Anorexia psychosa

      ...Она сидела напротив меня, облокотившись на кухонный стол. Клеенка в мелких цветочках, две чашки, солнечные зайчики, цветы на окне - в кухне было светло и уютно. И на фоне этой чистой комнаты, залитой солнечным светом, моя собеседница выглядела мрачно и неуместно. Кажущаяся огромной черная футболка, шорты, из которых худые ноги торчали, как карандаши из стакана… Я никогда в жизни не видела таких острых коленок. Казалось, что кости вот-вот порвут кожу - так выделялись их острые края. Она сидела ссутулившись, низко опустив голову и не шевелилась с тех пор, как я вошла в эту залитую светом кухню с дурацкой клеенкой на столе. Я нерешительно поздоровалась и села к столу, а ее мать сказала “Вот, Леночка, смотри - Галя к тебе в гости пришла!”. Потом ее мама еще говорила много, громко и не к месту, наливала нам чай, сама смеялась своим шуткам. За все это время Лена не шевельнулась, не произнесла ни слова, не подняла головы. Она вообще, казалось, не слышала и не ощущала происходящего. Словно была не здесь. Словно громко говорящая и смеющаяся над своими собственными шутками женщина была не более чем картинкой, мелькающей на экране непонятно зачем включенного телевизора. Как будто мы были по одну сторону толстого стекла, а эта худая девушка с невероятно острыми коленями - по другую, и на стекле лежал толстый слой пыли…       Наконец ее мать покинула кухню, выразительно подмигнув мне на прощание - видимо, давая мне понять, что теперь моя очередь громко разговаривать, нелепо шутить и делать вид, что все в порядке - как будто не было очевидно, что все совсем не так. В комнате повисла гнетущая тишина. Минуты тянулись как часы… Я громко вздохнула, поерзала на табурете, внимательно посмотрела на Лену - та продолжала сидеть неподвижно, только теперь глядела чуть в сторону от меня, и я смогла рассмотреть выражение ее лица. На ее лице читалось раздражение. Ей не нравилось сидеть здесь, на этой маленькой кухне, напротив человека, который когда-то, много лет назад, был ее подругой, а теперь не мог найти нужных слов, чтобы начать разговор. Она ждала, когда я уйду. Она надеялась, что мне надоест чувствовать кожей эту давящую тишину и разлитую в воздухе неприязнь, и я наконец свалю куда подальше - из этой комнаты, квартиры, из ее личной вселенной, куда доступ, похоже, был строго воспрещен. Она молчала, продолжая смотреть немного в сторону, как будто ей было неприятно видеть меня. Или меня не было тут вовсе. За стеной заработал телевизор, и неразборчивый гул голосов с экрана разбавил тяжелую тишину кухни. Я громко вздохнула, и наконец решилась… Лена, - негромко позвала я, наклонившись к ней.       Она резко перевела взгляд на меня, оставаясь неподвижной. Не подняла головы, не повернулась ко мне - только глаза вдруг метнулись в мою сторону, как будто они жили отдельно от всего тела. Как будто во всем этом истощенном теле только они еще оставались живы - все остальное высохло, погасло, замерло… Она смотрела на меня исподлобья, и это был взгляд человека, которого только что вырвали из объятий сна. Глаза человека, который услышал свое имя, но еще не успел понять, кто его произнес, а главное - зачем. Зачем его выдернули из той темноты, где еще секунду назад было так спокойно и тихо, и теперь требуют от него сидеть здесь, смотреть на ненужного ему гостя и смеяться над несмешными шутками. Я чувствовала себя лишней. И больше всего мне сейчас хотелось уйти из этой квартиры и всеми силами постараться забыть эту залитую солнцем кухню и девушку в черной футболке на ней. Я нерешительно кашлянула и все-таки решилась снова попробовать обратиться к ней:       -Лена, привет… - тишина была густой, как кисель, и я была просто вынуждена продолжить говорить, чтобы не задохнуться в ней, - ...ты меня помнишь? Мы в одной школе…       -Конечно, помню! - резко прервала она меня, и совсем уж неожиданно я услышала от нее свое глупое детское прозвище - Галя-Танцеваля...       Я с облегчением улыбнулась…