Граница

      — Позволь! Позволь, пожалуйста, мне!       Он смотрит на нее сверху вниз снова, также самодовольно и насмешливо, как всегда. Карие глаза блестят преданностью и сверкают надеждой. У нее сердце не на месте. Вот ведь привычка дурацкая: раз за разом натягивать эту улыбку и каждый день делать восторженный вид в его присутствии. Девушка ниже его аж на целую голову, однако как она не сможет подняться до его уровня, так и он не сумеет опуститься до ее, да ему это и не нужно вовсе. Вместо поцелуя в лоб, как полагается возлюбленному, дарит ей не сильно крепкий щелбан, заставляя айкнуть и зажмуриться от неприятного ощущения. Парень усмехается, беря за подбородок и заставляя смотреть в лицо. Эх, хоть бы каблуки надела, «выросла» б на несколько сантиметров.       — Хочешь это сделать? — вглядывается в уже порядком надоевшую мордашку, не заботясь о том, что подружке совсем неудобно стоять на носках.       — Очень-очень, — пытается кивнуть, что выходит с трудом, ведь он все еще держит ее за подбородок. — Я все сделаю, как надо! Можешь на меня рассчитывать!       Сильными пальцами сдавливает щеки до боли, заставляя тихо недовольно заскулить. Снова посмеивается над ней.       — И-ди-от-ка, — чеканит в отдельности каждый слог, пытаясь донести до ее воспаленного мозга смысл сказанного, но эта упрямая девица настырно прячется за толстой непробиваемой стеной безрассудства и глупой влюбленности. Умоляющий взгляд фактически заставляет перестать мучить бедные раскрасневшиеся щеки со вздохом и все же всучить ей предмет. Подписана тетрадка весьма корявым почерком, но, чтобы выполнить просьбу этого парня, девчонка и китайский бы выучила. — Не заморачивайся с разбиранием этих иероглифов, просто отнеси Андреасу, ладно? И чтоб без происшествий.       Она сияет, прижимая общую тетрадь по истории (наверное) к груди и улыбаясь так, что на правой щеке становится заметна ямочка. Брюнетка бодро кивает.       — Я вернусь, не успеешь оглянуться! — Пятится назад, после чего разворачивается, сделав кружение в воздухе и чуть не потеряв равновесие, но все равно смеется. Парень лишь закатывает глаза. Вот ведь дурочка…       У Наталии уже болели ноги, а дыхание и вовсе сбилось, но она продолжала бежать, пока не почувствовала, как сильно стало драть горло и начала кружиться голова. И она остановилась, резко, от чего чуть не упала сразу же, успев опереться о столб. Пыталась восстановить дыхание и сглотнуть, чтоб горло болеть перестало, но все, что девушка смогла сделать, так это с шумом выдохнуть, почти задыхаясь. Она закашляла и стала махать на себя толстой, но не по содержанию, тетрадкой, вытирая тыльной стороной ладони капельки пота, выступившие на лбу и шее. День выдался довольно-таки жарким, и бежать кросс в такую погоду явно не стоило. Душно было даже в тени, но ученицу секундарии это не особо останавливало. Вот сейчас переведет дыхание и дальше побежит, думала девчонка с вьющимися от природы темными волосами, которые сейчас ей мешали. Хотелось перевязать их резинкой, но таковой не нашлось, потому она пыталась сделать это без ее помощи. Завязывать волосы в узел не стоит, это Нати знала еще с детства, когда ее всегда ругали за то, что портит свои же локоны, но другого не оставалось. Косичка вышла ужасной, а перевязать прическу так, чтоб не мешалась и не распускалась, стоило огромных усилий, но все же стоило того. Потому что ей необходимо было поспешить. И тогда она, возможно, всего лишь возможно, сможет пойти с ним рядом, когда он будет направляться домой.       От одной этой мысли сердце почему-то, по совсем непонятной причине, забилось быстрее, хотя до этого сердцебиение начинало выравниваться. Девушка не могла понять, почему это происходит, стоит только вспомнить о Варгасе. Его независимый вид, всегда равнодушный и спокойный, заставлял подчиняться и всегда прожигать спину. Потому что она всегда сидела позади него. Ведь так он, скорее всего, не заметил бы ее. Он и без того бесится от ее вечного преследования, а тут, скорее всего, цокнул бы языком, отвесив что-нибудь раздраженное. А Нати бы лишь улыбнулась, но все равно продолжала бы настаивать на своем. Потому что она тихая, но привыкла добиваться своего. Словно хищник, выжидающий нужного момента и неготовый отступать от добычи, даже если за нее придется бороться. Хищник действует тихо. Поэтому и девушка старалась особо не выделялась. Точнее сказать, пыталась до определенного момента, того самого, когда пришло осознание, что если не начать действовать открыто, то она может потерять шанс навсегда.       Он ненавидел ее за прямоту, Нати в этом точно была уверена. Леону не нравилась ее настойчивость, да и вообще, он утверждал, что это самая наиогромнейшая глупость в мире, ведь где это видано, чтобы девчонка парня добивалась? Однако кудлатая не сдавалась, и вскоре научилась добиваться от него эмоций, отличных от презрения и ненависти.       Если удавалось добиться от Варгаса улыбки, это становилось достижением, потому что так искренне улыбался он нечасто, особенно ей. Дежурная его улыбка была натянутой, для девушек-модниц, которые этой самой натянутости не замечали вовсе. Если Нати удавалось разговорить парня, эти диалоги она всегда прокручивала в голове поздней ночью, пытаясь уснуть. Голос дорогого человека всегда действует лучше любых снотворных и скучных учебников. От воспоминаний становилось всегда тепло, спокойно и в то же время волнительно. Настолько, что Нати крепко вжималась в одеяло, пытаясь унять слабо участившееся биение сердце, которое стучало и не так быстро, как от пробега на два километра, но давило на грудную клетку, абсолютно лишая сил.       Леон был для нее особенным, тем, кто заставлял нервничать и испытывать те чувства, которых доселе испытывать не приходилось. Нати никогда не волновало ничье мнение, но здесь она терпела абсолютное поражение. Стоило ему просто повернуться в ее сторону, она смущалась тут же, стараясь скрыть лицо за, совсем некстати, короткими вьющимися волосами. Девушка очень долго не могла понять, почему это происходит. Да и сейчас она до конца не понимает, хотя лучшая подруга утверждает, что она просто влюблена. Наталии в это верить не хочется, потому как даже понять не может, за что она могла в этого парня влюбиться. А Людмила говорит, беззаботно посмеиваясь над тем, что написал ее ухажер, что для любви причины не нужны, и заставляло это Монтеро задумываться не раз.       Раньше ей хватало только лишь смотреть на него, наблюдать краешком глаза, делая вид, что читает учебник. Потом – слышать хотя бы пару слов, обращенных к ней. Теперь всего этого становилось мало. Нати хотелось чего-то… большего. Того самого большего, неясного и для нее самой непонятного. Она не знает, чего именно хочет, но всем сердцем желает этого. Сегодня – не просто вторник третьей недели сентября. Это «сегодня» особенный день для нее, а потому Нати очень надеется, что он не забыл, ведь не просто же так она об этом трепала без умолку всю неделю.       Мысль о том, как все может сложиться дальше, просто окрыляла, поэтому девушка снова набрала скорость, торопясь доставить тетрадь ее владельцу. Дом Калисто находился от их секундарии не так уж и далеко, пешком идти минут пятнадцать, а то и десять, если быстрым шагом. Бегом так еще быстрее, но, учитывая «отношения» Нати со спортом, добраться быстрее этих самых десяти минут все равно не получится. Она хотела вернуться быстрее, пока Леон не ушел домой, чтобы пойти вместе. Это было бы для нее самым лучшим подарком за весь день.       Этот самый Андреас, что был лучшим другом парня, спину коего она часто прожигает взглядом, встретил ее, запыхавшуюся, на пороге, находясь в добром здравии. Почему в школе его не было этим днем, Наталия не знала и не желала узнавать. Не силясь выдавить из себя и пары слов, да еще и связанных между собой, девушка просто впихнула в руки ничего не соображающего одноклассника тетрадь, после чего, уже у лестницы, помахала ему рукой, чуть не полетев с нее вниз по наклонной. Наверное, он остался хлопать глазами, а не закрыл дверь, просто пожав плечами. Это же Андреас, он еще долго будет соображать, что же это сейчас было.       Нати совершенно не волновало, как завтра будет болеть тело и как она собирается завтра вставать с кровати. Она просто бежала, сквозь усталость и одышку улыбаясь жаркому аргентинскому солнцу, которое, будто назло, пекло сильнее, чем обычно, будто бы говоря: «Посмотрим, как ты справишься с этим препятствием. Ты ведь говорила, что готова ради него на все?». Но Наталия Монтеро не какая-то там маленькая слабенькая девочка, как те, что подкатывают к нему по нескольку раз на дню, которая забьется в угол при встрече с такой проблемкой: маленькой, ничтожной, мизерной. Девушка готова бежать, лишь лелея надежду на то, что Леон ее все еще ждет и никуда не ушел. Она, наверное, мазохистка до мозга костей, но ей так хочется хоть какого-то внимания с его стороны. Пусть он ненавидит ее, но ведь даже тогда она будет занимать в его сердце место, а это дорогого стоит.       Девушка находилась на грани того, чтобы просто упасть на землю, желая восстановить силы, когда добралась до ворот школы. Кашель овладел ею настолько, что на глазах начали выступать слезы и хотелось просто зарыться в одеяле, натянутом до самой макушки, так, что только нос и торчит. Она не могла думать больше ни о чем, словно сумасшедшая, вбившая себе в голову что-то одно. Нати заметила его спину сразу, а потому тут же загорелась восторгом, тратя последние силы чтобы дойти до того дерева с широко раскинутыми ветвями.       И внезапно остановилась.       Потому что заметила еще один силуэт.       Сквозь слезы она точно видела, как Варгас целует Виолетту Кастильо, что двумя годами младше их обоих.       Девушка притягивает парня ближе к тебе, за воротник, а Нати чувствует, как ее тянет к земле сила притяжения. С облаков, из плена сладких грез, прямо на землю, в жестокую реальность, и она, конечно же, ударяется об нее, словно о скалы, когда высоченная башня, построенная из иллюзий, рушится, разваливалась по кирпичикам, а ей оставалось лишь падать. Все ниже, и ниже, туда, куда она надеялась не вернуться, но подруга-Судьба снова решила поиграться с ней. Нати не чувствовала злости или ненависти. Всем, что она ощущала, была боль, разочарование, слезы, и последние уже не от усталости.       Леон оттолкнул себя шатенку в брендовом платье, краем глаза замечая Монтеро. Она не собиралась возмущаться или кричать «ненавижу», ведь это было бы неправдой. Девушка просто посмотрела на него. И этого взгляда было достаточно, чтобы понять – она на краю пропасти. Грань, огораживающая ее от свободы, рассеивалась вместе с иллюзиями. Он не виноват. Варгас никогда ничего не обещал ей, напротив, говорил, чтобы она ни на что не надеялась. Это она… это все только она…       Нати сбежала сразу, как заметила его взгляд на себе. Она спряталась за школой, там, куда обычно никто не заглядывал. Слезы уже скатывались по щекам, а девушку все трясло от боли и усталости. Даже и в мыслях не было, что может быть настолько больно. Смысл жизни угасал, ведь всем, о чем она думала раньше, был он. Сколько бесцельно прожитых минут, часов, дней, отданных ему беспрекословно! Сколько сорванных планов и незавершенных дел, замененных мыслями о нем! А сколько бы всего она могла сделать?..       У нее отобрали иллюзии, и теперь Нати чувствовала, что у нее не осталось абсолютно ничего. А ей так хотелось бы и дальше бегать за ним, не думая больше ни о чем, всецело отдаваясь в рабство по своей собственной воле. Девушка плакала, злясь на себя. Ненависти к Варгасу она не испытывала, да и никогда не просила о том, чтобы он полюбил ее, но сейчас… ей от чего-то не хочется делить его ни с кем. И повыдергала бы она этой фифе все космы, да сил уже ни на что не осталось, лишь на то, чтобы затаиться и плакать, до боли закусывая кожу рук и пальцы, хоть это и не помогало заглушить слезы. Она думала, что сможет справиться с этим, но, столкнувшись в реальности с этой ситуацией, поняла, что это невозможно.       Впервые она чувствует такую же беспомощность, как маленький ребенок, потерявший маму в супермаркете. А так хотелось бы сейчас прижаться к этой самой матери, выплакать и рассказать, надеясь услышать поддержку, однако ж на самом деле, большее, на что она сможет рассчитывать, так это на то, что ее отчитают за слезы, и то, что нет смысла плакать, ведь сама виновата. Точно. Это только ее вина. Она сама придумала себе любовь, а теперь из-за нее же плакала. Так глупо.       — Монтеро, — он позвал ее осторожно, замечая нездоровый румянец и дрожь. Она кашляла от слез и от того, что так много бежала. Нати не собиралась сбегать от него. У нее просто не хватило бы сил. Двигаясь небольшими шажками, он приблизился к молодой девушке, садясь рядом на холодную землю. Здесь тень, а потому она не прогрелась. — Не сиди на холодном – заболеешь.       Нати не слушала, все еще продолжая плакать, даже наплевав на то, что он рядом. Теперь это все казалось неважным.       Парень вздохнул:       — Если тебе интересно, это она меня поцеловала. Не я ее. У меня даже в мыслях не было делать что-либо с этой малолеткой.       Девушка все еще пыталась понять, зачем же он отчитывается. Ведь, по сути, Варгас ей ничего не должен. Она не может перестать плакать от чего-то. Краем уха кудлатая слышит, как он копошится в своей сумке.       — Нати, — от его голоса внутри что-то щелкнуло, заставляя рыдания ненадолго остановиться. Это первый раз, когда Леон зовет ее по имени, от чего по телу проходит дрожь, но уже другая – от волнения. — Я не забыл, какой сегодня день.       Девушка шмыгает носом, утирая слезы тыльной стороной ладони. Парень достает с самого дна сумки коробочку, завернутую в красивую оберточную бумагу и перевязанную яркой атласной лентой, и протягивает заплаканной Наталии. Она смотрит на него, непонимающе, затуманенным взглядом.       — С Днем рождения.       Он улыбается так впервые. Улыбка очень искренняя и добрая, и она кажется девушке самым прекрасным сокровищем на свете. В груди снова екает сердце, все также, влюбленно. Монтеро проводит мягко подушечками пальцев по подарку и чувствует, что готова заплакать снова. Нет, это бесполезно. Только она собралась избавиться от этого плена, как ее снова заковали в кандалы влюбленности. Она не сможет уйти.       — Почему ты такой?.. — Нати не может закончить предложение, обессиленно и беспомощно завыв, чувствуя всю безнадежность ситуации, и просто утыкается в его плечо, хотя раньше себе такого никогда не позволяла. Леон впервые не пытается оттолкнуть эту навязчивую девчонку, даря ей ложную надежду.       Но ложную ли на самом деле? Как знать…       Нати так и останется на этой границе, неспособная уйти, но желающая освободиться. Да, она все же мазохистка, но лучше уж так, чем оставаться совсем без него. Она хочет уйти... но он не отпускает...