывесок... «Скоро Рождество, - понял он внезапно. - Кажется... уже завтра?» И потом: «Айзек бросил меня за 10 дней до Рождества». Нет. Нельзя об этом думать. Мик стиснул кулаки, впиваясь себе тупыми обкусанными ногтями в ладони. Всё в порядке. Он нормальный. Он совершенно нормально идёт в клуб веселиться. Он нормальный, весёлый и даже крутой парень, а это значит, что рано или поздно он сумеет найти и вернуть Айзека. Да. Обязательно. Эти мысли бодрили, так что Мик решил не глазеть по сторонам, а просто концентрироваться на них. А также — держать перед глазами образ лица Айзека, вспоминать поцелуи, прикосновения, голос. Это помогало. Держало на плаву. Не давало упасть. Так он и дошел до клуба «Голубой осёл» - излюбленного места молодых геев округи. И здесь его ждало разочарование. В себе самом — в который раз. Мик забыл удостоверение личности дома. Вышибала был незнакомым. Исхудавшего за десять дней голодовки, алкоголя и чтения белых буковок с черного дисплея Ника легко было принять за подростка, которому не то что 21, а 18 нет. Он все испортил своей идиотской забывчивостью. Он рассеян. Он в депрессии. В его голове — глупые фантазии. Он ненормален. Поэтому Айзек и ушел. Айзек не выдержал. Мик никогда не сможет вернуть Айзека. Лучше и не пытаться. И вообще, это было бы жестоко. Как, любя Айзека, можно хотеть для него такой ужасной участи — жить с чудовищем вроде Мика? Возвращаться к нему? Это плохо — даже думать об этом. Он плох, он недостоин, он не имеет права... он ни на что не имеет права. Мик даже не заметил, как, отойдя от клуба к зданию магазина неподалеку, медленно сползает по стенке на землю. Он плохой. Плохой, плохой, ненормальный. Ничего хорошего не заслуживает. Думал, сможет вернуть Айзека? Думал, Айзек его любит ? Ложь. Всё — ложь... - Хей, парень! С тобой всё в порядке? - донеслось, как сквозь вату. Мик медленно поднял голову и удивлённо моргнул. Над ним склонился кто-то — высокий, кажется, с кудрявыми русыми волосами с рыжеватым отливом (по крайней мере, в свете близ стоящего фонаря), с открытым лицом и мягкими серыми глазами. Этот парень... напоминал Мику кого-то. Не Айзека. - Всё... всё в порядке, - говорить получалось немного хрипло. Мик старался не дрожать, как часто бывало при таких приступах. - Я просто... тяжёлый день, - он выдавил улыбку. Парень улыбнулся в ответ и протянул ему руку. И потянул на себя, помогая встать, когда Мик осторожно за нее ухватился. - А я уж думал, ты обдолбался. Я Джейсон. - А я Мик... Обдо... что? Нет, со мной такого не бывает, - наркотики при депрессии — непредсказуемая вещь, в конце концов. Мик никогда их не пробовал. Ну, если не считать кучу официально прописанных ему колёс, но сертифицированные аптечные препараты вряд ли считаются. - Да? - Джейсон смерил Мика оценивающим каким-то взглядом. - Значит, сейчас обдолбаешься. У меня такое чувство, что тебе будет полезно. Пошли! И, снова схватив его за руку, потянул в направлении «Голубого осла». - Но я забыл удостоверение, - попытался отвертеться Мик. - И... мне нельзя наркотики, кажется! Но его никто не слушал. Джейсон уверенно провёл Мика мимо вышибалы, едва кивнув тому, а на попытку перекрыть вход — аккуратно всунул бугаю в карман что-то. Видимо, купюру. Внутри клуба он тоже не отпустил руку Мика, пока не довёл его до стойки. А там Мик ничего и сообразить не успел, как в его ладони оказалась пара оранжевых капсул, а перед ним гранёный стакан с янтарной жидкостью и кубиками льда. Они бросали белые тени на чёрную стойку. Как белый снег на фоне черного неба. Как белые буковки на черном фоне дисплея. - Это кетамин. А это — виски, - полушепотом проинструктировал Джейсон с улыбкой, не давая Мику окунуться глубже в мрачные ассоциации. - Первое глотаешь, вторым запиваешь. Давай! - Я все-таки не уверен, - Мик прикусил губу. От громкой музыки и всей нервотрепки, которую он себе устраивал в последнее время, гудела голова, и уже почти хотелось наглотаться, напиться, забыться, но... Разумно ли это? И надо ли быть разумным? - Понимаешь, у меня... депрессия. - О, прекрасно понимаю, - серьезно кивнул Джейсон. - Парень бросил, да? И снова улыбнулся, глядя, как вздрогнул и поднял на него глаза Мик. - Так бывает. Все в таких случаях в депрессии, но «особый кей» и виски — то, что тебе нужно, чтобы из этого вылезти. Так что — давай! В его голосе послышались повелительные нотки. А Мик как раз хотел, чтобы кто-то сказал ему, что делал. Хотел, и не отдавал себе в этом отчета, и вот... Это — происходило. Несколько секунд он смотрел на оранжевые капсулы. Потом решительно закинул их в рот и залпом выпил виски. И, конечно, закашлялся. Джейсон, смеясь, похлопал Мика по спине и заказал ему джин с содовой. В голове у Мика зашумело, но это уже его не смущало. К тому времени, как новый напиток закончился, от депрессии будто бы и следа не осталось. Мик любил, обожал, боготворил весь мир. Клуб был чудесен. Музыка была чудесной. Джейсон был великолепен, как и какие-то друзья Джейсона, которые подошли попозже. Мик был от них просто в восторге! Еще в больший восторг его привели танцы под ритмичный клубный бит. Он танцевал только с Джейсоном, запуская пальцы ему под рубашку, пока руки Джейсона лежали на пряжке его ремня. Они обнимались и, кажется, пару раз их губы соприкоснулись. Мику от этого было одновременно абсолютно хорошо и абсолютно всё равно. Чем дальше, тем более фрагментарно воспринималась действительность. Вот он снова на танцполе, и Джейсон притягивает его ближе, намного ближе, чем раньше. Пауза. Вот кто-то заказывает ему еще выпивку, кровавая мэри горчит на губах... на его губах или на губах Джейсона? Провал. Вот он буквально слизывает с пальцев Джейсона еще одну волшебную оранжевую капсулу. Нет, даже рыжую. Как волосы Айзека. Провал. Вот кто-то из друзей Джейсона, тот, что оставался трезвым весь вечер, везет их с Джейсоном куда-то на своей крутой, чудесной очаровательно тачке (Мик любит ее так же, как он по-прежнему любит весь мир). Пауза. Вот он и Джейсон в какой-то спальне, уже полуголые, рука Джейсона на его члене, губы и язык Джейсона на его шее, прямо над местечком, где бьется пойманной птицей пульс. Пауза... Марк прижимается всем телом к чужому телу, горячему и влажному. Простыни пахнут потом и сексом. - Айзек... - выдыхает он. Мимолетно успевает удивиться, почему под его пальцами волосы русые, а не ярко-рыжие, почему он смотрит в серые глаза, а не в голубые, и... Полный. Тотальный. Чертовски абсолютный. Провал.