Неправильный тюльпан.

У Сато часто разбиты коленки и руки болят от того, что она таскает тяжёлые стопки книг или целый ворох больших карт, когда наступает время уроков географии. Правда, она на это не жалуется никогда, только молча губы поджимает и любого, кто ей предлагает помощь, прожигает взглядом, наверное, проклиная мысленно. Иногда даже вслух. И Сюн лучше других знает, что именно в тот самый момент, когда она грубо желает человеку самой скорейшей и страшной смерти, у неё внутри вспыхивает огонь, заставляет гореть щёки — не от злости, а от смущения. И Сюн лучше других знает, что в такие моменты девушка готова расплакаться и рассыпаться в благодарностях перед тем, кто заметил «невеличку», не побоялся её барьеров, что так упорно выстраивались ею столько лет, и попытался помочь ей. — Тюльпаны выглядят хрупкими, но они способны пережить мороз, — Мацуока раскрывает книжку о растениях на нужной странице и передаёт её Сато. Та слегка хмурится, разглядывает фотографии тюльпанов, а Сюн, смеясь, рассказывает историю о том, как в детском саду откапывал ростки тюльпанов из снега — боялся, что те не взойдут. Отморозил себе руки, получил сотню упрёков со стороны Канаме и полсотни шуток со стороны близнецов, а всё же откопал все до единого, хотя пришлось пожертвовать своим здоровьем. Сато кривит губы, стараясь подавить невольно появляющуюся улыбку, и старательно вчитывается в текст в попытке всё внимание направить на него и держать себя в руках, чтобы не показать настоящих эмоций. А она как тюльпан. Только неправильный. За крепкой оболочкой прячется самый обычный трусливый ребёнок, который боится, что его сердце разобьют одним неосторожным движением. Она бы рада принимать помощь, в гробу видеть эти стопки книг и бланков и карты, только не может, потому что уже автоматически отвергает помощь, глубже уходя в себя. И в тот момент, когда она готова была совершенно закрыться от мира и смириться со своей судьбой, кутаясь в свою злобу как в уютное одеяло, готовое спрятать от возможной боли, вдруг появился этот юноша — и мгновенно убрал все преграды. И ведь она ему благодарна искренне и от всего сердца. И хотя иногда по привычке Масаки огрызается на него, ворчит и часто говорит, что с любой работой сможет справиться сама, она каждый раз сдаётся, когда видит озадаченно моргающего Мацуоку: его ведь действительно расстраивает, когда от его неподдельного желания помочь отказываются. И девушка, видя его огорчённое лицо, принимает такой вид, будто делает одолжение парню тем, что позволяет помочь ей отнести карты в кабинет географии или книги в библиотеку оттащить. Сам Сюн иногда думает, что быть рядом с этой девушкой — то же самое, что откапывать тюльпаны из-под снега. Чувствуешь боль, чувствуешь, что занимаешься чем-то совсем необязательным и, может быть, даже бесполезным, но всё равно с каким-то неясным и внеземным упорством снова и снова разгребаешь снежинки покрасневшими и онемевшими пальцами, а именно — пытаешься помочь ей, разговорить, вытянуть лишний раз на улицу, чтобы пройтись вместе. — У тебя новые духи? — с удивлением замечает он, улавливая чутким носом тонкий запах. Девушка мгновенно краснеет и коротко, отрывисто кивает, жадно вперившись взглядом в стену слева от неё, будто ничего интереснее в жизни не видела. — Приятный запах, — юноша ободряюще улыбается ей, опустив взгляд под ноги. Несколько секунд висит неловкое молчание. — И чем пахнет? — почти шёпотом спрашивает Масаки, да таким тоном, что не поймёшь, интересно ей или просто спрашивает ради приличия, чтобы молчание не было таким гнетущим. Сюн останавливается, склоняется ближе к «невеличке» и глубоко вдыхает. Девушка то ли испуганно, то ли смущённо замирает на мгновение, покрываясь румянцем. Пахнет семнадцатой в его жизни - и, несомненно, самой лучшей и особенной — весной, свежим ветром, пахнет приключениями и волнением, невесомо тянет ещё запомнившимися зимними холодами, которые в едва ощутимом, будто призрачном море запаха цветущей сакуры кажутся чем-то далёким. Он улыбается и, склонившись, бережно целует её в макушку. — Пахнет тюльпанами. И хотя ему кажется, что краснеть больше некуда, Сато удивляет его, когда её щёки приобретают неестественный алый оттенок. Она порывается сказать: «Дурак!», но вместо этого лишь молча благодарно кивает и быстро шагает дальше, уткнувшись взглядом в дорогу. У неё никогда не было любимых цветов: любоваться она могла всеми, не отдавая предпочтение никаким, любой цветущий бутон вызывал у неё одинаковое восхищение и одинаковый трепет в душе, когда она осознавала, что на её глазах распускается новая, прекрасная жизнь. Но, кажется, теперь что-то изменилось. В море слабого, почти несуществующего запаха сакуры она чует запах тюльпанов, и она уверена, что это именно он заставляет её сердце биться быстрее. Но кого она подразумевает под «он» — то ли Сюна, то ли аромат — девушка не знает и сама.