***
— Добрый день, — поздоровался Гарри, открывая дверь кабинета, в который приходит уже второй раз. Он волновался не так сильно, как тогда, но ранее замершие руки все равно потели, сопровождаемые неприятным чувством внутри. Здесь было тепло, из-за чего щеки парня чуть порозовели, придавая ему более живой вид, и ничего в обстановке не вызывало желание спрятаться под теплое одеяло, в отличие от улицы. Все такие же мягкие подушки на диване, книги на столе и теплый цвет стен. Ему стоит скорее привыкать к этой обстановке, потому что, как он чувствует, придет сюда еще не один раз. — О, Гарри, это ты. Я действительно рад, что ты решился придти. Многие в такой ситуации отказываются от помощи, что заканчивается, — врач запнулся, переводя взгляд с Гарри на свои руки, — не очень хорошо. Стайлс на секунду замер, представляя тех, кому пришлось перенести подобное. Выходит, его случай не единственный. Что случилось с остальными? Живы ли они сейчас? А не опоздал ли он? — Итак, с нашей… пожалуй, назовем это пробной встречей, прошла приблизительно неделя. Конечно, в тот раз я не успел узнать о тебе достаточно, чтобы делать хоть какие-то выводы, но, надеюсь, со временем это изменится. Были ли изменения за эти дни? Почти убедив себя, что все, сказанное им, останется лишь между ними двумя, и даже его мама не сможет узнать об этом, Гарри все же решился на ответ. — Не думаю, что что-либо становилось хуже. Хотя, — парень колебался, стоит ли рассказывать о том, что произошло у Найла, — нет, все осталось так же, как и было. Он предпочел промолчать, может, потому что одна истерика не была показателем ухудшения, а может и потому, что доверия к брюнету у него все еще не возникло. — Так, ладно, — Зейн отчасти понимал, почему Гарри дает настолько сжатые и неполные ответы, но ни в коем случае не хотел заставлять парня говорить. Два года наедине с почти ненормальным человеком отразились на его психике, делая более чувствительным. — Как твое настроение сегодня? — спросил он, вызывая недоумение у Стайлса, потому что вопрос был немного некстати. Он, в конце концов, пришел к психологу, а не старому другу. Похоже, его общительность исчезала, не желая оставлять после себя и следа. — Настроение? — Гарри нахмурился. — Эм, вроде, нормальное. — Есть какие-то планы на выходные? — стойте, что? Гарри — парень с расстройством, и подобное точно не должно входить в их разговор с врачом. Или, может быть, как крайний возможный вариант, этот Зейн Малик нашел нечто привлекательное в спутанных кудрях и длинных ногах, и теперь, Господи Боже, хочет его куда-то пригласить? Или, может быть, у него есть одинокая сестра или подруга? Или, в конце концов, соседка с верхнего этажа. — Планов нет, — в голове можно было различить некое недоверие. — А когда вы будете задавать вопросы? А вот теперь была очередь хмуриться самого Малика. — О каких именно вопросах ты говоришь? — Ну, знаете, — начал он, — у психологов должен быть перечень вопросов, благодаря которым он сможет без проблем копаться в мозгу у пациента. Разве нет? — Нет, Гарри, — Зейн улыбнулся. — Ты, кажется, смотришь слишком много фильмов. Моя цель — помочь тебе, а выуживание информации никак не поможет. Пойми, я не буду заставлять тебя говорить о том, о чем ты не хочешь. Мне нужно наладить с тобой контакт с помощью диалога. Может, улыбка на его губах выглядела слишком успокаивающей, может, едва уловимый аромат клубники в кабинете, а может, ковер под ногами был слишком мягким, но Гарри успокоился. Ему не нужно что-либо рассказывать через силу или отвечать на глупые вопросы типа «Все ли в порядке?» когда ответ и так очевиден. — Можно поинтересоваться: как ты спишь в последнее время? — когда после вопроса последовало несколько минут молчания, Зейн, пробегая взглядом по бумаге в своих руках, продолжил говорить. — Тебя мучают кошмары, верно? Можешь рассказать о них немного конкретнее? — Ну, — потянул Гарри, надеясь выиграть немного времени на раздумья. — В основном, мне снится мое прошлое. Чаще всего те моменты, которые я не могу вспомнить, но они, к сожалению, являются самыми болезненными. Они словно напоминают о себе, не желая, чтобы их забывали, понимаете? Эти сны всегда реалистичные, голос в голове всегда четкий, такой, как и был в реальности. — Стой, подожди, — прервал психолог, пока брюнет выдержал небольшую паузу. — Ты сказал голос, так? Тебе постоянно снится какой-то определенный человек? Так, отлично. Ладно. Сейчас ему придется рассказать о Луи. Честно, Гарри даже не знал, с чего начать. Он не хочет настраивать других людей против Томлинсона, чтобы тот с ним не делал. Люди не поймут того, что понял парень за два года своеобразного общения с шатеном. К сожалению, все всегда будут осуждать его действия, а не пытаться понять то, что их спровоцировало. — Да, тот, кто удерживал меня. Он… его зовут Луи, — Стайлс тщательно подбирал слова, потому что в любой момент мог сказать что-то лишнее. — Во снах он выглядит так реально, его действия такие четкие… это повторяется снова и снова, и на самом деле это невероятно тяжело. Может, даже сам Гарри не заметил, насколько начал нервничать. Тело пробирала легкая дрожь, руки становились холоднее льда, а взгляд бегал от одного предмета в кабинете к другому. Сколько бы ни прошло месяцев с того инцидента, парень больше никогда не сможет спокойно говорить о нем. Это именно то, что не способно вылечить время. И даже если такая резкая смена поведения смогла укрыться от самого Стайлса, то для Зейна заметить это не составляло труда. Практика показывала, насколько не комфортно становится пациентам, когда затрагивают их больную тему. К сожалению, конечно, не все могли идти на контакт, как бы того не хотелось. В любом случае, сейчас требовалось немного отвлечь Гарри, иначе это могло привести к негативным последствиям. Лучше, если он будет говорить немного, но при этом не чувствовать себя в ловушке, где к нему применяют, практически, психическое насилие. Это только второй сеанс, и впереди у них будет еще достаточно времени, чтобы поговорить.***
На столе стояло две чашки, пар из которых медленно поднимался к потолку, пока многочисленные бумаги с записями и блокнотами лежали на краю, а то и вовсе в ящике. За окном поднялся ветер, гоняя по асфальту обертки, вырванные из рук, а резкие порывы заставляли стекло дрожать, от чего Гарри, принявший уже более расслабленную позу в кресле, вздрагивал, ненавидя себя за такую реакцию. Он чувствовал себя значительно лучше после того, как Зейн, прежде начавший разговор о Луи, предложил немного отвлечься, ставя перед Стайлсом чашку с гранатовым чаем. Теперь же они говорили о каком-то кулинарном шоу, граффити на поездах метро и немного о детстве Гарри. Он давно не чувствовал себя таким отвлеченным, будто находился в другом мире. — Хорошо, — чай был допит и забыт горьким осадком на дне кружки, а одно слово почему-то снова посеяло в воздухе легкое напряжение. — Я не буду просить тебя рассказать подробнее о, можно сказать, цели твоего прихода, по крайней мере, сейчас, потому что предполагаю, что ты еще не готов. Давай поговорим о самом Луи. И, конечно. Все не могло так спокойно продолжаться и дальше. Непринужденные темы резко сменились тяжелыми, подобными темной грозовой туче, нависающей над городом. Гарри знал, что Зейн рано или поздно снова заговорит о Луи. Но, почему-то не достаточно подготовил себя к этому. Очевидно, всем интересно, какой Томлинсон жестокий и как любит издеваться над другими. Гарри ненавидел те моменты, когда люди осуждали его, смотря на все лишь поверхностно, даже не пытаясь заглянуть глубже. — На самом деле, за все это время я узнал о своем похитителе не так уж много, как, возможно, хотелось. Но прежде, чем начать, я хотел бы попросить Вас не называть его ненормальным, больным или что-то в этом роде. Он не такой, и я, может быть, смогу это доказать. Сейчас на лице психолога нельзя было прочитать удивление или другую похожую эмоцию, ожидаемую Гарри. Зейн словно ожидал подобных слов от парня. Но Стайлс, обвинив во всем невнимательность из-за собственной нервозности, которая снова обволокла его, словно сети, и от которой покалывало кончики пальцев, продолжил: — С того времени, как я вернулся домой, я практически никому ничего не говорил о Луи. Думаю, если бы я попробовал, другие стали относиться к нему еще хуже, чем сейчас. — Получается, ты не хочешь, чтобы я к нему плохо относился? — Гарри кивнул. — Но почему? Он делал с тобой ужасные вещи, заставляя терпеть постоянные издевательства и унижения. Луи никогда не думал, насколько плохо тебе. В голосе Зейна не было ни капли обвинения или хотя бы намека на то, что парень делает что-то неправильно, но Стайлс все равно чувствовал себя виноватым. — Да, но… — Гарри было действительно тяжело. Слова давались с трудом, почти до боли царапая собой горло. — Об этом никто не знает. Это та вещь, о которой знают только я и Луи. То, что помогло посмотреть на него с другой стороны. Парню не хотелось рассказывать кому-либо о полной истории Луи. То, что об этом знали только одни во всем мире, вызывало какое-то необычное чувство. Но у них и кроме этого и так есть много секретов, которые связывают их, пусть даже и не в самом хорошем смысле слова. — Ты знаешь что-то, что может оправдать его действия? — У парня было довольно непростое прошлое. Та боль, с которой он говорил о своем детстве, не могла быть фальшивой. Луи словно молил о помощи, рассказывая о родителях, школе и подобных вещах. Я не должен был слышать все это, но, мне кажется, я уже не жалею о услышанном. Я вижу Луи не тем ненормальным, каким видят остальные. — И ты считаешь, что тяжелое детство может объяснить такое жестокое отношение к тебе? Вопрос заставляет Гарри замолчать, закусывая губу и теряя хоть какую-то уверенность в себе. Он рассматривает пепельные тучи, которые плавно плывут по небу как корабли в океане, заламывая пальцы на руках, потому что у него нет ответа. Действительно, может ли? Или это всего лишь оправдание, единственное, которое можно было придумать, чтобы успокоиться? Может, оправдания все же нет, и Стайлс по-настоящему глуп, раз не понимает этого? — Прости, можешь не отвечать, если я зашел слишком далеко, — замечая напряженность брюнета, сказал Зейн. Нет. Так больше не может продолжаться. Если он будет все время молчать, то никто никогда не сможет помочь. -Нет, нет, я могу продолжать, — уверяет парень. — Я думаю, что именно поэтому Луи вел себя так. Никто не объяснял ему, что это неправильно. Просто было некому. Гарри чувствует себя, словно поднялся на вершину Эвереста, открываясь перед кем-то. — И… ты чувствуешь к нему что-то кроме жалости? — Вы говорите о… ненависти? Конечно, у меня есть вполне обоснованные причины ненавидеть Луи, но, думаю, нет, это точно не так. У меня бывают состояния, когда я почти в бреду шепчу о том, что он — худшее, что когда-либо со мной случалось, но, в основном, я так сильно хочу помочь ему. Луи не место в тюрьме. Он отличается от всех, сидящих за решеткой. Ему всего лишь нужна чья-то помощь, чтобы разобраться во всем. В себе. И я готов стать тем, кто поможет ему. Гарри был абсолютно готов, что его сейчас назовут сумасшедшим, потому что даже самый добрый человек не пойдет на такое. Луи совершенно не тот, кто достоин помощи. Делать другим больно, чтобы чувствовать себя лучше. Слишком эгоистично, не так ли? — Почему ты хочешь помогать ему, Гарри? — Зейн внимательно посмотрел на него сквозь стекла очков. — Ты же понимаешь, что это глупо, и, скорее всего, бессмысленно? Ты просто… — Я не считаю это ни глупым, ни бессмысленным, — ответил Стайлс, даже не ожидая, насколько холодно это прозвучит. — Ладно. Скажи, ты хотел бы снова оказаться рядом с Луи? Заново пережить то, от чего хотел избавиться на протяжении двух лет? Ну, конечно, при условии, что все имело бы другой финал. Прозвучавший в голове ответ «Да» напугал Гарри. Ему действительно немного… не хватало этого? В Томлинсоне и его поведении было что-то… особенное. Что-то, что Стайлс смог найти, но не до конца понять. Он готов провести с Луи столько времени, сколько понадобиться, чтобы разобраться во всем этом. Но, кажется, Гарри опоздал. — Я могу не отвечать на поставленный вопрос? — окончательно портя диалог, громко спросил брюнет, вставая со стула. Желания разговаривать словно никогда и не было, поэтому и смысла находиться в кабинет тоже. — Спасибо, — и уже только у двери парень добавил «До встречи», забирая пальто. — Через неделю, Гарри, не забудь! — крикнул Зейн, слыша в ответ хлопок двери. Возможно, в его собственной практике подобных случаев еще не было, но прочитанной за годы обучения литературы и лекций было достаточно, чтобы поставить хотя бы приблизительный диагноз. Он выдохнул, потирая переносицу, от чего очки сползли чуть вниз, аккуратно выводя у себя в блокноте «Стокгольмский синдром».