Тишина в темноте

Очередной день Томаса начинается с головной боли, которая усугублялась при каждом противном пищании будильника. Многообещающее начало, когда сегодня ему надо было идти на пробы. Усевшись на кровать, голова стала еще тяжелее, словно подушка была магнитом, притягивающим её для, сейчас такого необходимого, сна хотя бы еще на пару минут, которые могут с легкостью превратиться в пару часов. Томас сидел на кровати, обхватив свои колени, опустив на них голову. Нет, надо было гнать от себя это желание сна и идти на пробы. Картина ожидалась многообещающая, поэтому Томас очень хотел получить эту роль. Поднявшись из постели, слегка покачиваясь, Томас направился в душ, смыть с себя остатки сна. Все так же легко пробираясь сквозь темноту, но туго соображая, он вжался в стену, заметив в гостиной какое-то шевеление. Медленно и осторожно, он направился туда, заглянуть на неопознанный объект, что находился в комнате, облегченно вздохнул, увидев мирно сопящего Дилана, он вспомнил вчерашний день и незваного гостя, что так сладко спал. Дилан, и так парень весьма симпатичный, но во сне ко всему его обаянию прибавлялось еще и умиление. Тихо подкравшись к нему, Томас любовался на полностью расслабленное лицо, не выражающее сотни эмоций ежеминутно, что так свойственно его обладателю. Всю эту картину можно было разглядеть лишь благодаря тому, что, видимо, Дилан забыл зашторить окна в гостиной. Легкое свечение уличных фонарей, озаряло комнату, позволяя блондину хоть нечетко, но рассмотреть это милое лицо. В обычной жизни, при свете софитов, Томас заставлял себя поспешно переводить взгляд, который мог надолго застыть на этом прекрасном лице, вызывая тем самым визг фанатов по поводу его увлеченности Диланом. Вспоминая эти моменты, он как-то запаниковал, боясь снова быть пойманным уже с поличным самим предметом его любования, но затем Томаса посетило какое-то спокойствие и умиротворение, замечая как мерно поднимается и опускается грудь Дилана согласно его дыханию. Взгляд блуждал по его телу, от лица, спускаясь на грудь, а затем Томас заметил явный бугорок, что был на уровне промежности, прикрытый одеялом. Это зрелище смутило Томаса, но затем его напугало шевеление брюнета, и он резко отпрянул от него. — Что? Прости, я храпел? — Дилан поднялся на локтях и сонно смотрел на Томаса, а точнее на лишь его нечеткий силуэт, озаряемый легким свечением уличного фонарного столба. — Н-нет. Я просто забыл, что тут кто-то есть, отреагировал на шевеление. — А. Слушай, у тебя тут классно спится, — Дилан потянулся в кровати. Его руки скользнули по простыне вниз, затем скрылись под одеялом. – Оу! Неловко, — Дилан явно наткнулся на свой стояк. — Ничего. Это физиология. Мне ли не знать? — наигранно пренебрежительно произнес Томас и рассмеялся. Дилан, как всегда, широко улыбнулся и снова улегся в кровать. Неловкие и смущающие взгляды парней друг на друга заставили Дилана разбавить это затянувшееся молчание своей болтовней: — Ты должен как минимум оценить мое великодушие в таком щепетильном вопросе, пропуская тебя первым в душ, иначе ты опоздаешь. Томас от этих слов резко подскочил и тут сон, как рукой сняло, осознавая, что он опаздывает. — Твою мать! Я опаздываю! — Томас так громко выругался, что звук его собственного вопля породил новые головные боли. Стискивая зубы и ступая как можно мягче, так как шаг отдавался новой болью, он спешно проследовал в ванную. Дилан улыбнулся сам себе от произведенного эффекта на Томаса. Еще больше его удивил этот взгляд блондина на утренний стояк Дилана. Да, Сангстер прав — физиология, но что тогда так его смутило? Явно он не впервые видел сие, так сказать, зрелище. Он поднялся с кровати, огляделся по сторонам в поисках своего чемодана и направился к нему. Кое-как брошенные вещи, в которых, казалось, даже сам хозяин навряд ли разберется, в помятом виде были буквально запиханы в чемодан. Удивительно, но Дилан быстро нашел что ему было нужно и поспешил их одеть, пока Томас не вышел и при виде О’Брайена снова не зарделся. Только штаны были надеты, как дверь в ванную распахнулась, и Томас живо понесся в свою комнату, попутно чертыхаясь и злословил ежесекундно, что было весьма несвойственно ему, по крайней мере Дилан уж точно подобного за ним не замечал. Дилан не спешил занимать ванную комнату, будучи уверенным, что Томас еще не раз туда забежит. Неспешно он проследовал на кухню и, заранее проверив чайник на предмет воды в нем, зажег спичку и поднес её к конфорке, поле чего огонь разнесся по кругу, обжигая старый чайник. В надежде отыскать еду, оставшуюся с вечера, Дилан полез в холодильник, но лишь цокнул языком и тихо рассмеялся, понимая, что ночью Томас устроил ночной налет по подъеданию остатков. Томас подлетел незаметно, тем самым напугав гостя, от чего тот подпрыгнул на месте. — У нас что-нибудь осталось со вчерашнего дня? — тараторил блондин, застегивая пуговицы на рубашке. — Учитывая твой ночной дожор, которым подчистил все содержимое холодильника - нет, нету. — Сгоняешь в супермаркет? Тут недалеко. — Ты серьезно? Сам не можешь? Звездная болезнь начала грызть? — Нет, Дилан, — серьезно и обидевшись, ответил Томас, — Обычно покупает Ава и заносит раз в неделю, но в этот раз что-то она задержалась, а пока меня не будет, мог бы и ты сходить. Я ненавижу ходить по магазинам, — тихо добавил он. — Сангстер, ты…- в этот самый момент чайник стал оповещать о своей готовности, заглушая слова Дилана явно не лестные в сторону Томаса. Сангстер подошел к плите и одним поворотом рукояти на ней, заглушил чайник. — Вот и чудно, спасибо, — Томас как-то мягко улыбнулся, что не могло не радовать Дилана, заметив такие перемены в друге. — Деньги можешь взять в ящике комода. — Я что, содержанка, что ли? — засмеялся Дилан. — Тогда разберешься сам. Ключи в лотке на тумбе при входе, — взглянув на часы, что висели на стене кухни, время на которых можно было разглядеть в темноте лишь благодаря стрелкам окрашенным фосфором, он понесся к выходу. — Я побежал. Закрой за мной. Томас шустро нацепил свои найки и уже собирался выбежать из дома, как услышал ехидные нотки в голосе Дилана: — А поцеловать на прощание? — он выпятил губки вперед, но тут же не сдержал хохота, увидев, как Томас стал улыбаться, пряча улыбку, опустив голову. — Пока, любимая, — подхватил шутку Томас тут же выбежал из квартиры, оставляя Дилана одного в темной, пустой и тихой квартире. Пройдя до кухни, ступая босыми ногами по ламинату, Дилан повторно включил чайник и поторопился скорее открыть шторы на кухне, пробуждая комнату и себя от сна. Постояв у окна, рассматривая поток машин, что плотно обосновался на дороге напротив дома, Дилан вновь услышал знакомый свист чайника и поспешил выключить этот мерзкий звук, действующий на нервы. Не удивительно, что многие такие нервные и недовольные по утрам, поле такого жуткого звука не то что настроение ухудшается, хочется пустить пулю в голову, или найти крюк попрочнее, чтоб повеситься на нем. Несказанно радуясь на предмет чистых кружек, перемытых еще вчера вечером, Дилан порылся в шкафчике и отыскал настоящий английский чай, который Томас нахваливал еще будучи на съемках. В глазах Дилана Томас — истинный британец. Томас придерживался образа английского лорда: осанка, неспешность в действиях, немногословность, поставленная речь, манеры. Лишь изредка в его действиях проскальзывает дурная привычка — грызть ногти. Есть еще одна вещь, которая кажется Дилану диссонирующей с образом Томаса — курение. Конечно, он не пыхтит и не дымит, как паровоз, но все же учитывая его внешность и характер, было странным видеть в его тонких пальцах сигарету. А видел он не редко. Томас частенько усаживался на ступенях у своего трейлера, или у какого-нибудь крыльца, сбегая с шумных вечеринок, и с большим удовольствием делал долгожданную затяжку. Дым тонкой струйкой выходил из его рта, медленно рассеивался, оставляя горький, едкий и слегка мятный запах. К сожалению, эту завораживающую картину кто-нибудь прерывал и подсаживался к нему, начиная мило болтать, вызывая у Томаса мягкую улыбку, которая почему-то в Дилане пробуждала ревность. Дилан часто задумывался, насколько элегантно и даже сексуально Томас улыбается, курит, говорит, он же в свою очередь совершенно неконтролируемо выполняет все эти действия. Дилан наслаждался этим зрелищем в те редкие минуты, когда у них был перерывы, когда все актеры сбивались в стайку и расслаблялись. В таких компаниях Дилан был одним из заводил. Постоянно шутил на пару с Уиллом. С какого-то момента, он стал замечать за собой, что своими действиями пытается привлечь внимание Томаса. Ему нравится его смешить и, сказав какую-либо шутку, смотрит именно на него, стараясь понять какой эффект это произвело. Дилан хотел видеть, как Томас улыбается, надеялся увидеть хотя бы, как уголки его губ ползут вверх, и глаза начинают блистать. Именно в такие моменты он видел в этом взгляде всю искренность, милое, искрящееся добротой лицо. Не лицемерное скалящееся в улыбке лицо, что так часто видел он у своих коллег по съемочной площадке. Естественно, приехав к Томасу, он не ожидал, что увидит хмурое, недовольное создание, готовое было выставить гостя за дверь, так еще и, похоже, обматерить такими словами, которые Сангстер вряд ли когда-либо до это произносил. С этими мыслями Дилан уже успел заварить себе чай, пролить пару капель, пока донес его до стола, чертыхаясь облазить всю кухню в поисках тряпки и, не найдя таковой, пришлось взять губку для мытья посуды. Устроился опять же напротив окна, поглядывая на пробку и затем, бросив взгляд на часы, увидел, что стрелки указывают на 9 часов, решил, что можно еще слегка поваляться. Поставив чашку в раковину с отговоркой, что вымоет её позже, он направился в душ, для всех нужных утренних процедур. Понимая, что на все это потратил достаточно много времени, так как под теплой водой его снова разморило и, прислонившись к стене, заснул минут на двадцать, Дилан все же решил отложить с валянием и начал собираться в магазин. Этот предстоящий небольшой поход в незнакомом городе слегка пугал его, а точнее вызывал легкий дискомфорт, но Дилан утешал себя, что уж явно магазины в Лондоне и ритуал по сбору продуктов и раскладкой на кассе не отличается от Нью-Йоркских. Быстро собравшись, отыскав свой бумажник в горе одежды, что побросал в кресле, опять же отметив в голове, что нужно будет разобрать свой и к слову чужой свинарник, вылетел из дома. Спустя пару часов блужданий по местному району, в которое входили поиски магазина, затаривание продуктами, любование местной архитектурой, сильно отличающейся от высотных домов в Нью-Йорке, насмотревшись этой жизни и этих мест, Дилан понял, почему Томас выбрал именно его — здесь было уютно. Учитывая недавно открывшуюся страсть к уединенности, этот дворик полностью обеспечивал её, несмотря на резвящихся детей на площадке, смех и визг которых разносились по всему двору, создавая свою неповторимую атмосферу, хоть Томас и старался огородиться от этого с помощью закрытых и зашторенных окон. Столько было похожих домов, таких же дворов, таких же площадок с такими же неуёмными детьми, но это место все равно оставалось особенным. Вернувшись в темную и тихую квартиру с целой кучей еды, Дилан быстро рассовал содержимое пакетов по полкам холодильника. Взглянув на все те же часы, показывающие всего лишь полдень, и трезво оценив свои силы, решил все же прибрать этот бедлам. Первым делом Дилан решил озарить светом квартиру, раздвинув все шторы и раскрыв окна. Дом наполнили лучи солнца — редкость для здешних мест — и шум от близлежащей дороги и детской площадки. Квартира сразу стала просторнее выглядеть: темные, непроглядные углы теперь четко указывали на границы комнат, нежели чем ранее, когда можно было лишь предугадывать пространство помещений. Осматривая квартиру, будто только что в неё прибыл, Дилану открылись новые просторы. Больше всего его заинтересовала закрытая дверь в коридоре, которая не поддавалась открытию. Пошарив возле косяка двери, надеявшийся отыскать ключ Дилан расстроился, так как поиски ни к чему не привели. О’Брайену оставалось лишь дождаться Сангстера, чтоб разузнать, что это за дверь, что за ней прячется и куда она ведет. Находясь до этого в таком мрачном помещении, Дилан сразу нарисовал у себя в голове грот с кучей черепов, таящийся за этой дверью. Потом воображение занесло его в маленькую комнатку-нору, куда заползла Алиса из сказки Льюиса-Кэрролла, где Дилан четко представил Томаса в костюмчике, что был на кролике, и с теми самыми часами на цепочке, что висели на кухне. Последняя картинка-фантазия увела его в иной мир всем известных «Звездных войн» где представил, как Томас переодевается в костюм Дарта Вейдера и вещает в Галактику свой указ. Да, с такой фантазией и наркотики не нужны. Дилан лишь рассмеялся собственному воображению и усиленно пытался вспомнить, что он должен сделать. Памятуя своё обещание, данное самому себе, что разгребет кухню (уже в который раз), он решил не медлить с этим. Проследовав туда, он попутно забрал с журнального столика пепельницу, наполненную до краёв окурками. Быстро перемыв посуду и протерев все поверхности, он медленно перешел в гостиную. С этой уборкой время летело незаметно. Звонить Томасу и узнавать, когда тот вернется к своей «женушке» после тяжелого трудового дня, было не желательно, если не хотелось чтоб новоявленный «супруг» не ругался на него. Посмотрев все не те же часы на кухне, что показывали 3 часа дня, Дилан решил, что Томас появится еще не скоро все же он не понаслышке знает весь этот процесс с пробами. Если к обеду тебя не отпустят, будь уверен, будешь сидеть до полуночи. Раз так, то Дилан посчитал самым что ни наесть удачным моментом, посетить комнату Томаса. Именно посетить. Как музей, сокровищницу, выставку. Дилан подошел к комнате, дверь в которую была открыта, словно сама зазывала его посетить её. Простояв несколько секунд в неуверенности — стоит ли туда заходить — Дилан все же сделал решительный шаг вперед. В голове пронеслась мысль, что, возможно, он первый, кто зашел в комнату Томаса. И ему было приятно думать об этом. Дилан допускал возможность, что его опередила девушка Томаса, имя которой он тщетно пытался вспомнить, но О’Брайен посчитал, что раз Сангстер здесь скрывался от всех, с чего ему сюда кого-то приводить, особенно свою девушку, которая может являться сюда, когда ей вздумается. Дилан нахмурился, вспомнив свою недавнюю ссору с Брит, после которой он и решил свалить куда подальше. Подальше от проблем, расспросов, от самокопания и самоистязания. Прибыв сюда, он ни разу не вспомнил ту громкую ссору до этого момента. Всю его боль и терзания по этому поводу взял на себя Томас, сам того не подозревая. Дилан так хотел спасти друга от депрессии, что практически сам вылечил себя от сего недуга. Все это время, пока в голове блуждали эти темные и угнетающие мысли, он рассматривал комнату Томаса. Пройдя вглубь комнаты, где предположительно находилось окно, он на ощупь нашел шторы и резким движением раздвинул их. Сдерживаемые шторами солнечные лучи ворвались в комнату, ослепляя и заставляя поспешно отвернуться. В глаза сразу бросалась не заправленная постель с бежевым комплектом белья и брошенное на пол покрывало белого цвета. Все одеяло скомкано, а подушка лежит на середине полуторной кровати. Рядом прикроватная тумбочка, с лежащей на ней пачкой сигарет, и снова гора окурков, уже просто потушенных о стеклянную столешницу и ровным слоем разложенных на ней. Дилан и не думал, что Томас может быть таким неряхой, но удивительно было то, что остальная часть комнаты была прибрана. На большом столе белого цвета, абсолютно ни чем не захламленным, стоял ноутбук и пару листов бумаги с разбросанными рядом карандашами ластиками и линейками. Подойдя ближе, он заметил на них легкие наброски, но с достаточно большой детализацией, самолетов, предположительно периода Второй мировой войны. Дилан не разбирался в этом, но знал о большом увлечении, если не сказать больше — пристрастии Томаса. Как-то будучи на съемках, в перерыве Томас долго рассказывал ему о своём полете. Дилан слушал его восторженные рассказы и видел в Томасе ребенка с горящими глазами и чуть ли не захлебывающимся слюнями. Дилан снова бы хотел видеть его таким — счастливым. Следуя далее по стене, рядом со столом стоит большой открытый стеллаж. На его полках он видит плотно уставленные корешки виниловых пластинок. На этом стеллаже они считывались сотнями. Его поразило, на сколько их много и главное — откуда такое богатство? Чтоб собрать такую коллекцию надо много времени на это потратить. Возможно, она досталась ему по наследству, но издания, судя по лейблам, были новые. Многие группы, что хранились на полках, Дилан знал, он слушал их песни еще совсем маленьким, танцуя под заводные мелодии Beatles и Rolling Stones. В основном это были старые группы: Led Zeppelin, Pink Floyd, Doors, Wings и прочие громкие имена тех лет. Рассматривая корешки пластинок, до Дилана дошел легкое тиканье, подняв голову, он заметил над столом часы, похожие на те, что висели на кухне, но сейчас их громкое тиканье плотно засело в голове Дилана, не желая её покидать, вызывая при этом жуткое раздражение. Возможно, в такой тишине и темноте именно они не дают Томасу потерять счет времени и не затеряться в пространстве, вытаскивая его из своих укромных мыслей, что могут полностью поглотить его и отрезать от реального мира. Валявшееся на полу покрывало и скомканное одеяло, не давали Дилану покоя, поэтому недолго думая, он заправил постель и улегся уже поверх постеленного покрывала. Кровать была мягкой, и на брюнета тут же накатила усталость и сонливость. Только закрыв глаза, он услышал скрежет замка двери, и до сонного сознания дошло, что это вернулся Томас. Резко подскочив с кровати, сонливость Дилана, как рукой сняло. Он знал, что Томас явно не одобрит его валяния на собственной постели, и поспешил расправить покрывало от складок, пока тот не зашел в комнату. Дилан понимал, что уже получит за то, что находится в комнате Томаса и не успел свалить до того, как его застукают, поэтому решил сгладить ситуацию, отшучиваясь еще до того, как посмотрит в недовольное лицо Сангстера: — Ты когда-нибудь замечал, что убираться в чужой квартире многим приятнее и интереснее, чем в собственной? Когда ты приедешь ко мне, я обязательно доставлю тебе такое удовольствие. Последующей реплики гость не ожидал: — Дилан, блять, что ты тут устроил? — Томас еще не успел войти в комнату, но явно заметил легкие перемены в гостиной и кухне. Дилан уже хотел было выйти из спальни, но Томас уже зашел и сюда. — Я хотел… — он не успел договорить, Томас уже снова начал свою тираду: — Черт возьми, Дилан! Это мой дом! Какого черта ты стал здесь что-либо менять? — Я не думал что… — Да понятно, что ты не думал! Это мой дом! Какого черта ты открыл все шторы?! Кто просил тебя строить из себя чертову домохозяйку! Я… О Боже… — Томас был зол, его мысли бежали впереди него, но он боялся в порыве гнева что-нибудь не то ляпнуть. В голове был сплошной мат, но ругаться ему совершенно не хотелось. Голова все так же продолжала болеть, а эти крики только сильнее порождали новые боли. Он медленно выдохнул и уже тихим голосом сказал: — Уйди. — Совсем, или… — Дилан уже не знал чего ожидать. — Выйди, — Томас пояснил, надеясь, что Дилан понял, чтоб вышел из его комнаты. Как только Дилан вышел, Томас тут же закрыл за ним дверь. Совершенно обессиленный он рухнул на кровать. Сегодняшний день его вымотал, он был неудачным во всех отношениях — Томас перепутал день проб, так что пришел он туда впустую. Головная боль весь день сжимала тисками виски, и настроение, которое поначалу было поднято Диланом, им же самим и опущено до жуткого раздражения и злобы. Солнечные лучи, которые просачивались в окна спальни, больно били в глаза и этим безумно раздражали. Сдавленно застонав, Томас поднялся с кровати, рывком дернул штору, вновь скрывая комнату от света, погружая в прежнюю темноту. Он опять лег в кровать, в чем был и, словно по щелчку, погрузился в сон. Все это время Дилан не находил себе места. Как воспринимать слова Томаса: он его выгнал совсем, или на время? Собирать ли ему вещи и уйти по-английски? А может все же дождаться, когда он выйдет? Скорее всего, он заснул. Да, неловкая ситуация. Решив дождаться пробуждения Томаса, Дилан решил напоследок приготовить ему ужин, чтоб хоть как-то извиниться за содеянное. Но прямо сейчас важно закрыть все шторы. Дилан ощущал себя крайне странно. Он сам очень трепетно относился к своему и чужому личному пространству, но здесь почему-то все вокруг он воспринимал как свое — родное. Несмотря на то, что Томас был всегда сдержан в своих действиях и был каким-то отстраненным и в общей группе, и на съемках, на вечеринках, Дилана неимоверно тянуло к нему. Ему хотелось как-то всегда включить блондина в бурные диалоги съемочного каста, на интервью он всегда был самым тихим и сдержанным в высказываниях. Сейчас же, Дилан его совершенно не узнавал. Он был каким-то дерганным, раздражительным. И Дилану хотелось понять, в чем причина, защитить Томаса от всех напастей мира, чтоб снова вернулся этот тихий, стесняющийся и уже такой родной мальчишка. И сейчас, всеми своими действиями, он бессознательно выражал свою заботу, но вот только Томас вновь воспринял эти поползновения враждебно. Из своих мыслей Дилана вытащил звук открывающейся двери, идущий из спальни. Дилан сидел в кресле в углу комнаты и ждал вердикта, который вынесет Томас. — Чего в угол забился? — Томас оперся плечом о косяк двери, разглядывая поникшего Дилана. — Да так, тут уютно. И обозрение лучшее, если что случится, — невесело усмехнулся Дилан. — Я так понимаю, мне, наверно, стоит уйти пожить в другом месте. Я вижу, что я тут лишний. Томас прошел на кухню, открыл холодильник и достал упаковку молока, сделал глоток, недолго постоял посмотрел на его содержимое и закрыл дверцу. — Нет, от тебя все же есть польза. В магазин сходил. — Так я могу остаться? — Мне было бы слишком совестно выгнать тебя сейчас, после всего, что ты сделал для меня, — Томас вдруг улыбнулся. Пройдя вновь в сторону спальни, Томас обернулся к Дилану: — Прошу, больше не хозяйничай тут без меня. Во-первых, ты гость, тебе не положено по этому положению. Во-вторых, я не переживу опять такого стресса. Это мой дом, возвращаясь сюда, я хочу быть уверен, что это все еще мой дом, и здесь все так, как я оставил. — Я понял, — Дилан энергично замотал головой, подтверждая, что больше не разочарует Томаса. — Ты есть будешь? — Нет, кусок в горло не лезет. Я спать хочу. Уже поздно. — Да, я тоже устал. — Тогда спокойно ночи, Дилан, — Томас побрел в свою комнату, не дожидаясь ответа. — Сладких снов. Снова услышав звонкий звук захлопывания двери, Дилан погрустнел. Казалось, Томас вновь отдаляется от него, ставит барьеры. Погружаясь в сладкий долгожданный сон, Дилан засыпает с мыслью, что ему вновь нужно восстановить связь между ними, вывести из депрессии и привести друга в бурное течение жизни, и на все у него осталось шесть дней.