Одушевлённый

Хладнокровное спокойствие и безразличие, – книжнику чужды человеческие чувства. Не нужны друзья – пустая привязанность. Он должен лишь ровно и детально записывать историю. С детства я усвоил эти запреты и принял их, верно соблюдая. Думаете, страшно? Нет, наоборот, так было лучше, я не мог чувствовать боли, страдать, не мог любить. Сердце, закованное в цепи клятвы, ровно отбивало свой ритм. Так было лучше, так было легче. Но я нарушил все правила, потеряв, возможно, самое дорогое, что у меня было – бесчувственность. Я забылся, потерялся, падаю. И назад пути нет. Дружба стала для меня чем-то необходимым, нет, я зашел ещё дальше. Я стал ощущать столь странные и немыслимые ранее чувства, как сострадание, понимание, радость, грусть, печаль, любовь. Вместе с ними пришли и страхи. Даже сейчас, лежа, крепко закрыв глаза и пытаясь уснуть, не могу заставить замолчать голос в голове, издевательски шепчущий: «Они уйдут, а ты останешься вновь». Ах, ну как же… Я резко открываю глаза и приподнимаюсь над подушкой, обреченно цыкнув. В такие моменты мучительней всего поддаться безжалостному воображению. Быстро одевшись и тихо выскользнув за дверь, побрел в библиотеку. Отчеты о миссиях, нескончаемые записи важнейших событий войны и обязательное ведение дневника историка – единственный способ забыться или хотя бы создать такую иллюзию. Остаться наедине с монотонным скрипом пера и ровными черными строками трагических судеб. Вновь стать тем, кем я на самом деле являюсь. Начать скитания между предназначением и причиной, по которой я до сих пор здесь. Познать глубже свои чувства. В очередной раз не найти ответа и, иронично усмехнувшись, продолжить работу, уже забывая обо всем, загоняя самое сокровенное в дальние уголки сознания. Но совсем ненадолго – такие буйные и животрепещущие мысли не могут оставаться подавленными. Они вновь выйдут из своей клетки и, тихо ступая, медленно подкрадутся, схватив меня темными лапами прожитых ошибок. - Ты не сможешь убежать, – громогласно звучит над ухом, отчего я вздрагиваю и оборачиваюсь. Моя прошлая жизнь не оставляет меня в покое. - Я понимаю, что побег ничего не даст. Иногда хочется крикнуть сорок восьмому: «Исчезни, не напоминай!». Но даже если память начнет подводить, прошлое не уйдёт вместе с ней. Отголоски прошлых личностей часто терзают меня. Ведь все они тем или иным образом воплощены в предпоследней личности – в Дике. Всё лучшее от книжника, что мог вложить в «того меня» Старый Панда. Проводя ночи без сна, Дик всегда размышлял, найдётся ли место в подлунном мире, где он сможет остаться навсегда? И существует ли тот, кто знает, когда это произойдёт? Лави перестал искать ответы на эти вопросы. Он потерялся в других. Я – ученик книгочея, но теперь и экзорцист. Эта война сделала меня своим невольным участником. И сломала мои, казалось бы, прочные оковы. - Так, что ты выберешь? Экзорцист? И наплюёшь на всё, через что прошёл, ради группки людей, ничем не отличающихся от тысяч прочих жертв тех войн? – Дик замечает, как меня передёргивает. – Каждый из них – потенциальный мертвец. - Но теперь я – один из них, – задерживаю свой взгляд на нём чуть дольше, чем нужно. - Слабый идиот! Смерть перестанет быть милосердна к тебе! – Его кулак врезается в мою челюсть, отчего голова непроизвольно откидывается назад. – Не лезь в историю! Она ещё никого за это не отблагодарила! - Может и так, – вызывающе улыбаюсь я. – Но должна же новая её глава закончиться интереснее, чем предыдущая. - Лави! – Картинка реальности перед глазами начинает плыть, искажаться и отдаляться, а Дик всё также продолжает стоять, скрестив на груди руки, и провожает меня усталым взглядом. – Лави! Я открываю глаза и непонимающе осматриваюсь по сторонам. А когда ловлю на себе взгляд Старого Панды, мгновенно просыпаюсь. Заснуть за работой – нарушение, за которое мне должна прилететь оплеуха. Он уже замахивается, но, видимо, передумав, просто кладет руку мне на голову и треплет по волосам. - Переоденься, у нас новое задание, – говорит книгочей, направляясь к выходу из библиотеки. Я удивленно гляжу ему вслед, а затем перевожу взгляд на дневник историка. Он как раз открыт на новой, нейтральной странице.