На грани

Неминуемо приближалось 24 января 1918 года. Холодная сырость Петрограда, казалось, только нагнетала острое напряжение, царящее в ЦК РСДРП(б) уже третий день, с тех пор как были опубликованы Ленинские "Тезисы о мире", которые по тем или иным идейным соображениям большая часть большевистских лидеров отвергла. Как показало расширенное совещание от 21 января, за ленинские тезисы проголосовало лишь 15 участников совещания, 32 человека поддержали позицию «левых коммунистов», настаивавших на продолжении войны до победного революционного конца, и 16 — позицию Троцкого с его оригинальной концепцией "Войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем". Заседание ЦК РСДРП(Б) открылось ранним утром 24 января. Прозвучал доклад Ленина, который слушали по обыкновению внимательно, проникнувшись важностью момента, однако статус вождя мирового пролетариата не спас на этот раз председателя Совнаркома от грандиозной свары, разгоревшейся на заседании. Казалось, против Владимира Ильича ополчились даже те, кто не имел окончательной точки зрения по сему вопросу, но выступали против исключительно из духа азартного противоречия. Большая часть из группы "левых коммунистов" решила поддержать позицию Троцкого: так, к Льву Давидовичу переметнулись Бухарин, Ломов и Урицкий, а вслед за будущим главой Петроградской ЧК ещё несколько человек соответственно. Пожалуй, самым неожиданным мнением, заставившем умолкнуть препирающихся спорщиков, было высказанная уверенно, ярко и в наступившей тишине неожиданно громко позиция Феликса Эдмундовича Дзержинского, упрекавшего Ильича в намеренном и чуть ли не трусливом отказе от революционной программы и самих идеалов Октября. Польский революционер, внушающий искреннее уважение друзьям и такой же трепет предателям, поддержал позицию "Ни мира, ни войны", ответив едва заметным уважительным кивком на искреннее удивление во взгляде самого автора данной концепции. Во время решающего голосования в ЦК перевес получило именно предложение Троцкого, 9 голосов за при 7 против. *** Вечером 24 января Председатель ВЧК, уставший от пребывания на заседании и рутинных допросов пойманных контрреволюционеров, около 11 часов возвращался в свой кабинет Смольного. Мужчина был неприятно удивлен тем, что из его приоткрытой двери в коридор лился свет. С присущей только прирожденным чекистам грацией польский революционер прислонился к дверному косяку и, склонив голову на бок, заглянул внутрь. На массивном деревянном столе полусидел Лев Давидович Троцкий, с меланхоличным любопытством перебиравший бумаги, которые лежали на том же столе. - В Вас на ночь глядя проснулась любовь к бумажной работе, Лев Давидович? - усмехнувшись, поинтересовался Председатель ВЧК. Наркоминдел слегка вздрогнул от неожиданности и повернулся к двери, растягивая губы в улыбке. - Добрый вечер, Феликс Эдмундович. Нет, меня занесло в Вашу скромную обитель с другими целями, - уверенные, проницательные голубые глаза встретились с внимательными зелеными. - Зачем же я понадобился Вам в столь поздний час? Хотите обговорить Вашу охрану на переговорах в Брест-Литовске? - чекист прошёл в кабинет. - Это интересный вопрос, - Бронштейн слез со стола, подошёл к двери и закрыл последнюю на ключ. - Но я здесь не за этим. Поляк встал неподалеку от стола, выжидающе смотря на нежданного гостя и склонив голову на бок. Слишком медленно и слишком близко подошёл оратор, не разрывая зрительного контакта. Положил руки на плечи и приблизил своё лицо к лицу Юзефа. - Я хотел поблагодарить тебя, Феликс, - прошептал куда-то в щеку чекисту Троцкий и осторожно коснулся его губ своими. Секундная растерянность промелькнула в глазах Феликса, прежде чем он ответил на поцелуй и страстно прижал Льва Революции к себе. Казалось, для этих двух людей остановилось время и не стало дела важнее, чем упоенно целовать, прикусывать губы друг друга, утопая в столь желанных и нужных для них объятиях. Когда поцелуй прервался, Наркоминдел прижался к груди Дзержинского и положил голову ему на плечо. Просто потому, что так было нужно им обоим, уставшим от постоянной холодной и надрывной революционной работы. - Прости, - срывающимся, истеричным голосом выдохнул оратор. Чекист задумчиво провёл по волосам партийца сильной, пахнущей железом и спиртом рукой, и потом долго смотрел вслед резко вырвавшемуся и покинувшему кабинет Льву Давидовичу...