Языковой барьер

Больше всего Леша не любил вещи двух категорий. Неожиданные и те, что у него не получались. Поэтому когда им ни с того, ни с сего предложили присоединиться к так называемому последнему рубежу, он эту идею резко не одобрил. А еще больше он не одобрял тот факт, что отказаться не мог чисто технически — за английский у него со школы стояла твердая двойка. Разумеется, Саша сказала Пентекосту радостное «да». И через какое-то время, попривыкнув, муж с ней даже согласился. Тем более, что она была старше по званию. Вообще их новый маршал был на сюрпризы богат. То в Гонконг переезжай, то атомную боеголовку достань, то хрен на блюде поднеси… К счастью, удовольствие сталкивать Кайдановского с этой суровой действительностью было эксклюзивной сашиной привилегией. Все из-за того же языкового барьера. Зато уж наедине в выражениях можно было не стесняться. Леша ворчал, что его все имеют, с Пентекоста начиная, и ей, Сашей, заканчивая, но боеприпасы искать-таскать помогал, правда не прекращая бурчать на тему того, что в Гонконге сдохнет от глубокой паранойи и волн народного презрения. Оные волны он пророчил по факту своего вынужденного подкаблучества. Говоря откровенно, обычно ему на сашины звания было глубоко насрать. Она утешила его тем, что это померкнет рядом с его тотальной неспособностью связать пару слов не на русском, не рассмешив до смерти всю базу и кайдзю в придачу. После этого лешино бормотание сменило волну на «пиндосы идиоты и язык у них хреновый». Неожиданный факт того, что китайская часть базы неплохо понимала русский, стал, для разнообразия, приятным. А вот качество исполнения этого «русского», способное посоревноваться в фееричности с лешиным английским — уже нет. Саша подозревала, что Кайдановский им по этому поводу порядком сочувствует, хоть виду и не подает. По крайней мере обслуга Альфы опасалась при нем стебать аборигенов. Тем не менее, ни англоязычная часть персонала, ни эти самые аборигены нормально выговорить слово «Алексей» так и не смогли. До поры до времени это не играло особенной роли. А потом, как всегда, внес свой вклад Пентекост. Маршал, кстати говоря, явно не замечал, что Кайдановский не понимает ни слова из его речей. По получению указаний русские рейнджеры всегда молча переглядывались, так же молча кивали ему и удалялись по добру по здорову. В случае крайней необходимости переговоры вела Саша, не забывая стратегически обернуться на мужа — больше по многолетней привычке вот так же безмолвно переговариваться под носом у начальства. Вот только теперь набычившийся Леша всегда имел один посыл: «Ну и какого сраного лешего?». Казалось, не заметить вселенскую тоску в его глазах было невозможно, но Пентекосту это все же как-то удавалось. И вот тут его угораздило оговориться. Ну или не оговориться, кто его разбрет. Буквально за час Леша прочно стал Алексисом. И надо сказать, ему это не понравилось. — Если я ничего не путаю, Алексис — это та баба из «Города грехов», которая играла шлюху. — Там все играли шлюх, Кайдановский. Как ты вообще запомнил-то? — Да я в твоем «фильме юности» знаю уже всех наперечет. Персонажей, актеров и с кем эти актеры спят, блин. Так вот, ты мне скажи, хули этот наш маршал меня зовет бабским именем? — Оно не бабское, оно унисекс. Вроде. Большой же мальчик, иди загугли и не кипешуй. Леша загуглил. Имя было женское, имя было вариацией на Александру, и к нему не имело никакого отношения. В порыве мстительности он вбил Пентекоста в онлайн-переводчик. Над результатом они смеялись уже вместе с Сашей. — И чего это ты, Кайдановский, так завелся. Ты ж ему «здрасьте» не можешь сказать так, чтоб весь ангар в покатайку не лег. Перепутал мужик, с кем не бывает. — Это он не произношение перепутал. Это он кто из нас кто уже путать начал. Какой я ему, спрашивается, Алексис? Какой я им всем, в жопу, Шурик, спрашивается? — Такой же, как я — Лешка, видать. Ну ты послушай, как звучит: А-лек-сис! Напевно. Краси-иво! — Краси-иво! — Передразнил Леша. — По-бабски. Тебе нравится — хоть горшком обзывайся. А я хочу во всей этой галиматье понимать хоть одно слово. Одно. Свое имя. Чтобы, блять, понимать, когда ко мне обращаются. А этот «Алексис» с их трескотней сливается, как партизан в ночи. — А и назовусь! Буду Алексис, а ты Сашей. Ну, Сашу-то они произносить навострились уже. Заметишь мое имя в трескотне, а, Кайдановский? — Куда я от тебя денусь уже… Только хрен они теперь переучатся. — Куда они от меня денутся? И тут переучатся, и не только тут… На вопросительный взгляд загруженного Леши новоиспеченная Алексис предпочла не отвечать. Через два дня вся база глубоко запуталась в Сашах, Кайдоновский приучился отзываться на новую кличку, а все русские и половина китайцев радостно величали маршала Пятедисятницей*. Леша-Саша ощущал себя отмщенным, но английский все-таки тайком подучивал. *гугл-переводчик глаголет именно так