Солнце выделялось на нежно-голубом куполе белым кругом. И этот круг слепил, стоило только попытаться взглянуть на него. Он жарил природу, людей, весь мир. Тсунаеши прищурил глаза, скрывая за пушистыми ресницами золотистое холодное пламя. Летний зной плавил воздух, делая его жидким и раскаленным, он жег легкие при каждом вздохе, поэтому молодой мужчина пытался дышать через раз и осторожно. Вдох, и грудь пропахивает вспышка боли, выдох. Выдохнуть нормально тоже не получилось, дыхание встало комом посреди горла, заставляя согнуться и судорожно закашляться. Дечимо подтянул колени, роняя на них голову. Взгляд впился в раскрытую ладонь, которой он только что прикрывал рот. На ней красовались красноватые разводы, слишком яркие и темные на светлой коже, они не вязались с этой картинкой... - Черт. - Савада осторожно распрямил спину и откинулся на бетонную стену позади. Бетон приятно холодил сквозь слои одежды, хотя больным легким это не понравилось. - Сломали-таки. Ветер волной прокатился с востока, поднимая пыль и заставляя скользить по неровному полу небольшие камешки - они отвалились от громад, рассеянных вокруг. Эти громады когда-то были стенами, удар, и они уже мертвыми грудами возвышаются внутри разрушенного здания и за его пределами, так неестественно разрезая своим немым равнодушием ландшафт. Растянув губы в улыбке, Вонгола подумал, что пейзаж напоминает ему сцену из какого-то апокалиптического фильма: конец света и все такое... Еще один порыв ветра, на этот раз более сильный и мощный, он дует, он поет в развалинах. Рыжие пряди взметнулись, расчертили мир на неравные осколки, загорелись золотом и медью под нещадным светом солнца. А после больно хлестнули по лицу, давая незаслуженную пощечину. Над Дечимо нависла тень, как всегда этот непреклонный мужчина даже в подобном состоянии двигается бесшумно. Будто бы и не человек вовсе. Странные мысли, которые в сознании были ненужными, но и не лишними, заставили Тсунаеши еще раз улыбнуться. - Эй, все интересное загораживаешь. - Голос хриплым шуршанием покрыл пейзажи разрухи, он не походил на те бархатистые складки, которыми звучал раньше. Еще бы, попробуй говорить нормально с переломанными-то ребрами! - Заткнись! - Хибари присел напротив своего нерадивого босса, он хмурился и, то ли упрямо, то ли раздраженно, то ли с извинением, поджимал губы. Прохладные тонкие пальцы Облака осторожно перевернули покоящуюся на согнутом колене руку, цепкий серый взгляд тут же уткнулся в красные следы слабости и боли на молочной коже. - Черт! - Не ругайся. - Савада безразлично мазнул глазами по собственной ладони с кровавыми кругами, слегка усмехнувшись, заметил, как на красиво очерченных скулах Хранителя заиграли желваки. - От тебя беспокойством веет за милю. - Заткнись. - Повторил брюнет, отпуская тонкую кисть. Он переместился чуть вбок, нежно подхватывая хрупкую фигурку бессильного рыжего Вонголы под затылок и лопатки, помог ему отстраниться от бетонного осколка стены, уложил голову с лохматой шевелюрой себе на колени. Обоженные остатки когда-то дорогого пиджака, сделанного на заказ и красиво вышитого медными нитями по краю, темными кляксами лежали на фоне светло-серой пыльной рубашки. Отстранив эти вызывающие жалость тряпичные ошметки, Кёя ловко начал вынимать жемчужные пуговицы из петель, стараясь не задевать чувствительной кожи своего Неба. Наверняка прикосновения, даже самые нежные, самые ласковые, причинят ему лишь боль... - Кхм... - Прикрытые глаза слегка распахнулись, удивленно наблюдая за быстрыми махинациями Хранителя. Брюнет, наблюдая сверху, заметил, как дернулись пушистые темные ресницы, бедрами ощутил, как голова непоседливого Савады задралась вверх, и его взглядом спросили о том, что он все-таки делает. - Знаешь, этот стриптиз тебе... - Да помолчи ты!.. - Раздраженно повысил голос Хибари, освобождая последнюю пуговичку и распахивая полы рубашки. И потом, быстро успокоившись, добавил, - Тебе нельзя много говорить. Тонкие ключицы, хрупкие, все еще мальчишеские, неширокие... Облако сглотнуло, отогнало непрошенные мысли, прослеживая взглядом красивую, слегка рельефную грудь, и останавливаясь на синих полосах синяков. Сомневаться в диагнозе не приходилось. - Сколько примерно ребер сломано? - Сероглазый мужчина напрягся, сжимая зубы до скрипа, а кулаки до побеления. Чертов босс, чертов босс, чертов босс!.. - Три... кха-кха... четыре. - Дечимо поморщился, проводя пальцами неширокие дорожки в пыли, перемешанной с бетонными осколками. Благо, окон в этом углу бывшего помещения не было, и все стекла лопнули чуть поодаль. След этот был каким-то слишком отчаявшимся, что ли!.. Безмолвно выругавшись, Хибари со вселенской осторожностью проследил кончиками пальцев светло-голубоватые выступающие ребра, изломанные, окруженные следами начинающих выступать гематом. Тсунаеши нужен был врач. Срочно. Повернув голову вбок, Савада вновь прикрыл глаза. Совсем рядом лежал человек - может, живой, может - мертвый. Потерял сознание от боли, или просто умер?.. Кто их знает... На сером полу, красивыми складками и узорами лежали в беспорядке длинные рыжие пряди, его собственный хвост. Жаль, они уже не сияли в лучах жаркого, но такого далекого солнца, не переливались, не искрились. Серая пыль забрала их блеск, словно забрав с ним и их жизнь, теперь они матовыми грязно-рыжими разводами лежали рядом, совсем как разводы крови на его ладони... - Эй, Тсунаеши! Тсуна? Тсуна! - Брюнет с паникой пытался докричаться до безмолвного Вонголы на своих коленях, кое-как вытаскивая его сознание из вязкой дымки болезненного шока. С некой сонной безмятежностью Десятый посмотрел на расплывающееся лицо друга снизу вверх. Все равно, он такой красивый, этот Хибари!.. - Не теряй сознание, слышишь? Врачи уже в пути, потерпи, ладно?.. - На последнем слове голос Хранителя странно задрожал и сорвался. Или Саваде это показалось?.. - Кёя... А ведь ты, кха... провалил за... кха-кха... дание. Переговоры... сорваны. - Просипел босс, приподнял уголки губ. Улыбка, ухмылка? Не ясно. Слишком уж горькой и нежной она была. Даже сейчас Вонгола все еще проявлял понимание и то свое грешное сострадание. - Молчи... - Попытался улыбнуться в ответ брюнет, но у него не получилось. Он не мог смотреть на то, как угасает этот добрый и близкий ему человек, человек, за которого он и сам бы отдал жизнь... А судьба все вновь перевернула - не Облаку спасать свое Небо, не Облаку... это глупое Небо стремится спасать всех. Ветер жаркой Италии затих, словно замерев, как кадр в черно-белом фильме. Белый диск солнца остался белым, но уже не сиял, не слепил, не жег. Мир поблек, мир осунулся, мир стал плоской картинкой вокруг... Хибари склонился к болезненно зажмурившемуся боссу, невесомо целуя его в скулу, а после - в уголок рта. Эти желанные губы и сейчас были теплыми. Нежно-голубой купол тоже померк. Посмотри сероглазый мужчина вверх, заметил бы пустые глазницы звезд, вращающихся на черном небосводе. Этими звездами были его мысли, этим чуждым небом были его ложные страхи. Рванувшийся к свободе ветер сжег ненужные надежды. К чему сомнения? Вот его жизнь, рядом, протяни руку и погладь ее по вспыхнувшим в свете белого солнца рыжим прядям волос...
Твоя жизнь в движении его ресниц. И горький, и теплый смех Тихим шелестом пожелтевших страниц Устремляется в высь, вверх. Этот резкий блеск его теплых глаз Этот хитрый прищур век... Он согреет тогда, когда свет погас, Когда мир остальной поблек. Небо тьмой развернется, погасит лучи И заплачет провалами звезд. Богу тихо молись, богу клятвы кричи... Жаркий ветер твой голос унес. Твоя жизнь в движении его ресниц, В этих теплых боли словах. Солнце мчится сотней пустых колесниц, Меркнет небо, обращаясь в прах.