Тихие отпечатки.

Неконтролируемость процессов. Тонкие пальцы зажимали карандаш. Руки ловко перемещались по листу. Костяшки и сухожилия подрагивали под бледной тонкой кожей в каждом незначительном штрихе. Звук суеты грифеля на бумаге успокаивал АльтХайнца. Он внимательно следил за тем, как быстро вырастает на белоснежном пустоте листе замысловатый чертёж, понятный одному автору. Внимательно смотрел и за учёным. Как едва заметно менялась его мимика. Как он строго хмурил брови, быстро убирая ластиком непонравившиеся ему линии. Как приподнимались уголки бледных губ, когда линии ложились как надо. Как неосознанно длинные тонкие пальцы впутывались в светлокаштановые волосы, через пару мгновений выскальзывая оттуда, поддерживая этот творческий беспорядок на голове. Как учёный жмурился, когда солнце неожиданно заглядывало в окно. Как он внезапно останавливался, пристально вглядываясь в свой чертёж, видимо, искал ошибку. Как тихо вздыхал, тянувшись на ластиком. АльтХайнца завораживал вид работающего учёного. Буквально гипнотизировал. Учёного это нисколечко не волновало — он и сам был с головой погружён в чертёж. Солнце укатывалось за линию горизонта, даря комнате мягкое освещение в самых тёплых тонах. АльтХайнц любил закат. И потому любил лето — не составил труда застать уход источника тепла. Он продолжал смотреть на доктора. Длинные ресницы, глаза цвета самых ярких джинс. Большие, глубокие глаза, подёрнутые дымкой. Он действительно находил их красивыми. Так же как и находил нечто притягательное в этом сутулом силуэте. От этой мысли по спине и шее пробежали странные мурашки. "Так, это о чём я думать!" — Возмущённо мысленно прикрикнул он на себя, но взгляд от учёного так и не оторвал. Ужас осознания. — А когда я учился в колледже, — продолжал АльтХайнц, пытаясь не рассмеяться раньше времени. — в общаге мы пристёгивать кружку на замки за ручку, чтобы их не скомуниздить! Ты это только представить! — Хватит смешить, я занят! — с трудом подавив очередную волну смеха, прикрикнул учёный, склонившись на инатором. — О! О! А ещё помнить, как в детстве хотел стянуть конфетку втихушу, пока шариться по полкам уронить на себя пакет с крахмалом, напугаться этого, начать падать и зацепиться штанами за гвоздь! Так и висеть до утра. Отличавшийся богатым воображением, учёный сдался натиску картин, что рисовала его фантазия по ходу рассказала. Дружный смех огласил лабораторию. Вдруг деталь предательски высказывает из рук, учёный, попытавшись словить её в полёте, спотыкается о свою же ногу и в грохотом роняет себя и деталь. Вздрогнув от звукового сопровождения, АльтХайнц вскакивает на ноги. — Хайнц, ты цел? Ответом был всё тот же хрипловатых смех в пол. Губы снова расползлись в улыбке. — Идиот. Напугал. Учёный попытался приподняться на логтях, но смех сгибал тело. — Ты... Ты видеть... — сквозь смех говорил он. — какой я изящный? Грацию оценить? — Бесподобная координация. — хихикнул АльтХайнц. "Чёрт, какой же у него красивый смех" — вдруг мелькнуло в голове. "О не-не-не-не-не" — как гром среди ясного неба. "Он не может мне нравиться!" Собственнические порывы В общие компании стоит ходить официальной парой или не ходить вообще. До трясучки неприятно, когда к твоему предмету неровного дыхания пристаёт кто-то ещё. Говорит с ним. Смотрит на него. Проходит мимо него. Рядом сидит. Дышит рядом с ним. — Бесит. — сквозь зубы бросил АльтХайнц. — М? — его жующий собеседник удивлённо моргнул. Светловолосый парень, бывший одногруппник и большой любитель халявной еды — потому он и здесь. — Что за бабень? — АльтХайнц кивнул в сторону миниатюрной девушки с короткими чёрными волосами, что-то активно рассказывающей Хайнцу. — М, эта. — заканчивая жевать бросил он. — Это Софи, они вроде переписываются, вот встретились тут в первый раз. Судьбоносно, а? — он игриво толкнул собеседника локтем, не осознавая, что подливает масла в огонь. — И давно общаются? —рука в перчатке потянулась за стаканом недопитого виски. — Откуда ж мне знать. До ушей донёсся тоненький смех девушки. Виски обжог пищевод. — Так он друзья или что? — не выдерживает АльтХайнц. — Да не знаю я! — тут же ответно взорвался всё ещё голодный собеседник. — А чего столько вопросов? Понравилась? "Понравился" — мысленно поправил он собеседника, но решил ничего не отвечать. Опасная для жизни забота. Запястья ныли от боли в тисках, спрятанных в серых перчатках. — Отпустить. — А ты потушить? — взгляд снова падает на сигарету в зубах. — Нет. Тиски сжались сильнее, зубы стиснули фильтр сигареты. — Хорошо подумать? — Ты мне сейчас руки сломать. — Так потушить сигарету — это же так просто! — Но я хотеть покурить! — голос срывается на крик. — А я не хотеть, чтобы ты покурить! Это какая уже по счёту? Слишком много куришь! — кричат в ответ. — Не помнить. — Это уже девятая за день, Хайнц. — в голосе строгость любящей матери, а в глазах — библейская порицательность. — Ты считать чтоли? — улыбка, едва различимая сквозь дым. — Да. — улыбка тут же покидает лицо. — А... А тебе-то что вообще? Почему тебя это так волновать? — пронзительный взгляд в единственный глаз. Собеседник дёрнул плечами. — Мне? Ничего... В общем-то. — хватка ослабела, кровь хлынула по онемевшим рукам. Волнительность соприкосновений. — Знать, я обычно не смотреть салюты на улице. Вся это толпа, все толкаться... — Никогда не замечать это место раньше? — улыбнулся АльтХайнц. Доктор покачал головой, глядя куда-то в сторону. Они стояли позади всех. Вокруг было безлюдно, но отсюда салют должен быть видеть даже лучше, чем с площади. Ночью достаточно прохладно, потому каждое слово сопровождало облачко пара. Раздался грохот, небо на мгновенье осветило первой, ярко-зелёным вспышкой, плавно переходящую в светло-голубой, а затем — в белый. Доктор дёрнулся всех телом, неосознанно пригнулся и, закрывая голову, отступил пару шагов назад. АльтХайнц рассмеялся. — Не ожидать? — Да, внезапно получилось. — виновато хихикнул Хайнц, снова поравнявшись с собеседником. "Типичный рефлекс злобного учёного." — подумалось АльтХайнцу, в голове мелькнули руки учёного, покрытые мелкими шрамами различной глубины. Оставалось только догадываться, сколько взрывов он видел и сколько из них его рук дело. — Я немного бояться громких звуков. — доверительно поведал учёный. — Но салют всё ровно мне нравится. Красиво. Он почувствовал, как его осторожно взяли за руку. Тёплая рука в перчатке сжала прохладную руку доктора, словно стремясь подольше удержать рядом, растянуть момент. Реакции не последовало. АльтХайнц уже подумывал убрал руку, иначе это выглядит глупо. Холодные кончики пальцев коснулись тыльной стороны ладони, сжимая руку в ответ. Запах дыма смешался с холодным воздухом, усеянным угасающими искрами салютного огня. Противоречивость эмоций — И поэтому вы расстаться? — АльтХайнц удивленно изогнул бровь. — Дэ... — выдохнул доктор, помешивая кофе. — После этого случая, кажется, самооценку не поднять. Так низко она упасть, что, кажется, разбиться насмерть. — он невесело улыбнулся. — Не бери в голову, Хайнц. Ты не должен страдать из-за чужой глупости. — Возможно тот парень и правда лучше меня. — Да в чём? — Да во всём. — Ну например? — Например... Внешность. — Тебе так не нравится твоя внешность? — Я не очень как бы... Симпатичный, как сейчас дети говорят. Не хочу об этом. — доктор тряхнул лохматой головой, отгоняя неприятные мысли. — Ну как знать. Лично я так не считаю. — Пожали плечами в ответ. Ответа не последовало. АльтХайнц бросил на учёного секундный взгляд во имя оценки ситуации. Едва заметный румянец опустился на худые щеки. Скрестив руки на груди, он демонстративно отводит взгляд. "Хватит быть таким милым. Бесишь." За первым шагом будет второй. "Он знает. Теперь он знает." — испуганно металась единственная мысль. Он долго не мог смириться со своей симпатией к учёному, и уж точно не ожидал, что сможет сказать это вслух. При нём. — Я знать, это... Это всё так... Я пойму, если... — нужные слова посещали мозг аналогично тому, как посещает пары ленивый студент. Несвязная речь обрывает обжигающее щёку дыхание. Через секунду на месте ожога ощущаются прохладные губы. Не ожидав такого смелого от доктора ответа, АльтХайнц решает, что за первым шагом должен следовать второй, желательно, незамедлительно. С такими мыслями он накрывает тонкие губы, неуспевшие толком отстраниться, своими. Мимолётность мгновений. Пальцы ловко перемещались по грифу старой гитары, меняя лады и перескакивая с аккорда на аккорд. — Не знать, что ты так умеешь. — ухмыльнулся АльтХайнц, отрываясь от книги. — Да это с колледжа ещё. — отозвался учёный с кухни. Найдя в кладовке старого друга студенческих лет, он незамедлительно ретировался с ним на кухню, долго сидел с отвёртками и мотком медной проволоки, покрывая порванные струны хирургически-аккуратными узелками. Погрубевшая от работы кожа на подушечках пальцев лучше любого медиатора выводила изящные звуки из, казалось бы, уже навсегда немой гитары. — Не ожидать, что ты сможешь починить. — диагностировал АльтХайнц. — Я тоже. — с улыбкой бросили из-за полуоткрытых дверей. Снова зазвучала какая-то мелодия, в разы спокойней предыдущей. АльтХайнц, оторвал взгляд от напечатанных строчек. Жалюзи едва слышно перестукивались от лёгкого летнего сквозняка. Он сделал бы всё, чтобы растянуть это мгновение. Учёный же думал о том, что надо обязательно такой вечер повторить. Беспокойство ожиданий. Волнение нарастало. Предательски молчал телефон. Ни звоночка. Ни смсочки. "Где он? С кем он? Охренел?" АльтХайнц грустно глянул в окно. — Ишь, разгулялся! Руки самопроизвольно хватают телефон, пальцы лихорадочно бьют по экрану. "Где тебя носит, кретин?!" Ок. Отправка.Сообщение доставлено. Ответа нет. Взгляд коснулся кухонного ножа. "15 лет не такой уж и большой срок" Снова телефон оказывается в руках. "Ты где?! Засранец, я волнуюсь! Трубку мог бы и взять разок!" Аппетита не было. Настроения тоже. Он посмотрел на часы. "Он опаздывать уже на 15 минут и 34 секунды. 35. 36. 37." — Ну всё! — Он подскакивает, снова хватает телефон. "Хайнц, ты умрёшь" Ок. Отправка. Скрип двери. Собственной персоной. — О, Хайнц. Привет. Что-то ты долго. — Меня не было полчаса. Инфантильность бытия. Оторвавшись от губ учёного, он спускается к шее, отмечая случайно слетевший, тихий стон. Тонкие пальцы сминали чёрную одежду. На её фоне кисти казались ещё светлее. Они притягивали к себе, вынуждая прижиматься всё плотнее, ощущая нарастающее возбуждение. Оставив на шее достаточно красно-фиолетовых отпечатков, губы поднимались выше. Коснулись уха. Послышалось сдавленное хихиканье. В полнейшем недоумении он отрывается от своего занятия. Закрыв ладонью лицо, учёный улыбался. — Прости. — шепотом сказал он, не убирая руку и не открывая глаз. — Щекотно просто. Прости-прости. — он снова сдержанно хихикнул, уже от нелепости ситуации. Едва поддержка. — Не знать я, что делать с этой налоговой системой, она меня не удовлетворять, а денежная реформа сейчас не вариант, я не могу допустить гиперинфляцию! — Оуф. — вздохнул учёный. — Я не знать, что тебе и посоветовать. Я не очень понимать в этом. Давай, если тебе от этого легче, ты продолжишь, а я буду внимательно тебя слушать. Угу? Усталая улыбка тронула губы, тяжёлая голова опустилась на плечё в белом халате. По волосам лились тёплый поглаживания.