Девственницы из Лилля, что близ Дангопеи, - товар особый. Редкостный.
Генри Лайон Олди. Шмагия.
Лилль, маленький городок на окраине империи, по праву славится своими девами. И дело вовсе не в их красоте, уме, или там особом золотошвейном мастерстве. Просто когда лилльская девица входит в пору, она сбрасывает кожу. А кожа эта обладает особыми колдовскими свойствами. Книга в переплете из нее может удержать в себе заклятия некрофолиантов и морбус-инкунабул, иначе хворь-колыбелей. В таких книгах хранят самые смертоносные заклятия. И только уникальные свойства кожи лилльских девственниц позволяют удерживать заклинания на месте, чтобы те не разбегались в самоволку, грозя народу карами и бедствиями. И уж никакой докторской, да даже и захудалой кандидатской работы малефикар защитить не мог, если у него не было хоть пары томов личных изысканий. А потому и цена на сей товар никогда не падала. Нужно ведь не только сговориться с девицей, вошедшей в возраст, это еще полдела. Главное - довезти ее в целости до дубильно-красильной мастерской. Только настоящий мастер может выделать кожу девственницы под дорогую белую юфть со смазью из березового дегтя и ворвани. А если же девица теряла невинность, то кожа ее становилась пригодна лишь на перчатки, ну, может, на ежедневники для жаждущих экзотики господ. Теряя в цене как минимум пару нулей. А уж довезти девиц нетронутыми - та еще задачка, ибо аромат, который они источают накануне линьки, неудержимо манит всех мужиков окрест. И кого не успели удержать жены с невестами, тех должен был остановить маг да оскалившиеся алебардами охранники. Матиас Кьянти в этот заезд особо не беспокоился. Работал в кои-то веки не на профессуру, а на себя. Если повезет, то будет ему трактат, кандидатская по теории малефицилиума. А товар Матиасу достался нынче дешевый, потому что экспериментальный. Но при должном везении все шесть девственных кож – его. И маги уровнем повыше не отхватили этот вариант, потому что девственница Матиаса была парнем. Как до восемнадцати лет пацан умудрился не поваляться с молодухой на сеновале - одни боги ведают, но все признаки указывали на то, что в руках Кьянти оказался первый и единственный доросший до линьки лилльский девственник. Проблема имелась только одна: кто возьмется такую кожу выделать. Но и этот вопрос решили, нашли кожевенника, склонного к авантюрам, относительно молодого, но профессионального. На худенького Андре Матиас смотрел с некоторой брезгливостью. Тощий пацаненок с отросшими, выгоревшими за лето волосами. Только в этом году мать-вдова справила ему первую обувь, и он переминался в ней с непривычки. Да кто на этакое позарится? Даже если и учитывать феромоны, расточаемые пареньком. – Так значит, о цене сговорились, да, госпожа Ренни? – Матиас перемигнулся с Лавандером и Скоттом, его закадычными дружками, служившими в королевской страже. Мужики серьезные, женатые, и уж на бледную немочь Андре не позарились бы и в голодный год за мешок картошки. Сам Кьянти был заядлым гомофобом и тоже не беспокоился о девственности юного Ренни. А от голодных баб все легче отбиться, чем от мужиков. Это было еще одним плюсом их авантюры: денег для охраны настоящей девственницы все равно бы не хватило. – По рукам, господин Кьянти! Если с Андреюшкой нашим выгорит, то уж тогда Лилль еще больше процветать начнет, – вдова незаметно сделала козу, чтобы отвести дурной глаз мага: вредитель - он вредитель и есть, а тонкости бабу не смущали. – Посмотрим, какого качества кожа выйдет. Да и выйдет ли… – сомнения были. Что же за столько лет ни одного пацана не засветилось в линьке? – А чего не выйдет-то? – уперла руки в крутые бока госпожа Ренни. – Просто никто мальчиков так не глядел, как я Андре. Мы ему даже ручки вязали, чтобы он себя не трогал во сне. Отец-то, покойник, совсем нас без гроша оставил. Как было не попробовать? – Ну, да. Ну, да, – третий глаз чесался к неприятностям, но неприятности имелись весьма предсказуемые и Матиаса не слишком беспокоили. – Поедем не трактом, а лесами, чтобы меньше неожиданностей, повозка уже на улице ждет. – Повозка? – разочарованно отозвался Андре, молчавший до сих пор. – А ты карету ждал с отрядом? – хмыкнул Кьянти. – Пойдем уже, неделя на дорогу, потом линька в мастерских Крута. Потом возьму тебя лаборантом, устрою в универмаге или в гильдию, какую выберешь. А дальше крутись. Девиц обычно выдавали замуж, да в хорошие семьи. Приданое за свои кожи они получали очень достойное. Да и сами были - на загляденье. Люди там или нелюди поселились некогда в окрестностях Дангопеи, но что-то особое в потомках было. Только это все больше девиц касалось, а парни были как парни. Ничего интересного о лилльских мужиках Матиас не слышал. Добраться до кожевника следовало до линьки, а мамаша Андре с этим затянула. Оно и понятно, признаки у него должны быть очень явными, чтобы кто-то решился. Матиас вышел во двор, Андре двинулся за ним, шаркая сапогами. Аромат от него несся сладкий, но Кьянти он только бесил. Отвратительно это, когда мужик с мужиком милуются. Но на друзей он на всякий случай глянул нехорошо. Этого «нехорошо» дня на три хватит, а потом «ледяной дом» стоило обновить. Хотя Скотт и фыркал на мальчишку, мечтая о полненькой мягкой попке, а предосторожность нелишняя, и в законно выбитую неделю отгула Скотт получит крепкий, надежный нестояк. Помочь другу – дело святое, и обещанный бочонок вина тоже немало скрасит его существование. Главное, добраться до мастера и довезти груз в целости. – Это что ли наша девственница? – Тони Лавандер прогудел насмешливо и подал пареньку руку. – Прошу в экипаж. – Спасибо, – Андре зло сжал губы. Чесалось все тело, хотелось… Ой, как хотелось. Мать с лозиной дежурила, чтобы ничего и никого. А девки, до того не обращавшие на младшего Ренни внимания, подмигивали из окон. А ведь вначале затея казалась дурацкой. Пацаны все уже до полных пятнадцати знали, что со своим дружком делать. Один Андре, как дурачок. – Трогай, – постучал по стенке влезший следом Кьянти. За окнами, забранными крепкими решетками, проплывали окраины Лилля. Даже самые бедные домики выглядели весьма зажиточно - благодаря девицам город процветал. Озерца захватили жирные белые гуси. Очень вкусные и крупные. Матиас улыбнулся. Вот допишет свой трактат, закатит пир и закажет пару таких вот гусей и еще одну бочку вина к уже обещанной. Андре все шаркал ногами и раздражал. – Ты в туалет не сходил, что ли? – спросил Кьянти, как-то вдруг забыв, что телесные отходы у лилльских девственников на период линьки напрочь прекращаются. – Мне обувь давит, не разношенная, – извиняясь, сообщил Андре. И тут же разозлился на этого надутого господина. – И нечего так пялиться! Ничего не обломится! Вот Тинку бы потискать, у нее за лето такие… выросли. – Да не обольщайся. Меня и красавчик бы не привлек, а от тебя, заморыша, вообще воротит, – злоязыкость входила в профильные предметы Матиаса, но он сдержался, хотя ругаться мог куда круче, чем даже злобная лилльская девственница перед первой линькой. Даже сдерживаться приходилось, чтобы ругательство в порчу не перешло. В общем, обзываться не стоило, чтобы не сглазить. А то третий глаз, черное воронье баньши, бывало что и выходило из под контроля малефика. – Ну и осу вам в трусы, – прошипел мальчишка, стягивая вконец обрыдшие сапоги. – Слышишь ты, сокровище, – Матиас стремительно придвинулся к Андре и ухватил его за ухо. Длинные нервные ноздри мага-вредителя вдохнули манящий запах, и раздражение вспыхнуло сильнее. – Ты бы, щенок неблагодарный, радовался, что твою кожу вообще на эксперименты берут. Язычок прикуси. Пока линька не пройдет – никаких баб. – А я обдрочусь, – фыркнул Андре, пытаясь вырваться из крепких пальцев. – Хоть и мозоли натри, – малефикар улыбался почти ласково, – думаешь, за девицами аж так следят? Да они вообще отдельно закрытыми едут. Вытянувшееся лицо девственника почти умиротворило Кьянти. Он откинулся на спинку сиденья удовлетворенно. – Так, а почему? А мамка мне запрещала… – парень чуть не плакал. – И вообще почему я первый, вы знаете? – Так девицам девственность хранить положено до брака, а линька начинается в шестнадцать-восемнадцать, как раз и замуж пора, и деньги успевают заработать. А какой дурак-мужик будет сдерживаться? Да и как у вас девственность проверишь? Вот обычно парни и успевали переспать с кем-нибудь задолго до линьки. А у недевственников линька совсем незаметно проходит, – расстройство Андре тешило Матиаса. Только блестящие от слез серые, как ртуть, глаза на смуглом лице привлекали внимание. – А что же вы мне заплатили, вы же мою девственность никак не проверили! – вспыхнул Андре. – И не хватайте меня, а то укушу. Укушу, укушу! – Вижу я. Вибрации пространственные, рябь чуть не до инферналов идет. Структура дислокации ауры в особенный рисунок выстраивается. А уж запах и эманации, как у течной кошки. Его все коты чуют, а лилльских девственников весь противоположный пол, – Матиас прищурил вороний баньши и просветил ближайшие версты дороги. Все вроде нормально, можно расслабиться. – Да и злобный ты, как крысеныш. Разве всегда такой был? – Нет, – покрутил головой Андре. Обычный он был, приветливый, нормальный, в общем. Это из-за сидящего напротив мага-вредителя настроение такое, наверное. – А вас точно только женщины интересуют? А то видали мы таких. – Мальчик, если бы у нас не было весьма толерантное его императорское величество, я бы мужеложцев… – ухмыльнулся Матиас так нехорошо, что если бы напротив него сидел мужеложец, то его бы в пот кинуло, – так что не беспокойся. Меня на твою «красоту» ни феромонами, ни чем другим не затащишь. Лицо Андре исказилось обидой и злобой. Матиас пристально посмотрел на глупого юнца. Для структуры ауры вредно, чтобы настроение так качало, но лилльских девственниц малефик уже возил с учителем, так что неожиданностью паскудный характер подопечного не оказался. Неожиданностью оказалось другое. Андре поджал под себя босые ноги, спустил штаны и принялся гладить член. Кьянти взор решил не отводить, глазить он не станет, но оценит, как у пацана с выдержкой. Юный Ренни пыхтел и тер наливающийся орган, пристальный взгляд вредителя его мало смущал. Кажется, даже наоборот, парень задышал глубже и посматривал лукаво. – Можете помочь, если хотите, – Андре облизнул губы. А не так плох был заезжий маг. Если заглянуть под свисающие на бледное лицо темные патлы, то можно рассмотреть яркие синие глаза и красивые черты, уверенную линию упрямого подбородка, высокие скулы… Андре вздохнул, любование мужчиной странным образом помогло: головка увлажнилась, и увеличившийся член лег в руку удобнее. – Помогу, – кисло выдавил Матиас, – на ладонь поплюй, удобнее.***
Колдун запоздало сообразил, что неприятности грозят прийти, откуда не ждали. Эманации лилльского пацана работали криво. То ли от того, что рядом не было женщин, то ли от того, что нечего было позволять ему баловаться пипиской, но желание добиралось и до него самого. Андре стал казаться весьма изящным, а его неловкость милой. И немочью бледной его, по-честному, назвать нельзя: здоровая золотистая смуглость проводящего много времени на свежем воздухе пацана так и манила потрогать, убедиться, что кожа его, и правда, такая мягкая и шелковая, какой кажется. Матиас сглазил бы и себя, но «ледяной дом» обрекал на глухоту к музыке сфер и прочим астральным вибрациям, что для чароплета никуда не годилось. Да и друзьям «лед» пора было обновить. Испытывая оргазм, Андре послал в пространство такой заряд желания, что Кьянти только выдохнул. Пришлось припомнить всю пакостность характера пидорасов и житие Вечного Странника. Аскет терпел и нам велел. Больше всего помогла доказательная теория алмазного венца, как объективно самонастраивающегося сглаза, начертанная в расплывающейся мнимой реальности, шатающейся и рассыпающейся от эманаций Андре. И еще не известно, что было сложнее: удержать мнимую реальность или доказать теорию? – А у вас платка нет? – Андре всем телом потянулся к малефику. – Свой носи, – рыкнул Матиас, но платок дал. С комфортным путешествием пришлось попрощаться. Чертыхаясь про себя, Кьянти покинул закрытую повозку и полез на козлы к друзьям. Лучше потерпеть их насмешки, мол, свершилось невозможное, Матиас мужика захотел, чем дальше смотреть на теребящего встающий заново член Андре. Скотт подначивал, расспрашивал, кто невестой будет, Тони негромко ржал. Вороний баньши зашевелился, поддерживая мерзкое настроение малефика, и весьма вовремя. Ехали по ночи, так что Кьянти шарахнул порчей по кустам впереди, глазя на корню засевших там разбойников. Матиас бесился от того, что готов был поддаться на зов лилльского девственника, хоть и был убежденным любителем женщин. С того красавчика студента, который имел неосторожность к нему подкатить, сглаз декану снимать пришлось, профессора руками разводили. А вот поди ж ты, на мелкого подлеца веко вороньего баньши не поднималось, зато член еще как. Донесшийся из повозки запах копченой колбасы защекотал ноздри, вызывая аппетит. – Зря ты сбежал без припасов. У него жор как раз, – заметил Тони. – Попрощаемся же, други, с колбасой. – И с печенкой, и курочка была… – мечтательно закатил глаза Скотти. – Давай вали назад в повозку. Контролируй этого проглота. – А что его контролировать, позади в сундуке еще припасы. Едят они в три глотки, эти лилльские девственницы, – безразлично заметил Матиас. – Пусть занимается. – Да от скуки они жрут, – Лавандер парню сочувствовал. Надо же, в таком возрасте никаких развлечений. – Иди, займи его, Метти. Ну, девок же по две-три возим, а пацан один. – Это безмозглое существо пытается меня соблазнить! – возмутился Матиас. – Это он от чистоты души, а не от коварства, – захохотал Скотт. Первый раз его друг-малефик не может предпринять ничего особо изощренного против соблазняющего его мужчины.***
Третьего дня, пока Кьянти мирно дремал на козлах, Скотт попытался пообжиматься с пацаном. Эманации того в пространственный континуум достигли максимума. Даже Матиас видел его очаровательно гибким и невероятно желанным. Но малефику злость на себя и маленькую дрянь, не брезговавшую в течку и мужиком, позволяла себя контролировать не хуже «ледяного дома». Вот как так можно, только вчера рассказывал о какой-то Тинке-Динке или другой перезрелой девице, а сегодня повесился на шею дюжему мужику, не напоминавшему даму даже в полночь и после обильных возлияний. Скотти получил по ушам и обновленную порцию «льда». Андре хлопал глазками и облизывал губы острым розовым язычком, заинтересованно рассматривая в зарешеченное окошко, как сильные самцы ссорятся за его персону. А следующим вечером уже Лавандер из сострадания выпустил лилльскую нечисть размять ноги. И через полчаса пацана уже не было. Матиас шел через кусты, чертыхаясь, вибрации нижних сфер уверенно вели его туда, откуда манящие эманации Андре слышались сильнее всего. Минут через десять двигаться можно было уже по запаху. Кьянти повел носом как гончая и припустил. Успел вовремя. Лилльская погань висела на объемной груди местной молодухи. Между прочим, на такой груди и Матиас отдохнул бы с превеликим удовольствием, ее крупные белые бедра наводили на совсем не праведные мысли. Идиллическую картинку портил только его дорогой девственник, уже вовсю шуровавший в штанах. – Стоять, моя радость. Я не затем рискнул сбережениями, чтобы ты испортил мне планы, трахаясь до линьки в первых попавшихся кустах! – злобный вид хмурого малефика мог бы запугать поселянку до заикания даже без открывающегося дурного глаза – если бы тетка не смотрела осоловело и не покрывала в это время поцелуями личико Андре, бормоча сладкие глупости. А Кьянти от ярости готов был портить, накрывать раскрывшимся вороньим баньши весь сектор поражения и плевать на последствия, но сдержался. Накрест чиркнул взглядом по тетке, лишая ее желания и добавляя сухости в женские органы. Позже оно рассосется, недельки через две. Или через месяц. А если в поселке неплохая бабка, то и быстрее. А своего девственника дернул за шиворот, отрывая от здорового зрелого тела рыжухи. Андре же яростно молотил воздух перед собой руками и пытался пнуть тащившего его за воротник вредителя. – Отпусти, гад, мерзавец, отпусти. Ты хоть понимаешь, как это, когда хочется до искр из глаз? Понимаешь? Мне уже семнадцать, а она крааасивая! – Да тебе гнилой пень в юбку наряди, и будет красиво, – Матиас крепко держал парня. Он пытался удержаться от желания треснуть мальца по затылку и одновременно оберегал руки, чтобы лилльская тварь не впилась зубами. – Пойми ты, это все течка перед линькой. Не так уж ты и хочешь, особенно эту рыжую девку. – А мне легче, что ли, от этого! – взвыл Андре и вцепился в ветки. – У меня уже болит все внизу! И чешется! Все тело чешется, даже твоим дуболомам меня жалко, а ты бесчувственный! – А ну, отпусти, – Матиас сдернул с поганца штаны и от всей души хлопнул по розовой заднице, еще и еще. Щенок скулил, но подтягивался вверх, пытаясь выбраться из крепкой хватки малефика. Увлажнившийся член пацана потерся об рукав, Матиас сморщился: запах Андре сводил с ума, щекотал ноздри сладостью и обещанием. Даже любовные выделения, потянувшиеся ниточкой от члена Андре к рукаву, вязкие и прозрачные, обладали сладким ароматом. Почти не размышляя, малефик снял пальцем капельку и слизнул ее. Терпкий вкус Андре царапнул корень языка и вернул к реальности, к будущей кандидатской, а возможно, и докторской, и к неприязни к мужеложцам. – О девственности думай, дурачок. Это твоя единственная ценность. Если что, денег не получишь. И еще с твоей мамаши стрясу. Жаль, неустойка была не положена, довезти лилльскую девственницу до кожевенника проблема покупателя. – Малыш, подрочи, – Кьянти сжалился, не от дурной природы пацан на все бросается. Хотя, хуже девок, видит Вечный странник, те хоть только мужчинами интересовались, правда, тоже любыми. – Не хочу дрочить, у меня точно мозоли будут, – Андре окончательно разозлился, определив главного виновника своего нынешнего состояния. – Это ты меня сглазил! Ты сказал, чтобы я до мозолей обдрочился! – И где мозоли, на руках или на члене? – поинтересовался Матиас с докторскими интонациями. Но смутить лилльского девственника не вышло. – Подрочи мне, погладь, нежно-нежно, – глазки Андре тут же засияли, он потерся щекой о грубый рукав и улыбнулся одними уголками губ. – Я же не прошу со мной спать. Девственность уцелеет, если ты позаботишься. – Андре, – смена настроений парня указывала, что линька совсем близко, а значит, и возбуждение к пику идет. Малефик держал в руках полуголого молодого мужчину, пытающегося его соблазнить и не испытывал даже раздражения, ничего кроме усталости. – Послушай, просто послушай. С девицами все ясно, как день. А у парней, скорее всего, невинность – это когда совсем ни с кем и никак. Я еще трактат напишу о парадоксе мужской невинности в свете разброса элементарных полей крестцового плексуса и трансформацию и проекцию сублимированных энергий в удерживающие свойства кожи. Правда, красиво? – Правда, – Андре смотрел в синие глаза вредителя, загоревшиеся новой идеей, и честно признавал его куда красивее сбежавшей тетки. И желаннее. – Помоги мне. – Так! – Матиас сосчитал до десяти. Манопоток мягко завертелся вокруг, готовый ужалить. Но малефик смог взять себя в руки. – Тебе поможет, если я тебя обниму? Ты обопрешься на меня, снимешь напряжение, и вернемся к повозке. Ехать нужно, Андре, а то, как минимум, первую кожу потеряем. – Угу, – Андре прижался горячим виском к плечу Кьянти, вдохнул его крепкий запах день не мывшегося и пробежавшегося по лесу мужчины. Коленки у него подогнулись. Плевать на ладонь – совет дельный, но сейчас не нужный. На члене и так собирались вязкие капельки и падали в траву. Андре погладил головку, немного сдвигая кожу, касаясь особенно чувствительной плоти. Затем уделил внимание стволу, явно не просто снимая напряжение, а играясь. Матиас видел, что его девственник оттягивает момент, когда семя изольется, но не ему было осуждать мальчика, пусть уж хоть такое удовольствие получит. Наблюдая за скользящей по члену руке, малефик повторял движения Андре, почесывая его по напряженной взмокшей спине. Мордаху льнущая к вредителю проблема не поднимала, тихо охая ему в пазуху и обжигая горячим дыханием. Долго пацан не продержался, выгнул под ласкающей рукой Матиаса спину, тонко вскрикнул и спустил ему на сапог. Левый – педантично заметил Кьянти. Блаженно улыбающегося Андре малефику пришлось тащить на руках. Поганец прилег на травке и сообщил, что ему требуется отдыхать, а не ноги бить до кареты. Благо, Кьянти не чуждался школы, созданной и прославленной Нихоном Седовласцем. Школа сия предлагала черпать магическую силу в мощи телесной. «Боевая магия Нихона требовала изрядных сил, которые черпались именно в крепости мышц дельтовидных, икроножных, ягодичных, грудных, широчайших и прочих, а также в упругости суставов и кипении жизненных соков», – именно так гласила история. Рано открывшийся вороний баньши давал колдуну доступ к иной силе, но к тому времени хрупким сложением он уже не отличался. Да и не видел смысла отказываться от дополнительного источника. Выскочившие навстречу Скотт и Тони переглянулись. Они даже не стали смеяться над так широко разрекламированной гомофобией друга. Кьянти нужно было защититься, он хороший теормаг, увлеченный, только на ближайшее время другого шанса достать кожу этих, чтоб их Нижняя Мама взяла, лилльских девственниц может не выпасть. Разве что кто-то наймет, чтобы доставить свою покупку, да оплатит частью кожи. – Метти, мы еще спешим? – Лавандер везде успевал первым и первым задал главный вопрос. – Мы еще быстрее спешим. Или этот извращенец доведет меня до убийства, или я его до кожевенника. – Все малефики редкостные сволочи, – недовольно сообщил Андре, не слезая с рук. –А господин Кьянти – эгоист, самовлюбленный тип, и ко всем недостаткам помешан на науке. Чурихские некроманты, и те человеколюбивей. – Да уж, чурихские некроманты точно знают, что делать с девственниками, – Матиас разжал объятия, роняя мальчишку себе под ноги. – Правда, они, как и я, предпочитают девиц. – Укушу, если будешь меня бросать! – возмутился с земли Андре. – Бегом в повозку! – Скотт, благодаря «ледяному дому», оценил возможность здраво размышлять. – Слышал дядю? – поинтересовался Матиас и подал Андре руку. – Если будем ехать всю ночь, то к обеду прибудем к мастеру Винченцо. – А мне что до того? – неприязненно смотрел тот на возвышающихся над ним мужчин. – Только попробуйте меня усадить в эту коробку, я вам рожи расцарапаю, и врежу… куда достану. – А минуту назад я готов был признать, что парни с пидорскими наклонностями не так плохи, – покачал головой Матиас. Он ухватил Андре за шиворот и привычно потянул за собой. – Дай поднимусь, изверг. Вредитель! – Не утруждайся, – Кьянти кисло глянул на друзей, которые сообразили, что все в порядке, и приготовились обсмеять его возню с мальчишкой. – А вы не вздумайте ржать, прокляну, сглазом награжу и сверху порчу положу, для красоты. – Гармонично смотритесь, – булькнул в ответ Скотт сдавленным смехом. – Во всяком случае, ругаетесь, как супружеская пара, в унисон, – Лавандер сдерживаться не мог. – Можешь не угрожать, мне твой «ледяной дом» выдыхать еще неделю, никакого удовольствия от жизни, куда уж хуже. И вообще… – Едем уже, – оборвал болтовню Скотт. Бодро влез на козлы, дождался, пока Лавандер взлетит к нему, а Матиас запихнет мальчишку в повозку. – Хей, н-но!***
Мчались так, что Матиас и подумать невзначай, что все в порядке, боялся. Удача, она такая вещь, что пришедших не вовремя слов и мыслей боится иной раз сильнее профессионального сглаза. Но дорога легла гладко, срезали мимо городков и деревень, мчались как пути нет. Андре остаток времени спал или ел, давясь кусками, вместо того, чтобы тешить плоть иным способом. И рот занимал заодно, – удовлетворенно подумал малефик. Он тоже перекусил, а потом послал весточку мастеру Винченцо. Мастер жил на самой окраине Красильной слободы. Он вышел навстречу дорогим гостям и даже глазом не моргнул, когда вместо узкой ножки на поросшую спорышом и подорожником тропинку ступил сапожок. – Доброго вам дня, господа. Рад принимать в своем доме. – Пусти, дурак! Ненавижу ваши замашки ма-ле-фи-карс-ки-е, вот. По-простому, вредительские! – Андре чуть не натолкнулся на кожевенника. – А вам чего? – Это мастер Винченцо, хозяин этого дома, – улыбнулся облегченно Матиас. – Доброго дня и вам, господин Крут. – Это мне еще здесь перебиваться? – Андре надулся. – В халупе. Крыша хоть не течет? – Вам лучшую комнату приготовили, господин. Самую лучшую. И ванна горячая и стол уже накрыли. Небось, умаялись с дороги, – кожевенник улыбался широко, будто к нему приехал любимый племянник. И тихо спросил у малефика. – Совсем скоро что ли? – Боюсь, не на дни счет, а на часы, – пожал плечами Кьянти. – Затянули. – Понятно. – Что понятно, у вас ума ни капли на лице, а ведете себя, как кум Нижней Мамы. Вы этого хмыря в дом не пускайте, – ткнул пальцем в Матиаса Андре. – От него одни неприятности. Вот маманька моя пустила его в дом. И посмотрите, что со мной стало. Зудит все. – Это от грязи, милсударь, идемте, искупаетесь. Идемте, – Винченцо имел опыт общения с лилльскими девицами. Против них мальчик еще был вполне мил, хоть и напрашивался на порку. Матиас не ошибся в расчетах. Толчея этажом ниже началась как раз после ужина. Он ухмыльнулся довольно и устроился в постели поудобнее, отслеживая процесс амбит-контролем. В повозке не выспишься, тем более, когда приходится воздерживаться от желания, а желаешь парня, и при этом считаешь мужеложство гадким проявлением человеческой натуры. И злишься при том не на соблазняющего мальчишку, а на себя, хотя тебе самому как раз это желание чуждо. Во всяком случае, в обычной жизни. Кьянти хмыкнул: высшая теормагия и то проще человеческих отношений. Малефик потянулся на пуховой перине. Оставалось подождать где-то неделю, пока кожи пройдут обработку от сырья до тончайшей юфти. А уж потом и назад в столицу, готовиться к защите. Лейб-малефикаром Матиасу пока не стать, нет у него нужных связей, а талант пока еще не показал. Зато докторантом малефицирума запросто. Срока он сам себе давал год, особенно если не будет отвлекаться на беганье за юбками. А потом работать и работать, чтобы стать магистром и полным магом… В дверь постучали. – Первая шкурка пошла, – заглянул Лавандер, не дожидаясь разрешения войти, – так что, еще дежурить? – Не нужно, там уже дело для мастера и подмастерьев. Отдыхайте ребята, – Матиас зевнул широко и заразительно, не забывая еще раз сунуться по ниточке амбит-контроля, навешенной на своего девственника. – Да, линяет Андре. Потом, думаю, тоже будет отсыпаться, а если и пойдет в блуд, то беды уже не будет. Ну, погуляет пацан. Не так велика Красильная слобода, до отъезда найдем. – Точно? – Тони выразил всем своим видом самое преувеличенное сомнение из тех на которые способен, явно на что-то намекая. – Без жертв обойдется? – А жертвы к чему приплел? – Матиас уже мысленно выбирал из своих исследований самую выгодную тему для диспута. – Переутомился ты, Тони. – Как скажешь, дружище. Весь следующий день был заполнен блаженной ленью и ничегонеделаньем. Кьянти лениво просматривал паутинки сил, как переплетаются действия и последствия здесь и сейчас. Если не смотреть в прошлое и в будущее, то силы не тратились, и напоминало это просмотр авангардного спектакля или движущихся картин. Матиаса благополучие немного напрягало, ну, не верил вредитель в безмятежность бытия. Следующая ночь принесла ожидаемую проблему, а вместе с ней спокойствие. Кьянти уже крепко спал и видел сладкий сон, как проводит эксперименты по эффективному воздействию третьего уровня когерентных заклинаний на физически проявленную личину деманиев в лабораторных условиях, когда нечто проникло в его комнату, прокралось к постели мирно почивавшего колдуна. Ни одна ниточка из навешенных Матиасом не дрогнула, ни одна не посчитала это вторжение опасностью. Только когда лилльская нечисть умостилась на груди и впилась в полураскрытые губы, он проснулся. От неожиданности Кьянти распахнул вороний баньши и почти накрыл непрошенного гостя «кровавым бисером». Повезло мальчишке, что раскрывшимся третьим глазом вредитель видел в темноте ровно как и днем. Узнал. Вместо миллиона взорвавшихся мелких сосудиков Андре получил громкую оплеуху. Ну, и мальчишка не растерялся, стукнул Матиаса по голове и опять полез целоваться. – А ну, стоп. Замри, нечестивец! – преподавать Кьянти не любил, но интонации выработал железные. Мальчишка замер на нем, как мышь за веником. – Извольте объясниться, Андре. – А чего тут еще объяснять? – Ты что в моей спальне забыл? – грозно поинтересовался Матиас, как-то упуская из виду, что перво-наперво нужно бы "это" с себя снять. А то Андре вольготно разлегся на нем и был возбужден так, что чувствовалось и сквозь пуховое одеяло. – Я тебя хочу. – Нет. Нет-нет-нет, за этим к женщинам, – Кьянти пока уговаривал. – Ты же помнишь, что хотел красивую девушку с грудками, полными, как маленькие дыньки. – Это красиво, – согласно кивнул парень. – Но хочу я тебя. – Не хочешь. Ладно, одевайся, я отведу тебя в Веселый дом, – избегая глядеть на обнаженного мальчишку, Матиас поискал на полу его одежду. Не мог же тот прийти сюда голым. – Меня уже Тони и Скотт сводили, – Андре крепко держался за одеяло и всматривался в лицо колдуна. – И… – И я понял, что люблю тебя, – сказал и выдохнул, радуясь, что наконец признался. – Ну, не молчи. Смотри, можешь даже написать, что ты там любишь… трактат о фиксации на объекте в период линьки и других изменений. – Кто подсказал? – заинтересованно спросил Кьянти, подозревая Лавандера. Скотти всегда был куда проще, вот в спальню прийти нагишом могло быть его идеей. – Я же не дурак, в Лилле вечно ваша братия крутится, обсуждают. Вот и нахватался, – выждав момент, когда Матиас ослабил бдительность, Андре дернул одеяло и прижался к груди малефика. Если бы некоторые вредители еще и не спали в ночных рубашках, было бы намного эффектней. – Я не люблю мужчин. Ну, в том самом смысле. И мужеложцы заслуживают… – видимо, мнение Матиаса о мужеложцах не очень интересовало Андре. Мальчишка опять полез целоваться и опять получил подзатыльник. – И это негигиенично. – У меня все еще нет телесных выделений. А после той женщины я вымылся. Эта фраза хотя бы частично объяснила Матиасу его собственную реакцию и то, почему он пока не выбросил этого... мелкого прилипалу из своей постели. Все дело в остаточных эманациях, если пытаться их увидеть третьим глазом или почувствовать, то… А вот физическое появление… Целуется Андре совсем не как девственник. И если закрыть глаза… А если попытаться оттолкнуть Андре, то не получится. Матиас гладил шелковую кожу, нигде не найдешь такой нежности. Если бы кто-то сказал, что новая кожа лилльцев так нежна... Не тронутая ни солнцем, ни ветром, кожа Андре наощупь походила на лепестки цветов, как их мог бы представить малефик, если бы был романтиком. Но он прагматик, и его желание оказалось куда более естественным, а любопытство достойным ученого. Кьянти сбросил с себя мальчишку и прижал его к постели. На вытянувшемся под ним теле не росло ни одного волоска: подмышки, грудь, лобок – все младенчески гладкое. – Надо же, – Матиас потерся щекой о парня. – Овеществленная во плоти нежность, забавно. – Я достоин изучения? А ты думаешь, внутри я еще нежнее? А это не больно? А мы останемся вместе? – Андре кусал губы и заметно волновался, когда сообразил, что его не прогнали прочь и уже не прогонят. – Это не логично. И мое поведение не логично. Дальше рассуждать Матиас уже не стал. Целовал все, что ему попадалось. В конце концов, если неприятность обязана случиться, то она случается. С того самого момента, как он прочитал объявление о дешевой экспериментальной лилльской коже, Кьянти начал предчувствовать неприятности. Все еще оставался шанс, что выделанная кожа не подойдет для темных работ. Но можно было уменьшить его, позволяя свершиться другой неприятности: а именно, оскверниться мужеложством. Тем более что все оказалось не так омерзительно, как представлял Матиас. Мальчик пах чистотой и в ментальном плане, и в физическом. Трогать его оказалось ни с чем не сравнимым удовольствием, а тайный вход в тело не вызывал отвращение. Колдун решил сходить с ума по полной программе, и, если уж исследовать это явление, то со всех сторон. Он сделал глубокий вдох, как перед нырком в глубину, и приник губами к сморщенному колечку. Протяжный стон мальчишки Матиас проигнорировал. Он исследовал языком, чувствовал горячее и пульсирующее и понимал, что хочет большего. В мокрый от слюны зад легко вошли пальцы, растягивая и открывая его. Малефик поднялся и посмотрел на любовника. Тот держался за спинку кровати, закусив кулак, чтобы не кричать. Глаза цвета ртути смотрели ошалело, в них плескались не пролитые слезы. Колдуну понравилось это сочетание чистоты Андре и непристойности мужеложства вообще, страсти и легкого оттенка боли, украшающего ее, как исключения, которые подтверждают правила. Матиас подвигал пальцами в горячей узкой заднице, и в ртути отразилось солнце, укусил дерзко торчащий сосок – и солнце скрылось за тучей. – Они говорили, нужна смазка, – наконец выдавил Андре, теряющий рассудок от обилия эмоций и ощущений. Малефик исследовал его увлеченно, как какого-нибудь особенно редкого инфернала. – Кто они? – о необходимости смазки Матиас уже сообразил, и ему понравилась эта мысль. Лучше знать, что касается твоей плоти, чем надеяться на природу. – Ну, веселые девочки. Они, наверное, все знают о мужчинах, – о том, что советующая «девочка» была мальчиком, Андре промолчал. – Возможно. Нет теории без практики. И не известно, что важнее. Несколько фиалов нейтральных масел для настаивания жирорастворимых компонентов у Матиаса имелись с собой всегда, вытащить один из сумы проблемы не составило, все нужное он хранил под рукой, чтобы легко достать в случае необходимости. В первый момент ему показалось, что он попал в сладкую ловушку. То, что его возбудил мальчишка, почти уже мужчина, удивляло его безмерно, но все же не так сильно, как тот факт, что эта, первая ночь, не будет для них последней. Да, в этом вредитель был уверен. Андре извивался под ним, как девка, сипел, сжимал зубы, но не кричал. Кьянти тихо порадовался, что их не раскроют, что не придется наутро отводить глаза под насмешками друзей, но азарт исследователя всегда был сильнее осторожности. Иначе он не стал бы хорошим ученым. И если поставить мальчишку вот так… и двигаться так. И быстрее… И почти выскальзывая из узкой задницы… Андре всхлипывал и кусал засунутый в рот кулак, чтобы не кричать. Зато задницей крутил, словно попал на сковородку. Матиас больше не мог сдерживаться, он шумно выдохнул в отросшие патлы мальчишки и спустил. И только отдышавшись, сообразил, что спать рано, нужно еще помочь Андре. Пришлось трогать чужой член, правда, после поцелуев ниже спины – это уже не так шокировало. Малефик даже целовал мальчишку в губы, глотая его крик. Сперма Андре запачкала простыни, а сам он вытянулся расслабленно возле Кьянти. – Иди в свою комнату, – Матиас хотел спать. И еще он снова очень ярко представил, как поднимут его на смех друзья. Надо же, как легко он стал мужеложцем. – Не сейчас. Я уйду раньше, чем все проснутся, – Андре понимал, в чем дело. – Но позволь возле тебя побыть. – Как хочешь. – А ты мне обещал с работой в столице помочь, – вспомнил парень и улыбнулся с надеждой. – А можно будет пожить у тебя? – Можно, – Матиас закрыл глаза, прислушиваясь к теплу лежащего рядом тела. – Так просто? – удивился Андре. Мужики уверяли, что колдун страшный противник мужеложцев и он может, конечно, попробовать, но дело заранее сомнительное. – Вот так, – согласился малефик и расслабленно потянулся. – А почему? – не унимался мальчишка. Маг открыл один глаз и посмотрел на него оценивающе. – Понимаешь, жизнь полна неприятностей. Иногда я устаю от ожидания, когда случится следующая. А ты вполне тянешь на концентрированную, но относительно предсказуемую беду. Особенно с моей репутацией, и… – Матиас зевнул, – я решил, что меня это устраивает. – Приму за комплимент, – попытался отшутиться Андре. Нет, признания в любви он не ожидал, но такое заявление было совсем уж странным. – Я, наверное, не совсем понятно выразился, – проворчал вредитель.***
Андре покинул спальню, когда небо только начало розоветь, лучшее время для детей Нижней Мамы, нужно заметить. Судя по тому, как тихо он пытался уйти, Андре искренне считал, что не разбудил малефика. Невыспавшийся Матиас невольно коснулся рукой третьего глаза: «И пацан еще удивляется, почему его считают неприятностью».