Шуберт

      Он что-то рисует. Создает новое, нечто прекрасное. Как обычно. Чуть поодаль от него сижу я за своим рабочим столом. Рука напряженно сжимает ручку. В нашей квартире идиллия. Мы оба творим искусство, на фоне всего играет Шуберт, который так нравится мне, но которого недолюбливает Зейн. Как он сам говорит, его самые дивные работы были созданы под Вивальди.       Легкая мелодия окутывает мой разум, создавая благоприятную атмосферу для работы, вдохновляя на нечто гениальное, но в голове пусто. Кристально чисто, как будто что-то мешает. Нет, это не Зейн, что сейчас активно пытается наполнить холст красками. Его картины все до одной я считают произведением искусства. Но он так не считает. Своим “детищем” он считает картину, которая висит у нас в гостиной. Она выполнена во всех оттенках синего и голубого.       Когда я с ним только познакомился, он говорил, что синий цвет холодный и грубый. Но каково было мое удивление, когда я через полгода наших отношений застал его рисующим эту картину. Тогда-то он сказал мне, что отныне его любимым цветом является цвет моря в шторм.       Что же обо мне? Мой шедевр в плане литературы был создан после того, как мы решили взять перерыв в наших отношениях. О, это время! Такого вдохновения у меня еще никогда не было. Мой роман, что я написал за этот год, имел большую популярность. Но нет, это не то. Это была даже не работа. Это было письмо ему, где я изъяснился в своих чувствах, о том, почему мы должны быть вместе. Я не мастер говорить красивые слова, я мастер писать их. В жизни, при разговоре со мной вы не услышите нечто красивое. Это будет разговор одного среднестатистического человек с таким же, только более смущенным. Мой румянец на щеках Зейн всегда описывал по-разному. Да, он мастер в комплиментах. Может на это я и поначалу повелся, но влюблен я в совершенно другие вещи.       Я все также сижу над чистым листом бумаги, и в голове у меня все также пусто. Я тихо встаю из-за стола и почти неслышно подхожу к Зейну. Эта картина так подходит под музыку. Оттенки красного забавно переливаются на холсте. Эта картина вызывает бурю чувств: страсть, ярость, злобу, любовь, радость… Даже не знаю на каком чувстве остановиться, ведь эта буря разыгралась не на шутку. Он так увлечен, что даже не заметил, как я подошел. Я знаю, чем может обернуться то, что я его оторву от работы, но это важно. Легким движением руки касаюсь его плеча. Кисть в его руке, что до этого пылко что-то рисовала, остановилась, так и не доведя до конца линию. - Что случилось? – в хриплом от долгого молчания голосе не были слышны нотки раздражения. - Кажется, я бездарен, - мой голос звучит не менее хрипло.       Мне интересно, что он ответит на очередное такое заявление. Начнет ли упрекать за то, что таким наглым образом отвлек его? Или же успокоит и скажет, что вдохновение может придти завтра и отправит на кухню за кофе. - Я так не думаю, мой дорогой. Чего только стоит то письмо, - он улыбается и треплет мои волосы. – Может нам сходить развеяться? Например, в парк. Ты отдохнешь, я отдохну, а завтра ты попробуешь снова. Как тебе такая идея? - Я только за, - улыбаюсь ему в ответ и спешу в спальню, чтобы одеться, пока некоторые личности не передумали.       Мы люди со схожими взглядами. Мы видим мир не совсем таким, как его видят другие. Мы мечтатели. Мы вдохновляемся друг другом и музыкой. Всего бы этого не было, если бы однажды в школе два учителя, искусства и литературы, не встретились на уроке музыке, где играли Шуберта.