Akuma

«Люди страшнее демонов. И всё же, когда это происходит, мне кажется – я причастен…» Задыхаясь, он бежал по платформе, опаздывая, боясь больше никогда не увидеть. Сколько он себя помнил, он всегда бежал, всегда сражался, боялся казаться слабым, что-то доказывал, желал показать себя с лучшей стороны, и всё равно всё делал хуже. «Я же просил тебя не делать этого. Ты обещал мне. Я знаю, что порой люди нарушают и клятвы, но я больше не могу так. Я верил тебе. Думаю, теперь, когда я решился на это – избавить от тебя свою жизнь, она станет…лучше?» Это было последним письмом. Именно поэтому он бежал, спотыкаясь, падая. В груди было уже жарко от бега, а ноги подкашивались, предательски дрожа! Даже его тело было против него. А ведь до этого оно было таким послушным. Когда рука Мирчи касалась волос, бежали по спине мурашки, когда он тащил его на себе после того, как его опоили, когда он приходил к нему посреди ночи и врал, что снова снились кошмары, и заботливые руки обнимали его. Теперь этот человек уехал. Тщетно Раду пытался догнать уходящий поезд, так и оставшись стоять на рельсах, опираясь ладонями о колени, а потом упав на них же, обняв себя за плечи и зарыдав. - Какое же я ничтожество, - прошептал он. Щёлкнув пальцами, он мог заполучить фактически любого своей красотой, но точно так же и обратить против себя своими выходками. Вот и он не выдержал. Крича от боли, Раду рыдал и покачивался, а потом поднялся на ноги, бездумно шагая и вытирая слёзы. Как по мановению, возникали в голове болезненные воспоминания. Прошлая жизнь, которая казалась призрачной, как мираж. Прошло почти пять сотен лет. Они оба тогда были мальчишками, братьями, сыновьями князя Валахии. В детстве они не думали о том, что придётся сражаться за престол, драться с врагами, хитрить и увиливать. Да и детство вместе было недолгим. Маленький Раду с восхищением смотрел, как брат держится в седле и стреляет из лука, и с энтузиазмом сражался со средним братом Владом на деревянных мечах, мечтая не отставать от братьев. А потом они оба оказались в Турции, только Мирча остался в Валахии, подле отца. И их обоих с тех пор он больше не видел. Его жизнь была запутана, словно клубок из сплошных противоречий и борьбы – с врагами, с союзниками, с боярами и с самим собой, да и с братом тоже. Мукой было продолжать эту пытку. Но раз за разом Раду словно сам причинял себе боль. Он и умереть не смог, обратившись в демона. Да и что там удивительного – не раз на него смотрели, желая, чтоб он убрался в преисподнюю, как на нечистую силу. И так год за годом, век за веком он жил, независимый и гордый, упивающийся своей красотой. Стоило же только увидеть Мирчу, переродившегося, вспышку из прошлого, и демон потерял все краски жизни. Всё, чем он до этого жил, показалось ненужным. Весь блеск собственного достоинства, обаяния и бессмертия – всё мыслилось фальшивкой, внезапно обесценившейся дешёвкой. Выслеживая и преследуя, он словно невзначай повстречал его в библиотеке, словно невзначай ему было интересно всё, что и Мирче. Раду словно по лезвию ходил – всё заранее было подготовлено, узнано, запомнено, и каждую секунду демон боялся, что выдаст себя, что ошибётся, что сделает не так. Он отменил все встречи, изменил все планы и перестал общаться разом со многими людьми и нелюдьми тоже. Его словно вело, он приходил к Мирче за полчаса или за час, проводил время до ночи, а то и вовсе говорил, что уже темно и он останется. Они вместе сидели над скучными энциклопедиями и пособиями, гуляли по мостовым, слушали пластинки. Раду не отставал от него ни на шаг, боясь потерять ещё и в этой жизни. Он узнавал, где будет Мирча, куда он пойдёт, с кем будет и оказывался там же, помогал всему устроиться быстрее или не состояться вообще, и вскоре уже не было ничего в жизни Мирчи, что происходило бы без него. Пытаясь тактично намекнуть, что должно быть личное пространство и дела независимо друг от друга, Мирча делал только хуже – Раду отнекивался, или наоборот, соглашался, но делал всё по-своему. А по ночам плакал, что не может сказать ему правды, как всё было на самом деле пять сотен лет назад. Всё это создавало непонимание, трещины, Мирча почти ненавидел его, но не мог избавиться, и странным образом не хотел, всякий раз поддерживая и понимая, успокаивая, когда Раду рыдал и просил прощения, обещая, что этого больше не повторится. Но стоило юноше влюбиться, сказав, что теперь он будет проводить время ещё и с другой девушкой, Раду едва не пришёл в бешенство, сказав, что так просто этого не оставит. Тогда Мирча взял с него обещание, что он так не сделает, иначе он вообще оставит его, без раздумий. Пришлось принять этот договор. - Ты не должен, не должен так относиться ко мне. Отвергать меня, оставлять меня. Я не хочу больше. Это ты сделал меня слабым. Почему же я не могу просто продолжать жить без тебя? – выбрасывая чёрные прожжённые листы из окна, произносил он сам себе. И снова нарушал границы, кусая губы, что не может сдержать обещание. Это оказалось сильнее. Его слабость оказалась сильнее. Ему хотелось своими пальцами сжать шею возлюбленной брата и опустить под воду. В поту просыпался он посреди ночи, видя подобные сны. Но теперь он не мог прийти к Мирче – тот ему не верил. - Только попробуй приблизиться к нему – у меня много способов, что сделать с тобой, - пригрозил он ей. Но просчитался. Тело, всегда спокойное, трясло, бросая в жар, и Раду не мог идти вперёд, ноги подгибались. Неужели закончилось? Ушло в пустоту? «..она станет…лучше?» - снова вспомнил он строки из письма. Глубоко и часто задышав, Раду снова побежал, но совсем немного. - Неееееееет, - заорал он, хотя поезд уже пропал из виду, и шёпотом, глухо хрипло дошептал, - нет, Мирча, не станет. Ведь ты ещё так многого не знаешь.