Реальность нам только снится...

… один, два, три, четыре… Мир вокруг постепенно выцветает, теряя краски. Картинка становится нечеткой, и темные силуэты роятся вокруг меня, сливаясь в одно сплошное неразборчивое пятно. …пять, шесть, семь… Где─то сигналит автомобиль и испуганные резким звуком голуби взмывают в воздух, громко хлопая крыльями. Я смотрю, как маленькие серые фигурки мечутся, взлетая все выше. Шелест крыльев кажется мне оглушительно громким, ударяя по барабанным перепонкам. …восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать… В голове неприятно гудит, словно трудолюбивые пчелы построили там свой улей и теперь копошатся внутри, заглушая своим жужжанием все мои мысли. Опухшие глаза болят, словно в них насыпали раскаленный песок и приходится приложить немало усилий, чтобы сфокусировать зрение. Плоский черно-белый мир вокруг постепенно приобретает привычный объем и красочность. Быстро шагающий мне навстречу мужчина в костюме и с кейсом в руках врезается в меня, едва не сбивая с ног, и продолжает свой путь, не удостоив меня и взглядом. Боль от ушибленного плеча отдается в кончиках пальцев легким покалыванием и окончательно отрезвляет помутившийся рассудок. Меня оглушает шум, царящий вокруг и сливающийся в жуткую какофонию звуков из сотен голосов, рева моторов, стука каблуков. У кого-то поет мобильный, кто-то кашляет, где-то вновь сигналит авто. …тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Толпа подхватывает меня, заставляя шагать быстрее, влиться в общий ритм движения, и я иду, толком не разбирая дороги. Огни машин бликуют в стеклах витрин, бросая на асфальт оранжевый отсвет. И эти огни складываются в замысловатые узоры, сплетаются между собой, переливаются всеми оттенками желтого, красного, золотого. Все округ становится каким-то нереальным и светится теплым охристым светом, который так приятно греет вечно холодные ладони. И я тянусь к этому теплу. Иду как зачарованный в поисках источника этого удивительного свечения. Я сбился. Не помню. Сколько было? Десять? Двадцать? Сон или реальность? Сон. Реальность. Ногти впиваются в кожу ладоней, оставляя глубокие отметины. Больно. Но это не ответ. Сон? Я сжимаю и массирую ноющие виски, пытаясь улучшить приток крови к голове. Теплый свет больше не греет, и вновь скованные холодом пальцы дрожат, приобретая привычный синеватый оттенок. Перед зажмуренными глазами разноцветные круги пляшут замысловатый танец, перетекая друг в друга и образуя какие-то совершенно новые непонятные оттенки. В уплывающее сознание врываются звуки окружающего мира, и тонкая ткань реальности окончательно рвется. ─ Эй, парень, ты что уснул? ─ Чья-то тяжелая ладонь ложиться на мое плечо. Открываю глаза. Вокруг тихо почти никого нет. Вагон гудит, покачиваясь на ходу, и я понимаю, что эти пчелы они не в моей голове. Это вообще не пчелы. Это всего лишь метро. ─ Я… может быть… ─ Может быть? Ты что не знаешь, спал ты или нет? ─ Не знаю. Я может все еще сплю… ─ В твоих глазах мелькает то ли удивление, то ли недоверие. ─ И что же, если ты спишь, выходит я ─ не настоящий, так что ли? ─ Выходит что так… ─ Ну, знаешь ли! Ты вдруг начинаешь рассказывать мне про свою жизнь и про то, что я бы не смог выдумать все это сам. Что ты музыкант, и моя теория гибнет на месте, если я не умею играть на рояле. А я и не умею. Ты торжествуешь, приводя все новые и новые доводы. ─ Ну, ты посуди сам! В этом вагоне всего пять человек, так и ведь у каждого есть своя история. А если мы выйдем из метро? Там же сотни людей. Останови любого и у каждого свои проблемы свои дела. Это просто не─ре─аль─но! Мозг одного единственного человека не смог бы обработать такой объем данных. Да и если все это твой сон, то почему все так приземлено? Где же драконы, говорящие кактусы, вторжение инопланетян? … двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть… Я смотрю на твои пальцы, неосознанно отбивающие ритм по обивке сидения, и стараюсь не сбиться. Если я собьюсь, придется начинать сначала. ─ Тебя как звать то? ─ Наверно ты спросил это какое-то время назад, потому что когда я поворачиваю голову, ты отвлеченно смотришь куда-то в сторону. ─ Сехун. ─ Твой взгляд возвращается ко мне и какое-то мгновение в нем лишь не понимание. Интересно сколько времени прошло между твоим вопросом и моим ответом. Ты уже, кажется, и забыл, что спрашивал. ─ Эка до тебя долго… Ну, хоть вспомнил! А я уж было подумал, тебе память отшибло. ─ Что? ─ Да ничего. Кажется, ты называешь мне свое имя. И даже продолжаешь прерванную историю о собственной жизни и перипетиях судьбы. Вагон гудит мерно покачиваясь. … двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Главное не уснуть! Только не сейчас. В это мгновение я с восьмидесяти процентной гарантией уверен, что не сплю. Просто потому, что мое сознание и в самом деле вряд ли способно породить такого занудного придурка как ты… как там тебя? Не важно… *** Самое занимательное, когда живешь в вечном состоянии ареальности ─ это то, что всегда можно представить, будто все происходящее не на самом деле. Уволили, обокрали, нахамили в магазине, бросила девушка, сдохла рыбка, сломался мобильник… Не важно, мелкая неприятность или сильное горе. Все можно просто выключить. Передвинуть в категорию «нереально» и не париться. В конце концов, какая разница, если со временем эта грань все равно сотрется, и однажды ты задумаешься, вспоминая какую-либо из этих ситуаций «а было ли все это или может просто дурной сон?» Так зачем мучить себя страданиями, если можно сразу избавиться от всех жизненных неурядиц, просто поставив нужную пометку у себя в голове? Правда тут есть и свои минусы. Когда все время избавляешься от эмоций, то после, даже если и хочешь, уже ничего не чувствуешь. Наверно атрофируется какая-то часть мозга отвечающая за эмоциональные перепады. И этот постоянный ровный фон, с которым приходится жить начинает лишь усугублять ситуацию. Когда ты стоишь посреди улицы и смотришь на проносящиеся мимо автомобили, на снующих людей, на поющую на ветке дерева птицу и не можешь понять, спишь ты или нет - полное отсутствие каких-либо чувств делает все происходящее еще более странным и нереальным. И ты всматриваешься в несчастную птицу стараясь рассмотреть ее детальнее, чтобы понять нормальная ли это птица. Обычная ли? Реальна ли она? В какой-то момент ты устаешь от этой вечной игры в угадайку. Сон? Реальность? Да какая разница. Ты ведь все равно ничего не чувствуешь, тебе в любом случае плевать. И в итоге, это приводит к тому, что в какой-то момент жизни грань стирается окончательно. И ты силишься понять, что вообще происходит вокруг - кто ты и где. И не можешь. Наваливается апатия, и каждое движение требует слишком много усилий настолько, что даже дышать кажется тяжкой работой. *** Я смотрю на кончики твоих пальцев продолжающих отстукивать одному тебе известный ритм. Скольжу взглядом по затертым джинсам, подкатанным да середины икры, по свободной рубашке в шотландскую клетку. На твоем запястье навязаны цветастые фенечки, и это кажется мне нелепым. Всегда думал, что это прерогатива девушек обвешиваться разномастной ерундой. Но как ни забавно, на тебе выглядит не так и плохо. Эти смешные веревочки отчего-то абсолютно гармонично вписываются в твой образ. ─ Нравится? ─ Ты машешь своей ручищей у меня перед лицом, так чтобы браслеты оказались на уровне глаз. Движение слишком резкое и неожиданное, и я теряюсь, не зная, что сказать. ─ Держи, лунатик. На удачу. ─ Твои руки обжигающе горячие на фоне моей ледяной кожи. ─ Какой ты приятной минусовой температуры! ─ Ты улыбаешься, завязывая фенечку на моем запястье, а я все так же потерянно молчу всматриваясь в твои смеющиеся глаза цвета жженого сахара. ─ Не проспи свою станцию. Бывай. ─ И, подмигнув, ты выходишь из вагона. Люди набиваются внутрь, занимая все свободные места. Кожа на запястье снова остывает, лишившись источника тепла, и я тру озябшие пальцы. Вокруг становится слишком шумно. … тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять… Я концентрируюсь на цифрах, отключаясь от окружающего мира. Главное не сбиться. Сон? Реальность? *** Есть такое выражение: «Если долго всматриваться в бездну, то однажды бездна начнет всматриваться в тебя». Иногда мне кажется, что я и есть бездна. И что на самом деле не существует вообще ничего. Что нет ни всех этих людей, ни этой планеты, ни даже этой галактики. Что, то ли я выдумал это все, то ли кто-то выдумал меня. Я кручу красно─синюю фенечку и наблюдаю, как белые клочья облаков рассеиваются, и сквозь мутную завесу проступает серое небо. Где-то на периферии сознания звучат голоса. Какая-то часть меня осознает, что сейчас не время наблюдать за красотами природы. Что пара по менеджменту не лучшее место, чтобы предаться меланхолии. Но мне все равно. Ведь это так просто представить, что ничего этого нет. Что это просто сон, а во сне ведь можно все, не так ли? Поэтому я всматриваюсь в необъятную глубину бесконечности и перебираю пальцами болтающиеся завязки. …пятьдесят два, пятьдесят три, пятьдесят четыре… *** Говорят, что тебе не может присниться человек, которого ты никогда не видел. Что мозг не в состоянии породить несуществующий образ. И все те лица, которые приходят к нам во снах, мы уже где-то видели прежде. Продавщица в магазине, водитель в маршрутке, прохожий, у которого вы спрашивали время. Каждое лицо каждого человека, которого вы когда-либо видели, ваш мозг запоминает. Поэтому, наткнувшись на тебя в какой-то дешевой забегаловке в центре города, я теряюсь. Сон? …семьдесят девять, восемьдесят, восемьдесят один… Мысли мечутся в голове и мне приходится прикладывать усилия, чтобы упорядочить этот хаос. Уже привычным жестом я тянусь к левому запястью, но пальцы лишь потеряно шарят по коже. Нет. Его нет! Где он? Я смотрю на собственную руку как на порождение моих худших кошмаров. Как же так? Ощупываю карманы. Но бесполезно, его нет. Потерял? По спине пробегает холодная дрожь. С непривычки мне кажется, что я сейчас задохнусь. Что это? Сожаление? Я уже даже не в состоянии верно определить, что именно я чувствую, но сама новизна хоть каких-либо ощущений будоражит кровь. ─ Снова ты? Сехун верно? Что опять спишь на ходу? ─ В твоих глазах нет ни капли удивления от такой нежданной встречи. В руках высокий стакан с кофе. За плечами гитара в кожаном чехле. Разве ты не говорил про рояль? ─ Я не сплю. ─ Ну, в этот раз хоть уверенности в тебе побольше. Прогрессируешь. Кофе? Я сбит с толку. Что вообще тут происходит? Как я попал сюда? Как ты попал сюда? И где мать вашу мой браслет? Я грею ладони о картонный стаканчик и фокусирую взгляд на носках собственных изрядно поношенных кед. Мы сидим за дальним столиком с одним только кофе на вынос и молчим. Ты разгадываешь толпящихся у кассы людей и чему-то улыбаешься. ─ Как тебя зовут? ─ Это глупо спрашивать твое имя, учитывая, что ты уже вроде как представлялся, но и дальше называть тебя «тем придурковатым парнем с фенечками» как-то уж совсем край. ─ Чанёль. Можно Пак. ─ А... Хорошо. ─ Что хорошо? Имя у меня хорошее? ─ Эм. Пожалуй. ─ Весь этот разговор слишком бредовый, и я теряюсь. Я снова сбился. Не помню, сколько было. В голове начинает гудеть, и реальность расслаивается, расползается перед глазами, распадясь на жалкие лохмотья. Я тру запястье, еще раз удивляясь отсутствию браслета. ─ Держи, лунатик. На удачу. ─ Ты протягиваешь руки через столик и ловко завязываешь красно─синие концы фенечки, вновь обжигая мою кожу горячим прикосновением. ─ Чувак, ты вообще живой? Холодный, как ледышка. Ладно, мне пора, не скучай. На вот, звони если что. ─ Ты протягиваешь мне салфетку с криво нацарапанными цифрами. Я кручу в руках тонкую бумагу, пытаясь разобрать написанное, а когда поднимаю голову, тебя уже нет. Наверно, ты все же приснился мне, думаю я, вбивая твой номер в память мобильника. Пальцы привычно крутят браслет на запястье и, рассматривая хитромудрое плетение из нескольких красных и темно-синих нитей, я пытаюсь восстановить в памяти нашу первую встречу. И не могу. Это злит. Бесит даже. Мой мозг способен запоминать терабайты ненужных данных. Помнить наизусть литературные произведения и всю мою телефонную книгу, даты исторических событий и точные формулировки всех правил по физике. Но я не способен восстановить обычный эпизод из жизни месячной давности! Пустота. Ничего. Точнее ─ я помню это. Но не так. Не так как помнят что-то произошедшее с тобой. А так, словно мне кто-то рассказал об этом. Когда ты знаешь о чем-то, но сам лично в этом не участвовал, и у тебя нет картинки, нет образов, только собственное представление о произошедшем. *** Ты начинаешь мне сниться, и это делает ситуацию только хуже. Я уже не понимаю, что из всего было на самом деле, а что лишь приснилось мне. Я набираю твой номер и слушаю твой голос, спрашивающий кто это. И не могу сказать ни слова. Ведь во снах так не бывает верно? Если бы это был сон, ты бы знал, что это звоню я, да? И я вновь и вновь жму на кнопку вызова, тут же нажимая отбой. … девяносто три, девяносто четыре, девяносто пять… Я собираю свое сознание из кусочков. Это как пазл, в котором ни одна из деталей не подходит к другой. В телефонной трубке раздаются долгие гудки, и я чувствую, как меня потряхивает от страха. Но я не знаю, чего именно боюсь. Не знаю, чего мне хочется больше, чтобы ты оказался настоящим или очередным сном. ─ Да, алло, кто это? ─ Чанёль? ─ Да, это я. С кем я говорю? ─ Я.. эмм… я Сехун… помнишь? Лунатик… Я… ─ Сехун? Надо же. Не думал, что ты позвонишь… что-то случилось? ─ Не то что бы… скажи… ты случайно мне не снишься? ─ Тупость моего вопроса доходит до меня спустя пару секунд. Это было глупо. Это была ошибка. Зря я тебе позвонил. Если ты снишься мне, то ты все равно не скажешь мне этого, а если нет, то еще чего доброго вызовешь дурку! ─ Снова теряешься в реальностях? Не знаю. Может и снюсь. ─ В твоем голосе нет издевки или насмешки, и от этого становится еще больше не по себе. ─ Хочешь прогуляться? ─ И я киваю, даже не задумавшись, что ты не можешь видеть меня. ─ Вот и хорошо. Через час в том самом кафе. ─ Ты кладешь трубку, а еще с минуту слушаю короткие прерывистые гудки. Как ты узнал? Сон. Все это наверняка сон… Ветер треплет мои волосы, и слишком длинные светлые пряди настойчиво лезут в глаза. Я расхаживаю взад─вперед под ярко светящейся вывеской кофейни и пытаюсь сосредоточиться на ритмичном покачивании маятника часов, что стоят в витрине магазинчика напротив. Стрелки показывают пять минут второго. Это неверно. Сейчас должно быть часов шесть вечера. Мои пальцы неосознанно теребят завязки браслета. Я наблюдаю за тикающей секундной стрелкой и пытаюсь понять, сколько прошло времени с нашего разговора. Ты сказал через час, но сколько прошло? В голове мелькают странные расплывчатые образы. И я не могу заставить себя собрать из них цельную картинку. … сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… Я зажмуриваю глаза и представляю крупные белые цифры на черном фоне. Гул в голове начинает затихать, бешено вращающийся калейдоскоп из мыслей замедляет темп, и я глубоко вдыхаю холодный вечерний воздух, пахнущий сыростью и прелой листвой. ─ Давно ждешь? ─ Твой голос врывается в мое сознание, разрушая хрупкое равновесие. Черно-белый домик из чисел рушится, и сознание вновь наполняется мешаниной из цветов, звуков и запахов. ─ Не знаю. ─ Хм. Пошли. Ты тянешь меня прочь от кофейни, и я покорно иду, едва поспевая за твоими широкими шагами. В свете вечерних сумерек насыщенно красный цвет твоих волос кажется почти черным, и длинные пряди теряются на фоне черной кожанки. Мы бредем по улицам, и в какой-то момент мне начинает казаться, что ты вообще не знаешь куда идти. Я уже готов спросить тебя о цели нашей прогулки, когда ты затаскиваешь меня в высокое кирпичное здание и буквально заталкиваешь в тесную кабинку лифта. Мы выходим на самом последнем этаже и, пройдя не большой темный коридор, поднимаемся по неудобным ступеням. Ты возишься с замком на массивной железной двери, и мне становится не по себе. Ты взламываешь чью-то квартиру? Мы ограбим кого─то? Но это оказывается всего лишь выход на крышу. Мы сидим на краю бортика, свесив ноги. Под нами двадцать пять этажей, и люди внизу кажутся мелкими букашками. Машины похожие на больших светлячков носятся взад и вперед с приглушенным жужжанием. Я крепко держусь за край и с опаской поглядываю на тебя, развалившегося в абсолютно свободной позе и, кажется, не испытывающего никаких неудобств от сидения на краю ста метровой пропасти! Я не знаю точно, какова высота этого здания, но это и не важно. Какая разница сколько метров ты конкретно пролетел, прежде чем умереть? Это уже детали. ─ Что мы здесь делаем? ─ Я нарушаю царящую тишину и всматриваюсь в твое лицо, пытаясь понять, зачем тебе все это. Ладно, я. Мне можно. Я болен. Я съехавший на всю голову психопат. Но ты кажешься вполне адекватным нормальным человеком. Зачем ты связался со мной. Зачем заговорил, зачем дал номер, зачем ответил, почему пришел и привел в это место? Что вообще происходит? Я пытаюсь заставить себя мыслить более-менее логически, чтобы окончательно не потеряться между мирами. Логика помогает отличать сны от реальности. Но с тобой этот закон перестает действовать. Ты нелогичен. Я не понимаю тебя. Ты рушишь мой так тщательно выстроенный мирок, состоящий из последовательности чисел и черно белого фона. ─ Тебе всегда снятся сны? ─ Ты игнорируешь мой вопрос и продолжаешь смотреть вдаль, куда-то сквозь меня. ─ Наверно, да. Не уверен. Иногда я знаю, что мне что-то снилось, но не помню что. А иногда мне кажется, что снов не было вообще, но скорее всего они были, просто я не запомнил. К чему этот вопрос? ─ Просто. Мне вот не сняться сны. Совсем. ─ Это как? ─ Я пытаюсь представить себе, каково это перестать видеть сны. Перестать путаться в собственных вымышленных мирах. Когда не нужно каждый раз думать сон или реальность? Когда ты просто живешь в своем пресном спокойном плоском мире и не мучаешься. ─ Не снятся и все. ─ Хорошо тебе. ─ Ты, наконец, фокусируешь на мне свое внимание и долго пристально всматриваешься в мое лицо. ─ Если тебе так кажется. ─ Мне не кажется. Я знаю. ─ Не уж то сны это так плохо? ─ Не то, что бы плохо. Тяжело. Это путает. От них устаешь и потом уже нет сил на реальность. ─ И часто ты путаешься? ─ Почти все время. ─ Мне кажется странным то, что мы обсуждаем это. Что я рассказываю тебе постороннему для меня человеку то, что не рассказывал никому и никогда, предпочитая держать свое безумие при себе. ─ То есть сейчас ты тоже не знаешь, спишь ты или нет? ─ Я киваю и опускаю голову, пряча глаза за отросшей челкой не в силах выносить твой пытливый внимательный взгляд. ─ Во сне ведь нельзя умереть, да? Ты ловко поднимаешься и становишься на самый край, непринужденно раскачиваясь с носка на пятку. Мои внутренности покрываются ледяной коркой ужаса, и я тяну руки, вцепляясь мертвой хваткой в твои джинсы. ─ Слезь. ─ Ведь если это сон, я не умру, ведь так? ─ Слезь оттуда, придурок! ─ Тебе страшно. Это значит, что мы не во сне. Иначе с чего бояться? ─ Я… я не знаю… просто слезь, пожалуйста… Я не могу. Я не знаю! Сон? Реальность? Как мне убедить тебя? …сто тридцать шесть, сто тридцать семь, сто тридцать восемь… Я тяну тебя за штанину, пытаясь оттащить от края. В голове становится неожиданно пусто и глухо. Только отсчет мерно и привычно идет своим чередом. Ты смотришь на меня сверху вниз и улыбаешься. Мне сводит каждый мускул от этой улыбки, настолько она пугающе выглядит на твоем застывшем лице. ─ Пожалуйста… ─ Пф… ну как хочешь… зато узнал бы наверняка… Ты садишься обратно на парапет. Меня потряхивает от твоей выходки. В горле застревает неприятный ком, и частое рваное дыхание вырывается наружу, становясь белыми облачками пара. ─ Эй, ну ты чего? Напугался что ли? ─ Я смотрю на тебя, пытаясь понять, шутка это или нет. Кажется, нет. ─ Ты идиот? А если бы… ─ Может, я летать умею, откуда ты знаешь, и не умер бы в любом случае. ─ Понятно. Идиот. ─ Да ладно тебе. Ничего же не случилось. ─ Ты сжимаешь своей ручищей мои трясущиеся пальцы. ─ Как всегда приятной минусовой температуры. ─ Твои горячие ладони отогревают мои заледеневшие пальцы, и я чувствую, как снова могу нормально дышать. Ты провожаешь меня до дома аки барышню и всю дорогу рассказываешь какие-то глупые анекдоты. Но я смеюсь над ними от всей души. Мне и в самом деле весело. Отчего-то рядом с тобой так легко и спокойно. И я специально выбираю самый длинный путь, стараясь продлить это чувство. ─ Пришли? ─ Ага. Ты доходишь со мной до самой двери и напоследок снова сжимаешь мои руки. ─ Опять как ледышка. ─ Что поделать. Плохое кровообращение. ─ Мне хочется что-то сказать тебе, но как бы глупо это не звучало, я сам не знаю что именно. Я всматриваюсь в твои глаза, словно смогу найти там ответ и как то упускаю момент, когда ты оказываешься слишком близко. Твои губы прикасаются к моим невесомым, едва ощутимым поцелуем, обжигая горячим дыханием чувствительную кожу. Все тело прошивает насквозь сладкой судорогой, кровь ускоряет свое движение, ударяя в голову, и я едва удерживаю равновесие, хватаясь за твои плечи. *** Я снова не знаю, сколько времени прошло. День? Два? Месяц? Год? Вся моя жизнь начинает распадаться на куски. Есть ты. Живой. Настоящий. Реальный. И только рядом с тобой я чувствую, что я тоже существую. Что я тоже ─ реальный. И есть все остальное время. И я тону в нем как в трясине. Проваливаюсь все глубже, не в состоянии вырваться. Все вокруг сливается в жуткое месиво из разрозненных обрывочных образов. …сто пятьдесят один, сто пятьдесят два, сто пятьдесят три… Сон? Реальность? Я теряюсь окончательно. Фенечка на запястье выцвела, и я не могу разобрать какого она цвета. Пальцы теребят потрепанные завязки. Я где-то высоко. Не знаю где. Ты стоишь позади и просто смотришь на меня пустым остекленевшим взглядом. Я хочу подойти к тебе, но не могу сдвинуться с места. Пропасть передо мной, кажется, становится все глубже и глубже, и я всматриваюсь в эту глубину. Она затягивает меня. И вот я уже не могу оторвать взгляда от нее. Там внизу ничего нет. Только темнота. И я до боли в глазах гляжу в этот мрак, силясь разглядеть неизвестно что. Меня манит в это спокойное тихое ничто. Туда, где больше не будет разрывающей голову боли, где не надо собирать себя по кусочкам, стараясь заставить себя жить, даже не зная, живешь ли ты на самом деле или просто спишь. И я шагаю в эту пустоту. Она смыкается вокруг меня, и я лечу словно в невесомости. Сон. Ты греешь мои холодные пальцы, засунув мои руки себе под свитер и прижимая заледеневшие конечности к огненной коже живота. И мне неловко перед тобой от того, что я словно ворую твое тепло. Мне даже кажется, я ощущаю, как оно перетекает в меня, как разогревает застывшую кровь. К нервным окончаниям возвращается чувствительность, и я скольжу подушечками пальцев по нежной коже. Ты забавно хихикаешь, жалуясь что тебе щекотно, но не сопротивляешься и, осмелев, я придвигаясь ближе, прижимая ладони к впалому животу, пробираясь выше, по ребрам, задевая затвердевшее соски. Твой свитер задрался, и я не могу оторвать взгляда от темной дорожки волос, убегающей за пояс брюк. Ты больше не смеешься. Твои губы оказываются слишком близко, и я, не удержавшись, провожу языком, прикусывая чувствительную плоть. Реальность. Я иду по узким извилистым улочкам. Звук моих шагов разносится звонким эхом. Серые бетонные стены окружают меня со всех сторон. Я ускоряю шаг и понимаю, что не знаю, куда мне надо идти. Одна улица сменяется другой, и все они похожи друг на друга, как две капли воды. Вокруг нет ни души. Свет начинает меркнуть, и я бегу, стараясь скрыться от преследующего меня мрака. Грохот собственных шагов разрывает перепонки, и я зажимаю уши, стараясь приглушить этот звук. Поворот. Еще один. Я мечусь в этом странном лабиринте, не зная, что делать. Вокруг уже почти совсем темно, и я едва различаю повороты и ходы между серыми стенами, сливающимися друг с другом. Я бегу изо всех сил, отчаянно пытаясь найти выход, и не могу. Страх липкими пальцами пробирается под рубашку, закручивается тугой спиралью в горле, бьет по нервам. Мне нечем дышать! Все тело болит. Глаза ничего не видят в кромешной темноте. Воздух! Мне нужен воздух. Я раскрываю рот, стараясь впихнуть в легкие хоть немного кислорода. Глаза распахиваются. Свет ударяет по чувствительной роговице. Сон. *** Гул машин звучит совсем тихо. Я смотрю вниз на суетящихся людей и пытаюсь представить себе историю жизни каждого из них. ─ Се, пожалуйста, слезь! Это не сон! Твой голос звучит на непривычно высокой ноте. Я раскачиваюсь с пятки на носок, и мелкие камушки осыпаются из под моих ботинок с высоты двадцати пяти этажей. Главное ─ не оглядываться на тебя. Тогда я точно потеряю равновесие и упаду. ─ Послушай меня, ты не спишь! Слышишь. Это. Не. Сон. Посмотри на меня! Я настоящий, видишь! Не надо. Слезь. Пожалуйста. Мне так хочется верить тебе, что я почти готов сдаться. Но нет. Я должен. Мне надо знать наверняка! Я просто не могу так больше. …сто шестьдесят девять, сто семьдесят, сто семьдесят один, сто семьдесят два… Испуганные сигналом автомобиля, голуби взлетают громко, хлопая крыльями. Так они подают сигнал опасности для товарищей. И отсюда мне видно, как все птицы в радиусе нескольких метров тоже взлетают, бросая все свои дела. И каждая из них изо всех сил хлопает своими маленькими крылышками, чтобы передать сигнал тревоги другим. Я наблюдаю за разлетающимися пернатыми. Сколько их? Штук тридцать? Может больше? И сбиваюсь с собственного счета. В голове крутятся числа, мелькают цифры. Но я не помню. Пятьдесят четыре? Семьдесят? Сто двадцать один? Черт! Тяну руку к запястью. Нет. Его снова нет. Я смотрю на голубей, осознавших, что опасности нет и вернувшихся на свои места к покинутым крошкам, на снующие фигурки людей, на свою руку. Красны и синий. Он был красный с синим! Но его нет. Ты же сказал мне, что ты реален! Ты обещал! Я оглядываюсь, и ноги соскальзывают с покатого парапета. Руки непроизвольно вскидываются. И я успеваю услышать твой крик. …один, два, три, четыре… ─ Эй, парень, ты что уснул? ─ Твоя рука ложиться на мое плечо. Я запрокидываю голову и всматриваюсь в твои глаза. ─ Не знаю. ─ Как это ты не знаешь? ─ Я, возможно, все еще сплю… ─ Это что получается, я лишь снюсь тебе, и на самом деле меня нет? ─ Вряд ли. Мозг одного человека не способен обработать такое количество данных. Пришлось бы придумать слишком много историй. ─ Это да. И как же тогда понять спишь ты или нет? ─ Ты придвигаешься ближе и поправляешь растрепавшиеся волосы. Вагон метро гудит, покачиваясь на ходу. ─ Ну, говорят во сне нельзя умереть. ─ И это что же, надо себе пулю в лоб пустить, чтобы проверить? А если это был не сон? ─ Тогда ты умрешь. ─ Как то это не весело. ─ Есть такое. Но ведь ты можешь и не умереть. ─ И что тогда. Что если ты не умер? ─ В твоих глазах пляшут смешинки, а на губах играет легкая улыбка, и я едва сдерживаюсь, чтобы не протянуть ладонь, не прикоснуться к тебе. Мои замерзшие пальцы нервно теребят фенечку на тонком запястье. ─ И как быть, если ты во сне? ─ Ну, можно полетать на драконе, например. Это же сон. А во сне все возможно. Ты смеешься, и я тоже не удерживаюсь от улыбки. …пять, шесть, семь… ─ Ну, сейчас-то мы точно не спим! ─ Скорее всего, нет. ─ Я рассматриваю браслеты на твоем запястье, пытаясь найти красно-синий. Твои пальцы отбивают какой-то немного дерганый ритм по обивке сидения. ─ Слушай, а мы раньше не встречались? Тебя как зовут? ─ Нет. Еще не встречались. ─ Еще? Реальность ─ мерзкая штука. Она наполнена шумом и суетой. Я записываю лекцию по экономике и стараюсь максимально сконцентрироваться на происходящем. Это важно. Скоро зачет, и я не должен завалить его. Учитель приводит примеры из своей жизни, пытаясь не просто вбить в наши головы сухие понятия, но и научить чему-то реальному, тому, с чем мы столкнемся в жизни. Я кручу замусоленную, растянутую фенечку и стараюсь не отвлекаться. В голове неприятно гудит, краски начинает блекнуть, а голоса сливаются в жуткую какофонию. … восемь, девять, десять… Мы еще не знакомы. Но будем. Обязательно будем. Надо лишь немного подождать, и я смогу начать все с начала. Или с конца. Как угодно. Ведь там нет границ. Нет пределов. Ты был прав. Ты ─ настоящий. Ты в сотни раз реальнее всего, что у меня когда-либо было. Я закрываю опухшие уставшие глаза. Мешанина цветов прекращает свое мельтешение, сменяясь приятной обволакивающей темнотой. ─ Меня зовут Сехун. ─ Приятно познакомиться. А я Чанёль. Милый браслетик. ─ Спасибо. Это подарок… …один, два, три, четыре…