Drugs but NoHomo

WARNING — кроссовер — Я хочу есть и трахаться. Донхек не в курсе, при чем он в первом, а тем более во втором желании. Максимум на съестное он может предложить свою почку, но ящик соджу дома не думает, что одна почка выдержит массовую атаку. А Хесан крутит пачку сигарет в пальцах и пялится на меню за спиной Донхека. Они ждут еще четверых, чтобы надраться и разъехаться по домам на метро. Донхек очень хочет, чтобы по своим. — Хочу пибимпап. — Привет, народ. Вместо четверых приходят почему-то пятеро. Тэгюн, Икджэ и Хончоль как обещали, а Намджуна среди уже, кажется, подвыпивших лиц Донхек не находит. Зато Сокджин улыбается в тридцать три и за руку тащит Хосока. Донхек подозревает, что вечер беспроглядно испорчен. Он убеждается в этом, когда Хесан, уже изрядно подвыпивший, но так и не съевший ни единой морковки из своего пибимпапа, пересаживается к Сокджину и негромко смеется на наверняка идиотские шутки. Ведь у Сокджина чувство юмора как у резной табуретки. — Пошли покурим. Донхек вытаскивает только Хесана, потому что Икджэ только вернулся с душной улицы, а Тэгюну курить запрещено строгим голосом и подзатыльником старшего. — Я все еще хочу трахаться. — А есть? Хесан пускает дым в ночное почерневшее небо и качает головой в такт звучащей в голове музыки. Донхек ловит бит и постукивает пальцами по чужому острому плечу, скуривая уже вторую, пока Хесан думает над первой. Донхека Сокджин бесит. Бесит своими придурочными шутками, широкой улыбкой, барскими движениями, высоко задранным носом. И тем, кто Хесан, как школьница в компании старшеклассника. Хосок улыбается по-прежнему виновато, а Хесан неловко флиртует с Сокджином. Они все уже пьяные и никто на это не обращает внимание, включая самого Сокджина. Донхеку противно на это смотреть, время уже за час, а значит возвращаться домой придется пешком. Донхек не думает, что у него или у кого-то еще есть лишние деньги на такси. — Я поехал. Нестройный гул пьяных голосов сопровождает скидывание Донхеком вещей со стола в рюкзак, а Хесан просто машет рукой. Он, похоже, установил контакт с бывшим-лучшим-другом и висит на его плече. — Анорексичку забираю с собой. Ему уже хватит. Сокджин вроде против, и Хесан сопротивляется, пока Донхек, как истинный рыцарь, впихивает руки-веточки в широкие рукава толстовки, но Донхек не намерен спорить, а тем более оставлять друга на попеченье неразборчивого в своих не-пидорских предпочтениях члена (Чимин Донхека все еще не впечатляет… даже шпагатом и мягкими щеками). Они выходят в ночь вдвоем, крепко сцепив руки (Хесан даже пьяный в состоянии осознать, что его великодушно спасли от фатальных ошибок). — Тебя домой отвезти? Про Хенхо Донхек не спрашивает. Если Хесан говорит о сексе вне стен собственного дома, значит с сожителем он поссорился и забирать его никто не удосужится. Впрочем на предложение Хесан все равно отрицательно мотает головой и выуживает из кармана толстовки поломанный ключ. — Хенхо сломал утром. — Насколько ты должен был его выбесить? — Очень сильно. У Донхека выбора не остается. Он ведь друг, а друзья должны помогать друг другу. Ну то есть трахать друг друга у них обязательств нет, но если предлагают, а Намджун — мудак, то почему бы нет? К порогу донхёковской квартиры Хёсан трезвеет, но ноет о голоде. И, конечно, о сексе. Похоже, в чёртовом анорексичном организме что-то съехало с накатанной колеи, но Донхёк рэпер, а не врач, поэтому он просто предлагает бутылку соджу и расстеленную постель. Которая, вообще-то, ждала Намджуна, но тот пойдет на чей-нибудь другой хуй, потому что сурового андеграундного артиста откровенно заебали чёртовы «нежные» отговорки айдола. — Тащи жопу сюда и доставай смазку. Донхек делит постель с Хёсаном не в первый и даже не во второй раз. Это ни разу не происходило по пьяни, но почему-то большая часть подобных моментов абсолютно бесследно вылетела из головы. Наверное, потому что Донхек запасной вариант на случай, когда терпеть невозможно, а вокруг нет совершенно никого. Или потому что Хёсан гей и действительно неплохо трахается с мужчинами. Это не принципиально. — Черт. У Хёсана подрагивают руки, упирающиеся в грудь Донхёка, и кривится в удовольствии рот. Донхёк не помнит как дышать и очень радуется, что тело не приходится держать абсолютно ни в каком положении, кроме ровного пласта, потому что у него наверняка подогнулись бы колени и он раздавил собой человекоподобную фигурку из тонких костей и отсутствия мяса. — Подожди, блять. Донхек придерживает Хёсана за бёдра, но не пытается задавать ритм. Он просто смотрит, иногда забывая дышать от тяжёлого тягучего возбуждения, от которого перед глазами чернеет (или это потому что Хёсана очень удобно и приятно трахать). Донхёк хочет что-то сказать, но не знает, как. — Если тебе так принципиально, то можешь спросить. Хесан давится воздухом и жмурится, пока Донхек помогает ему удержаться в вертикальном положении и не слететь на пол из-за случайного нетерпеливого движения бедрами, которое позволил себе Донхек. — А как же Хенхо? — Такой же мудак. Хесан в курсе, что Донхек спрашивает не про то, что происходит конкретно сейчас. Вопрос относится к вечеру бесконечного флирта с Ким Сокджином. Почему-то Хесан умудряется всегда влюбляться в лучших друзей. Вкус у него оставляет желать лучшего. Об этом Донхек говорит вслух. — Чья бы корова… Хесан не договаривает, давясь стоном от чужого слишком резкого движения навстречу и ускорившегося ритма. Донхек не хочет продолжать тему. По крайней мере, пока на его члене сидит хрупкая фигурка друга с которым, слава богу, сексом ничего не испортишь. — Ты давишь на больное. Вообще-то у Донхека в постели не курят, но Хесан не спрашивал, а спорить с ним выдохшийся за три захода Донхек просто не в силах. Главное, что пепел летит в пепельницу на полу, а не на мокрые от пота и смазки простыни, значит пожарная безопасность условно соблюдена. — Не правда. Я давлю на тех шлюх, которых ты выбирал каждый раз. Намджун еще неплохое решение. Донхек бы поспорил с такими громкими заявлениями, да и кто они с Намджуном друг другу, потому что на друзей это уже похоже слабо, а на сладкую гейскую парочку вообще вряд ли станет. Наверное. Впрочем, Донхек не издает ни звука, кроме саркастичного хрипения (он правда не знает, как), а Хесан темы не продолжает. Он даже лежать не продолжает, подскакивая с кровати, хватая не свою футболку и шлепая босыми ступнями по полу в сторону кухни. — Жрать будешь? У Донхека есть рамен, яйца и огурцы. Этого вполне хватает поесть обоим (Хесан себя переоценивает и минуты через три бежит опустошать бунтующий желудок от той половины, которую успел съесть), а к открытому соджу никто не прикасается. Донхек заваривает кофе другу и достает себе ледяную банку колы. Это больше похоже на дружеские посиделки, если не обращать внимания, что Хесан утонул в чужой футболке и между его расставленных ног болтается не защищенный отсутствием нижнего белья член. А Донхек, подобно римскому императору, восседает на табуретке, завернувшись в более или менее чистую простынь. — Иди нахер, умный. Хесан даже смеется на безысходные маты и пожимает плечами, допивая свой чертов кофе. — Я уже. И хочу еще. Когда говорить не хочется не потому что тем нет, а потому что любое обсуждение приводит к чьему-нибудь крайне хреновому настроению, секс лучшая идея. Во время него сложно вообще издавать членораздельные звуки. — Ладно, часа через полтора буду. Телефон Хесана звонит в семь утра. Хенхо в трубку кричит, а Хесан улыбается. Он сонный и… заебанный. У него есть деньги на такси, но после душа он говорит, что поедет на метро. Донхеку все равно — Донхек хочет спать. И, наверное, такой же звонок хоть в три ночи, но с сиплым намджуновским голосом по ту сторону эфира и с руганью по поводу того, что кто-то (а не он) кувыркается на чертовом диванном траходроме в квартире Донхека. — Гей. Хесан выходит из квартиры, громко смеясь брошенной вдогонку подушке, а дверь щелкает замком, отсчитывая часы нового поворота спирали. Донхеку кажется, что пружина времени вот вот выкинет его к чертовой матери. Он не против, если успеет ухватиться за руку Намджуна.