«I’ll fight, babe, I’ll fight To win back your love again I will be there, I will be there Love, only love Can break down the walls someday I will be there, I will be there»
Брюс не замечает, как одна его рука, зарывшись в густые волосы, нервно дергает их, словно пытается отрезвить парня. Потому что такого состояния у него не было давно – если оно было вообще. Его можно описать как некое подобие панической атаки, только хуже. Только связная с разбитым сердцем. Хотя, какое тут разбитое сердце? Никто не говорил ему, что он нелюбим, что его не ценят. Но при этом его бросили. Одного, со всем этим дерьмом. А мысленно Бен сам себя спрашивает: «А разве так было не всегда? А разве ты не привык?». И, улыбаясь усталой улыбкой, Брюс тянется к телефону.«Да, так было всегда»
Он начинает набирать ряд цифр, въевшийся в его голову ядом, а в пальцы – словно дошедшим до автоматизации номером скорой помощи.«Но когда это переставало быть болезненным?»
Пару секунд на чисто формальные размышления: стоит или не стоит. Конечно, дальнейшее действие слишком очевидно, поэтому Бен не тянет с этим и быстро жмет на зеленую кнопку «вызов».«И когда я, наконец-то, брошу все это дерьмо?»
Гудки. Гудки. Трубку взяли быстро, настолько быстро, что у парня появилась мысль – а не ждали ли этого звонка?«Это было очень тяжело»
- Это было очень тяжело. Собственный хриплый голос кажется прокуренным, хотя сигаретные пачки уже давно пустые валяются на крыльце дома. - И до сих пор тяжело. На другом конце тишина, и лишь тихое сиплое дыхание, едва различимое со звуками плохой сети, говорит о том, что его слушают. - А я все люблю тебя. Фраза, несущая, казалось бы, в себе такой весомый смысл, была сказана уже миллионы раз, поэтому сейчас, в миллион и первый раз, она не кажется чем-то значимым. - Почему? Скажи мне, почему мне так хреново? - Ты сейчас дома? Голос оказался таким же сиплым, как и дыхание, будто человек на том конце телефона испытывал такое же состояние, как и Бен. Он слабо кивнул, прекрасно зная, что этого не увидят, из-за чего после добавил чертовски тихое «да». После чего звонок оборвался, заставляя Брюса вернуться во всепоглощающую тишину и завывания Клауса Майне о любви. Вернуться в атмосферу боли, страха и чего-то еще.***
Прошел час. Или два. Или вечность. Но Бен, на ватных ногах поднимаясь с теплого дивана, идет к входной двери, чтобы открыть ее. И увидеть кого? Сэм, внезапно вернувшуюся и ощутившую укор совести за то, что бросила морально убитого мужа? Сестру, решившую внезапно навестить и проведать, как у ее братца дела? Или ребята, Джеймс, Сэм и Кэм, желающие предложить вместе завалиться в бар? Нет. Дэнни. Рыжий, растрепанный, с веснушками, которые то пропадают, то появляются вновь. Вызывающий такие противоречивые чувства, но среди них всегда, в любой ситуации, в любой момент сможет затесаться то самое, о чем поют сейчас Scorpions за спиной Бена… - Выглядишь херово, - и без намека на улыбку, но со своей долей реального волнения говорит вместо приветствия Уорсноп, проходя внутрь. Он смотрит как Брюс молча, оставив без ответа, закрывает за ним дверь и, вновь запустив пятерню в волосы, опирается плечом о стену и внимательно, но до ужаса устало смотрит на Дэнни. На мгновение тому даже становится страшно, что гитарист что-то принял, что-то очень и очень плохое. Но это же его Бен, он бы не стал. - Бен… - он неловко осекается на слове, после чего начинает заново, - Бенни. Собственное имя кажется Брюсу каким-то ненастоящим, искусственным, но в то же время оно умудряется резко вырвать его из окутавшей пелены… депрессии? усталости? чего? - Я не просил тебя приезжать, - грубо, холодно, но взгляд – этот взгляд словно молит его о том, чтобы он остался. - А я и не спрашивал, - примерно в той же манере отвечает Уорсноп, но его действия кричат, кричат обо всем. Он шагает вперед и мягко обвивает руками талию Бена. Его лицо оказывается так непозволительно близко, что Брюсу приходится чуть отодвинуться назад, но он сталкивается затылком с бежевой стеной. Но больше он ничего не пытается предпринять. Пару секунд зрительный контакт казался таким тяжелым, и даже несмотря на это – необходимым. И он так и не прервался, когда их губы нежно - именно, не страстно, не рьяно, не злобно – только нежно - соприкоснулись в поцелуе. И когда рука Дэнни оказалась на щеке Бена, большим пальцем поглаживая скулу, тоже. И когда Бен, словно отмер, забродил руками по спине парня и в итоге положил их на не такие уж и массивные плечи. Этот поцелуй, такой неожиданный, но желанный, длился так долго, как позволяли обоим легкие. И означал он впервые куда больше, чем мог. Он означал вечность, связавшую этих двоих воедино.