За кулисами «ФиФ» 2: Ключевая сцена

– Я на такое не подписывался! Ты уже битый час цапаешься с Дэном, а я стою за твоим плечом и с невозмутимым видом слежу за диалогом, как всегда демонстрируя свою исключительную словоохотливость. Каждый из вас считает, что я именно на его стороне. На самом деле ты чаще, чем это приличествует хорошему актеру, препираешься со сценаристами о сюжете, и, как мне кажется, иногда ты делаешь это лишь из любви к искусству. Но за твою игру Дэн и Свомпи готовы прощать тебе твои маленькие скандалы и буквально носить на руках. – Послушай, мы оговорили возможность внесения незначительных изменений в сценарий, – Дэн говорит терпеливо и спокойно, по всей видимости, надеясь, что так спокойствие передастся и тебе. – Я не собираюсь... Это не незначительное изменение! – сбивчиво возмущаешься ты. – Это уже просто... это по-гейски! – Эй, у тебя какие-то проблемы с геями? – подошедший на шум Свомпи приходит Дэну на помощь. – Нет... – ты смущаешься и старательно отводишь глаза. Конечно же, дело не в том, что ты гомофоб. Дело в том, что ты сам, что называется, «в шкафу» и боишься допустить, чтобы на тебя упала и малейшая тень подозрения. По какой-то причине ты считаешь, что стоит только общественности узнать о нашем с тобой романе, твоей актерской карьере незамедлительно придет конец. Ты, наверное, даже не догадываешься, что гораздо больше, чем сцена с непродолжительным держанием за руки, подозрение вызывает твое отчаянное нежелание в ней сниматься. Я краем глаза замечаю, что многие из тех, кто находится на съемочной площадке, исподволь следят за вашим спором. Не то, чтобы скандалы с тобой в главной роли были редкостью, но они неизменно вызывают всеобщий интерес и обсуждаются после работы под кодовым названием «Что на этот раз выкинула наша королева драмы?». Это не значит, что съемочная группа относится к тебе плохо – как раз наоборот, ты всеобщий любимчик, и в любой компании, на которые неизбежно раскалывается коллектив вне рабочего процесса, ты становишься своим в доску уже через несколько минут. С твоим эксцентричным поведением нет ничего странного в том, чтобы все время быть в центре всеобщего внимания – и обычно ты пользуешься этим на всю катушку. – Тогда что не так? – интересуется Свомпи. – Перри и Дуфеншмирц – враги, а враги, как известно, за ручки не держатся, – говоришь ты, стараясь звучать невозмутимо, но бесконтрольная жестикуляция с головой выдает твое волнение. – Вы не совсем враги, – Дэн заговорщически подмигивает нам обоим. – Ваши несомненно запутанные отношения прошли долгий путь эволюции и теперь достигли того момента, когда вы можете держаться за руки. Они со Свомпи довольно переглядываются: еще бы, в течение трех сезонов именно они отдельными штрихами и мельчайшими деталями прописывали развитие отношений наших героев. И сценаристам удалось так изящно вписать неоднозначность в эту вражду, что ни у одного критика не появилось и единой претензии к достоверности происходящего. – Это детский сериал, ради бога! – отчаявшись, ты используешь свой последний, коронный аргумент. – И что же? Нет ничего «недетского» в том, чтобы быть геем, разве не так? – с невозмутимым видом парирует Свомпи. – Это все равно, что быть брюнетом, или левшой, или наполовину австрийцем, или иметь веснушки или синие глаза. Быть геем – нормально. Ориентация – это не выбор. Я улыбаюсь ему: добрая половина приведенных в пример характеристик относится непосредственно к тебе. Подозреваю, что сценаристы прекрасно знают как о нашем цветущем романе, так и о твоем негативном отношении к собственной гомосексуальности. Во всяком случае, очень похоже, что эта реплика намеренно направлена на то, чтобы убедить тебя в том, что с тобой все в порядке. Ты с фирменной рассеянностью не замечаешь ничего подозрительного и продолжаешь спор: – Да бросьте! Не надо делать вид, что вы таким образом продвигаете толерантность, ладно? Это двулично. Вы пихаете везде эти голубые намеки только ради рейтинга, разве не так? – ты бросаешь на меня сердитый взгляд, требуя перестать улыбаться и сказать что-нибудь в твою поддержку, а я делаю вид, что не понимаю. – Ну, вообще-то нет... – говорит Свомпи, а Дэн подхватывает: – ...нет, не ради этого. Мы просто пытаемся показать, что какой бы странной, дикой и неуместной не казалась со стороны парочка... – Ведь согласись, для телевидения нет ничего обыденного в репрезентации отношений между разведенным безумным ученым средних лет и его врагом-секретным агентом, – вставляет ремарку Свомпи. – ...никто не может решать, имеет ли она право на существование, – заканчивает Дэн. – Love is love. – Да, love is love. Эти двое всегда заодно. Их мнения о сериале настолько схожи, что они легко могут продолжать мысли друг друга. И часто нарочно делают это, чтобы ввести оппонента в ступор, заставляя его забыть, кто что сказал и что все это значит. Но с тобой этот номер не проходит: – А вы не могли свои идеи толерантности в первую сюжетную линию засунуть? Или еще куда-нибудь? – ты только делаешь вид, что подразумеваешь под этим третью линию. – М-м-м, игра слов! – беззлобно ухмыляется Свомпи. – До чего же вы с Дуфеншмирцем все-таки похожи. – Я отказываюсь воспринимать это как комплимент, – сообщаешь ты. – Знаешь, то, как развивается характер Дуфа со времени его задумки... Ты на это очень сильно повлиял, – признается вдруг Дэн, заставляя тебя уставиться на него во все глаза. Я почти вижу, как в твоей голове бежит строчка: «Пусть-это-не-про-ориентацию-пусть-не-про-ориентацию». – Все эти маленькие детали, которые делают его живым – ты часто вдохновляешь нас на них. Конечно же, мы не копируем тебя, – Свомпи хлопает тебя по плечу так, что ты пошатываешься, – но тем не менее твой вклад неоценим. Ты растерянно смотришь на них несколько секунд, сбитый с толку неожиданным признанием, а затем понимаешь, что они, не сговариваясь, уводят разговор от интересующей тебя темы. – О-о-о, неужели? – иронично спрашиваешь ты и скрещиваешь руки на груди, готовый вновь ринуться в бой. – Просто скажи, что тебе приятно знать, что мы так тебя ценим, – говорит Дэн. Оба сценариста улыбаются самым бессовестным образом. – Не раньше, чем вы вычеркните это безобразие из сценария. Это тупик. Ты упорно стоишь на своем, и с места тебя теперь не сдвинет даже обещание утроить гонорар за эту серию. Дэн и Свомпи на этот раз пасовать тоже не собираются. – А что ты думаешь? – неожиданно обращается ко мне Дэн. Я удивленно смотрю на него. У меня никогда нет проблем с тем, чтобы следовать сценарию: съемки – это одно, а жизнь – совершенно другое. И это не говоря уже о том, что мне, вообще-то, нравится, куда идут отношения наших с тобой героев. Втайне от тебя я иногда даже захожу в группу, посвященную этому пэйрингу. Но только иногда. – Он на моей стороне, – отвечаешь ты – я и рта не успеваю раскрыть. – Нет, правда, как ты считаешь, это хороший ход? – повторяет свой вопрос Дэн. На твоем лице написано раздражение, смущение и вместе с тем ужасная усталость: тебе приходится постоянно быть начеку, чтобы нас не застали папарацци, потому что я часто бываю слишком беспечен. После всех твоих ухищрений ради того, чтобы не вызвать подозрения, просто так сдаться и взять меня за руку на камеру ты не готов. И вопреки тому, что я горячо болею за то, чтобы парочка врагов стала каноничной, я молча пожимаю плечами. – Вот, я же говорил! – ты в своем стиле принимаешь мое самопожертвование как должное. Перерыв, потраченный всеми на обед, а тобой и Дэном – на спор, между тем, подходит к концу. Откуда-то появляется режиссер. – Мне объявить еще полчаса перерыва, или уже отпустить всех? – спрашивает он, переводя взгляд со сценаристов на нас с тобой и обратно. – Или мы снимаем? – Еще перерыв! – одновременно говорят Дэн и Свомпи. Ты разочарованно стонешь – для тебя это значит только то, что в ближайшее время они не бросят попыток уговорить тебя. – Джеф, Дэн, оставьте меня в покое, будьте людьми! – взываешь ты к их совести. – Это не наша прихоть, – объясняет Свомпи. – Эта сцена ключевая для понимания ваших отношений, без нее вся вторая сюжетная линия выглядит совсем не так, как должна. Мы работали над задумкой этого сериала с девяносто третьего года, это наше детище, поэтому извини, но согласиться с твоим требованием мы не можем. Ты не отвечаешь. Теперь тебе становится неловко отпираться и подводить людей, которые не только двадцать лет жизни, но и всю душу вложили в создание «Финеса и Ферба». Особенно учитывая, что это тот самый сериал, на съемках которого мы с тобой познакомились. Но потом ты понимаешь, что Свомпи использовал против тебя твой же прием, и виноватое выражение на твоем лице сменяется раздражением. – Неужели ты не можешь просто взять Перри за руку? – спрашивает Дэн до того, как ты успеваешь возмутиться. – Я могу взять Перри за руку, – передразнивая его, запальчиво заявляешь ты. – Ну так давай! Ты поворачиваешься ко мне и вцепляешься в мою руку на манер рукопожатия. – Вот! Я держу его за руку! – сообщаешь ты вызывающе. – Видишь, не так уж и страшно, – подбадривает тебя Дэн, игнорируя официальную манеру твоего жеста, совершенно не подходящую для сцены, о которой вы спорите. – Теперь почему бы тебе не взять его правой рукой за левую? Ты размыкаешь рукопожатие и хмуришься, явно жалея, что еще первый раз позволил взять себя на «слабо». Сделал быстрее, чем подумал, и не ожидал от сценаристов такого подвоха? – Это не сложно, смотри, – говорит Свомпи и берет Дэна за руку. – В этом нет ничего такого. Мы просто друзья, да, Дэн? – Да. А теперь давайте вы. Я протягиваю тебе руку, надеясь, что это поможет тебе решиться. Ты по привычке незаметно оглядываешься и вдруг понимаешь, что вся съемочная группа, замерев, следит за каждым нашим движением. – Эй, почему бы вам не заняться чем-нибудь поинтересней? – возмущаешься ты, краснея еще стремительней, чем обычно. – Ребят, правда, не пяльтесь так, вы тормозите процесс, – просит Дэн с улыбкой, а Свомпи добавляет: – А то такими темпами мы сегодня домой вообще не попадем. Неожиданно для всех эта дружеская шутка становится последней каплей – ты окончательно теряешь самообладание: – Да ладно, боже мой! Почему бы и нет, смотрите! – говоришь ты, почти переходя на крик, и – хватаешь мою руку. Наши пальцы переплетаются – и это уже целиком и полностью твоя инициатива. С этим ситуация неожиданно для всех становится не о Перри и Дуфеншмирце, а о нас с тобой. Следует мгновение абсолютной тишины. А затем со всех сторон вдруг раздаются аплодисменты. Оператор и несколько его ассистентов, старичок-постановщик трюков, декораторы, художница-гримерша, чье имя ты все время забываешь, осветители, продюсер, звукорежиссер – все-все, кто принимает участие в съемках, не меньше сорока человек, улыбаются и аплодируют. Микрофонщица загадочно переглядывается с инжинеркой звукозаписи. Чувствительный режиссер смаргивает слезинки. Дэн и Свомпи сияют, как пара начищенных медяков. Я возвращаюсь к тебе взглядом, опасаясь, что такое потрясение для тебя будет уже слишком. Не отпуская мою руку, несколько секунд ты просто ошеломленно оглядываешь толпу, приветствующую рукоплесканием твой поступок. А затем широко улыбаешься в ответ, и наши сплетенные руки взлетают вверх в уверенном, жизнеутверждающем, гордом жесте. И аплодисменты переходят в восторженную овацию. – Может быть, я и правда зря так об этом беспокоюсь, – под наполняющий съемочную площадку одобрительный гул говоришь ты мне.