«Доброй охоты, Маугли»

Он появился в Доме в возрасте шестнадцати лет, чужой, непонятный и невозможный мальчишка из соседнего города. У него не было ни имени, ни прошлого, а может так лишь считали воспитанники приюта, своенравно решившие оградить Наружность от своего обиталища, своего персонального дикого мира. Киплинг не знал. Проработав в приюте воспитателем около десяти лет, он так и не смог до конца понять суть происходящего, мужчина просто привёл нового воспитанника в Дом и передал на поруки подросткам. Добросердечная Волчица окрестила чужака странным именем Маугли и пригласила к костру, который они разводили на заднем дворе каждое лето. Стая замерла, настороженно следя за новым жителем Дома, когда тот подходил к полыхающему огню. Маугли сел. Волчица вернулась на своё место подле нынешнего вожака. Его звали Акела, он был старшим среди воспитанников очень долго и многим не нравилось, что остроносый юнец с волчьими глазами всё ещё вожак. Особенно это было не по нраву рыжеволосому Шерхану, нервному и вспыльчивому юноше, вечному участнику драк, который никогда не садился ни с кем у костра и таил в сердце лютую злобу и зависть. Вот и сейчас, прислонившись спиной к каменной холодной стене Дома, Шерхан хмуро и тяжело смотрел на переговаривающихся Акелу и Мудрого Каа, кутающегося в зелёный тонкий плед. Тускло блестели спицы в колёсах инвалидной коляски, а сам седовласый изредка отвечал резковатому вожаку, криво улыбаясь тонкими бледными губами. Альбинос всегда держался в стороне от всех споров и сражений, подслеповато глядя красными углями глаз на суетливых и ярких сверстников. Сколько себя помнил Шерхан, Мудрый Каа был в Доме и смотрел этим пробирающим до костей взглядом. Будь Шерхан котом, шерсть бы встала дыбом на загривке от одного напоминания о том, как мог смотреть этот чокнутый подросток с глазами старика. Маугли неловко улыбался, сцепив пальцы замком, невпопад отвечал на вежливые расспросы смуглокожей Багиры, сидящей ближе всех к опаляющему пламени костра. Юноша не понимал, что тут происходит и почему подростки называют себя странными кличками, почему сероглазая девушка в длинном тусклом платье ведёт себя так, будто приходится матерью всем, а громила Балу знает на зубок некий Закон, открыто улыбается и вечерами свистит себе на свирели, которая кажется невероятно хрупкой в его огромных и грубых руках. Багира понимающе скалится на все вопросы и, заложив руки за голову, с тактом и расстановкой отвечает по существу своему подопечному. Время течёт в сухом русле реки тонким ручейком, Шакал Табаки тасует в руках потрёпанную колоду карт, явно обменянную на что-то из его вечного хлама, а то стащенную у зазевавшегося товарища. Он резво передвигается по этажам Дома на своей инвалидной коляске, невероятным образом оказывается в курсе всех сплетен и знает обо всех столько, что невольно начинаешь подозревать его в частом общении с Мудрым Каа. Табаки первый замечает накал разлада меж Акелой и Маугли, но не вмешивается, привычно растягивая губы в улыбке и со скоростью трещотки пересказывая очередную историю Волчице. Та косо смотрит в сторону Акелы, ей тревожно за вожака, но поделать девушка ничего не может и посему лишь нервно теребит свою косу, закусывая губы. А стычки меж главой стаи и новеньким учащаются. Тычки, толчки, подколы и подставы. Маугли не выдерживает и в один прекрасный день вспыхивает драка. Он просто молча рванулся вперёд, со звериной яростью замахнувшись на Акелу. Багира прибежала в тот самый миг, когда сцепившихся на полу в схватке парней с руганью разнимал Киплинг. Маугли ожесточённо оттолкнул руку воспитателя и встал сам, сплёвывая солёную кровь. Акела остался лежать. Киплинг был бледнее мела, ну как же, в его дежурство… Могильные пауки качали головами и обещали вскоре поставить юнца на ноги. Подлатали, куда денутся… Но среди стаи пополз мерзкий слушок. «А наш Акела-то промахнулся, промахнулся!», шептали с ухмылками «шакалы» Шерхана, передавая из уст в уста сплетню. Через несколько дней пришедший навестить Акелу в лазарете Шерхан с лживым сочувствием поведал, что полномочия вожака больше не должны тяготить его, общим решением Акела смещён с этой должности по праву проигравшего. Но и Шерхану не долго было злорадствовать, не про его честь роль вожака стаи. Мудрый Каа рассудил, что раз победил Акелу Маугли, то именно ему стать новым лидером. Спорить с альбиносом никто не решился. Пусть он и был сторонним наблюдателем, почти не вмешивающимся в дела стаи, но даже союзники предпочитали держаться на безопасном расстоянии от Мудрого Каа. Так было спокойнее. Всем, кроме вспыльчивого и непримиримого Шерхана. «Это я должен был стать вожаком!» Мудрый Каа только рассмеялся в лицо юноши, а Багира небрежно откинула заплетённые в дреды волосы за спину и сказала, что Шерхану нечего тут искать. Тогда он пошёл к стае требовать «честного поединка», вот только Волчица непримиримо выступила против этого в жажде мира в стае. Девушка была готова даже драться с Шерханом, но всё решилось бескровно. Дом затих. На время. Чтобы вспыхнуть вновь пламенем огненного цветка, когда Шерхан начал набирать сторонников среди тех подростков, кто не был доволен юным вожаком. Их называли шакалами, Табаки плевался и ругался на такое прозвание, отстаивая исконно свою часть клички, но больше шутливо. Багира щурилась на свет и всё чаще сидела вечерами на полу, прислонившись затылком к коленам Мудрого Каа. А ночью они бродили по Изнанке и не было в мире счастливее этих двоих, если бы не нужда вернуться с рассветом в Дом. Они предпочитали не вмешиваться, лишь единожды заговорил Мудрый Каа с Маугли и именно тогда он дал новому вожаку нож. По Закону вожак может быть только один, раскол в Доме недопустим. И если миром не решить… Маугли не подвёл. Это была честная схватка. Никто не знает, почему победил именно вожак, как всё было на самом деле в ту чёрную ночь. Но так или иначе Шерхан был мёртв. Киплинг рвал и метал, в Дом нагрянула полиция, перетряхивали личные вещи воспитанников, шныряли по классам и кабинетам, но ножа, которым убили рыжего, никто не нашёл, равно как и самого убийцу. Дом быстро затягивал раны, оставленные смертями воспитанников, а Изнанка тёмным пологом нависала над живыми, незримая и невероятная. У Белой Кобры слепой змеиный взгляд из-под тяжёлых век, пусть сестрой и не приходится Мудрому Каа. Она любит шипеть как проклятие «человек!» и перетирать в труху сотни разных трав. Девушка на запах различает каждую из своих настоек, будь то Дорога или Багряный Цветок, ни разу не ошибалась в пропорциях отваров и однажды предложила Маугли один из напитков. С первым же глотком мир для вожака померк. Белая Кобра привычным движением проверила пульс и, улыбнувшись своим мыслям нездешней улыбкой, вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Меж человеком и Изнанкой посредников быть не должно. Кто знает, что было по ту сторону Дома с вожаком, но вернулся он постаревшим лет на десять со слишком взрослым взглядом. «На той стороне…», пытался он завести разговор с Балу, но тот недоумённо хмурился и запрещал продолжать тему. «Каждому своя Изнанка, а говорить о том не следует», вот и всё. Маугли снятся ночью иные дни Дома, он пытается бодрствовать вместо сна, лишь бы не смотреть странные видения. А утром, запутавшись меж двух реальностей, звать всех другими кличками и искать взглядом колокольчики в волосах тихой Волчицы, и спрашивать Мудрого Каа про амулеты и ключи. Изнанка для каждого своя. Для Маугли она стала Домом на полсотни лет вперёд. Табаки смеётся, он знает и видит, он крутит меж пальцев часов шестерёнки. Седой часовщик, нелепый подросток… Сейчас и через полвека, и через тысячу тысяч лет. Пусть время идёт, пусть летят дни и недели, приближая выпуск. Пусть. Одни уйдут на Изнанку, другие пойдут в Наружность, а кто-то заснёт вечным сном. Маугли с тяжёлым сердцем перешагнёт порог, не смея даже просить остаться. У новенькой решётки-сетки, с той стороны ограды, стоит девушка индийской внешности и зовёт его к себе. Маугли не обернётся к Дому, не увидит в оконном проёме свою старую подругу, которая вскоре уйдёт вместе с Мудрым Каа на Изнанку, навек распрощавшись с Домом. И сколь хватало взгляда, Багира с животной тоской смотрела вслед этому невозможному выросшему мальчишке, навсегда уходящему прочь. Он оставлял Дом за спиной, ведомый властью этой чужой и до кончиков ногтей наружной девчонки с чёрными косами. Багире хотелось выть и впиваться пальцами в рассохшуюся деревянную раму, но девушка молчала, стиснув зубы до скрипа. И внезапно перегнулась через подоконник, что есть сил закричав вслед старому другу: — Доброй охоты, Маугли, доброй охоты!