«С возвращением, Юи»

      Кровь. Всюду кровь. Она стекала по лезвию меча, по ладоням, крупными пятнами оставалась на одежде, заставляя ткань противно липнуть к телу. Её запах витал в воздухе, щекоча нос, вызывая тошноту, что противным комом застревала в горле. От этого невозможно было избавиться. Всё вокруг окрасилось в красные оттенки, даже вечернее небо, окутанное тёмными, алыми тучами, закрывавшими собой и солнце, и луну. Небо проливало слёзы, что стекали по щекам, смешиваясь с кровью и слезами молодого человека. Оно плакало вместе с этим храбрым воином, что, наверное, сам того не подозревая, спас людскую расу. Вот только слёзы, что нескончаемым потоком лились из глаз, не были радостными, а крик, вырвавшийся из глотки, полон боли и горечи.              Поезд внезапно остановился, и толчок, сопровождающий остановку, вывел парня из мира снов. Распахнув потускневшие с годами зелёные глаза, молодой человек глубоко вдохнул и, выпрямившись, потянулся. Остатки сна ещё мельтешили в голове, из-за чего мысли не могли прийти в общую, сложенную внятными словами мысль. Рассеянным взглядом оглядев округу, он только теперь вспомнил, где находится, но молодая девушка, заглянувшая в купе, его изрядно напугала. И, ухватившись за ручку сумку, что стояла у него в ногах, он кивнул в знак приветствия.              — Хакуя Юичиро? — поинтересовалась девушка, на что юноша в очередной раз кивнул. — Мы прибыли на место высадки. Приготовьте, пожалуйста, ваш билет.              Юичиро начал хлопать ладонями по карманам, в поисках нужно бумажки. И, найдя, наконец, проездной, он протянул его контролёрше. Та, глянув что-то в нём, кивнула и, в очередной раз улыбнувшись, отдала билет обратно, говоря, что всё в порядке. Юичиро поблагодарил молодую девушку и, когда та скрылась за поворотом, опустил голову, громко выдыхая. Он провёл рукой по лицу, взъерошив и без того лохматые чёрные волосы, как бы тем самым пытаясь привести себя в чувства, а затем взглянул на свои руки, лежавшие на коленях.              В голове на мгновение загудело, а помещение внезапно окрасилось в красный цвет, его чёрные штаны и белая рубашка, его лицо и волосы, что из-за горячей жидкости стали липкими, ещё более колючими, торчащими, всё было в крови, а на руках, что также омыты кровью, лежал человек, но тот уже давно не дышал, и он тоже омыт кровью, всё вокруг было омыто кровью, красной, яркой, текущей будто бы с самого неба, и, быть может, это дождь, кровавый дождь, что нескончаемым потоком лил с самих небес, таких же красных, таких же кровавых, страшных, угрожающих, кричащих о том, что он виноват, на его руках кровь, из-за него всё в крови.              Вздрогнув, Юичиро внезапно зажмуривает глаза. Дыхание его стало тяжелым, ладони сжались в кулаки, и он, кажется, в один момент даже перестал дышать. Но, выдохнув из себя весь воздух, Юи открывает глаза, глядя перед собой. Обычное, светлое купе на двоих, но ему выдалась великолепная возможность ехать в одиночестве. Юичиро любил одиночество. Ведь так никто не сможет увидеть, как он дёргается во сне, как кричит от кошмаров и, закусывая губу и сжимаясь калачиком, плачет, прося прощение у кого-то неизвестного; у кого-то, кому эти извинения совсем не сдались. Хотя бы теперь.              Он ухватился за ручки своей дорожной сумки, но, собравшись, наконец, с силами, поднялся с места. Оглядев всё напоследок, проверяя, не забыл ли что-то, Юичиро вышел из купе, двигаясь по узким коридорчикам поезда, извиняясь со случайно столкнувшимися людьми и пробираясь в сторону выхода. Народа было до жути много, именно поэтому, выбравшись наружу, Хакуя дико обрадовался: хотя бы здесь ему не нужно ждать, пока кто-то зайдёт в своё или чужое купе или спотыкаться об огромные чемоданы и мелкие сумочки, что небрежно разбросаны по самому полу.              На улице стояла прекрасная погода: солнце, висевшее высоко над головой, ярко светило прямиком в глаза, отчего Юичиро, только выйдя из вагона, тут же закрыл лицо ладонью. В пиджаке стало невероятно жарко, сразу захотелось его снять, но он отчего-то стойко терпел эти муки природы, а затем глянул на часы, возвышающиеся над головой на одной из колон, расположившихся вдоль всей посадочной площадки. Время показывало без пятнадцати четыре часа, а это значит, что он приехал точно по расписанию. Осталось только дождаться тех, кто должен его встретить, подумал тогда Юи и, как по страшному совпадению, кто-то внезапно его окликнул.              — Юичиро? Эй! — послышался голос откуда-то со стороны. Юноша выпрямился, начиная крутить головой, и заметил, как через толпу к нему движется невысокая девушка: с яркими, светло-рыжими волосами, и большими серыми глазами, сверкающие неким беспокойством и не скрытой радостью. Она остановилась напротив приезжего и, улыбнувшись, чуть склонила голову набок. — Это ведь ты?              — Мицуба, неужели? — посмеявшись, вопросом на вопрос ответил Юичиро. Он, прикрыв рот кулаком, расплылся в улыбке. — А ты подросла, как ни погляди!              — А вот ты ничерта не изменился, дурак! — недовольно воскликнула девушка, ударив того по плечу, но, заметив то, как тот смеётся, сама тихо засмеялась. — Пошли уже. Ребята заждались.              Она махнула ему рукой, веля тем самым следовать за ней, и они пошли вглубь толпы. Поначалу Юичиро шёл позади, но, выбравшись из толкучки, Мицуба поравнялась с ним, вышагивая рядом и попутно с этим рассказывая что-то: о себе, о городе, о друзьях и бывших товарищах. Об изменениях, о том, как они отстраиваются; о жизни, что, наконец, стала спокойной: такой, о какой все мечтали. Но, заметив угрюмую задумчивость на лице собеседника, Сангу резко переменила тему, не переставая улыбаться и всячески привлекая внимание приезжего, стараясь тем самым его развеселить.              Путь занял не более получаса, и тогда, выбравшись из душного автобуса, они двинулись по полупустым улицам некогда родного города. Сейчас он выглядел куда более опрятно, нежели пять лет назад, прежде чем Юичиро покинул это место. Дома, некогда разрушенные, из руин превратились в уютные пристанища для людей, в небольшие магазинчики или забегаловки. Отовсюду были слышны голоса, и хоть улица была почти что пустой, было видно: здесь кипит жизнь. Люди живут и радуются, и именно это, пожалуй, вызвало улыбку на лице у юноши. Мицуба, идущая рядом, внезапно замолчала, замечая такую перемену в своём старом знакомом.              Они шли по дорожке мимо магазинов, маленьких кафе-заведений, но вскоре свернули на каменную дорогу, уходящую куда-то в небольшую горку. Там, выстроившись ровными рядами, стояли частные дома: большие и маленькие, двухэтажные и одноэтажные, выстроенные под японский стиль или вовсе напоминающие собой типичные европейские домишки. Именно рядом с одним из таких они и остановились. Светлый, двухэтажный, ограждённый высоким железным забором и со всевозможными растениями и деревьями, расположившимися в саду. Мицуба кивнула Юичиро, и они вместе прошли через калитку, но почти тут же Сангу пробежала вперёд, оставляя Юи позади рассматривать цветочные кусты и разные забавные украшения.              — Эй! Мы вернулись! — вбегая в дом, крикнула Мицуба. Юичиро от этого крика будто бы очнулся и, глянув на старую подругу, заметил, что та уже скрылась в доме, именно поэтому поторопился и поспешил за ней.              Уже там, зайдя в просторный, светлый коридор, он закрыл за собой дверь. В доме стояла почти что мертвенная тишина, если не считать глухих шагов, доносящихся откуда-то из соседних комнат. Юичиро, заметив обувь под своими ногами, поспешно стянул с себя ботинки, повесил пиджак на вешалку и, вновь подняв свою дорожную сумку, двинулся внутрь, в надежде найти здесь хотя бы кого-то. Ноги в носках скользили по гладкому полу, но юноша пытался удержать равновесие, однако в один момент ему это почти не удалось: оступившись, он проехался чуть вперёд, но, уцепившись за дверной косяк, смог огородить себя от новых ссадин и синяков. И именно в этот момент он заметил то, что рядом, с правого бока, кто-то находился.              Выпрямившись, Юичиро отступил на два шага и, сжав ручку сумки в обеих руках, уже было дружелюбно улыбнулся, но улыбка эта, только появившаяся на губах, тут же сползла. Перед ним находились его старые товарищи, некогда лучшие друзья, любимая семья. Только вот очертания их еле как просачивалось через маски взрослых, совершенно изменившихся с годами молодых людей. Уже совсем не маленькая, а взрослая и полноценная девушка — Санга Мицуба; как обычно недовольный, обросший, с недельной щетиной, но всё в тех же очках и угрюмым взглядом — Кимидзуки Шихо; маленькая, хрупкая на вид, с большими, но усталыми глазами, сияющими не скрытой радостью — Хиираги Шиноа. Некогда любимая им Шиноа, резвая и дерзкая, сейчас она сидела в инвалидном кресле, смущённо прикрывая руками ноги, укрытые пледом. Только вот скрыть всей правды ей не удалось: Юичиро знал, что ног у той не было.              — Мы заждались тебя, Юи-кун, — тихим голосом проговорила Шиноа, мягко улыбнувшись старому другу. Юичиро улыбнулся в ответ и, подойдя к ней, чуть наклонился, осторожно обнимая за плечи.              — Давно не виделись, — усмехнувшись, сказал Шихо, пожимая Юичиро руку.              — Ну что, все в сборе? — поинтересовалась Хиираги, оглядев собравшихся.              — Йоичи ещё не пришёл, — ответила Мицуба. — Но он предупредил, что задержится.              — Что ж, раз так, то можно идти к столу! Специально для этого случая я приготовила пирог по фирменному рецепту. Так что, считайте, вам дико повезло!              — Конечно, ведь меня ты им просто так не побалуешь, — подначил её Кимидзуки, ухватившись за ручки коляски. Шиноа же, недовольно надувшись, легко ударила его ладонью, а затем засмеялась, властным тоном веля ему ускориться, «а то едем как черепахи!». Юичиро невольно засмеялся, а Мицуба, стоящая рядом с ним, ухватила того за рукав рубашки, ведя тем самым за собой, вглубь дома.              Весь дом был похож на дворец. Несмотря на то, что небольшой, не очень-то и просторный, обставлен он со вкусом и уютом. Свободного места почти что не было, но светлые тона, которым придерживалась каждая комната, делали помещения куда более просторными, широкими, отчего даже завешанные шкафчиками и каким-то фотографиями стены нисколько не сужали эту маленькую иллюзию. Да и сидя за столом, перед таким многообразием еды, что и выглядела, и пахла весьма вкусно, было как-то не важно, много места в доме или его совсем нет.              Комнату заполнил громкий девичий смех. Девушки, активно жестикулируя руками, решили завести тему о весёлых временах молодости. Вспоминая то, как они проводили своё свободное от учёбы и сражений время, они громко смеялись, перебивая друг друга, а парни, сидя рядом, лишь иногда вставляли своё слово во весь этот восторженный, несколько фанатичный разговор их подруг. Мицуба вспоминала то, как они тренировалась, и то, как часто лажали Шихо с Юи, а Шиноа предпочитала напомнить о спокойных и тихих посиделках где-то в классе, когда они, наконец, могли не ругаться, а даже в некотором роде найти друг с другом общий язык.              Юичиро почти не принимал участия в разговорах. Он лишь слушал. Обычно чрезмерно говорливый, влезающий во всякий разговор и мешающий своими криками, теперь Юи был как никогда молчалив, несколько скромен и покладист. Он не старался выбраться в центр внимания, а находился в тени, облокотившись о спинку стула, прячась где-то за Шихо, и лишь иногда коротко отвечая на вопросы, адресованные лично ему, или коротко кивая, когда то потребуется. Он чувствовал себя неуютно, будто бы он здесь единственный лишний, и от подобных мыслей становилось тошно. Точно. Почему они относятся к нему так, как раньше? После всего того, что он сделал? После того, сколько боли причинил своим близким?              — Теперешняя жизнь кажется каким-то страшно-прекрасным сном, — мягко улыбнувшись, сказала Шиноа. Она обхватила свои плечи руками и, взглянув на собравшихся, остановила взгляд на Юичиро. — Знаешь, Юи-кун, я ведь тогда не успела тебе сказать спасибо.              — Точно, Юичиро, — подхватила Мицуба. — Ты тогда так внезапно исчез, что мы толком не смогли тебя отблагодарить!              — Меня? Отблагодарить? За что? — Хакуя усмехнулся, поднимая на них пустой взгляд. — За что вы должны меня благодарить? За то, что я лишил Шиноа нижней части ног? — Хиираги опустила взгляд в пол, вновь кладя руки на свои колени. — За то, что отнял половину и без того плохого зрения у тебя, Шихо? — Кимидзуки нахмурился, прикрывая отросшими прядями левую часть лица. — За то, что к чертям отрубил тебе руку, да, Мицуба? — Сангу поджала губы, ухватываясь ладонью за правое предплечье. — За то… что я убил их? Тех, кто был невиновен?              — Ты не виноват, Юи… — начала было Шиноа, но тот резко перебил её.              — Они не заслужили смерти! Оба! Вы не заслужили этих страданий! Да лучше бы… всё осталось таким, как раньше! Всё бы было… правильно.              Он замолк, падая обратно на спинку стула и опуская голову вниз. Ему было стыдно, он злился сам на себя. Вот же глупец! Эти люди, те, кто дорог ему больше, чем собственная жизнь. Они, несмотря на все его проступки, приняли Юичиро обратно, показали, что всё ещё ценят его и их дружбу, а он что взамен? Раскрыл старые раны, заставляя вспомнить всех о том, что каждый здесь — дефектный. А всё из-за Юичиро. Всё из-за того, что в нём живёт эта треклятая сила! Внезапно голова закружилась, а перед глазами поплыли белые круги. Стало тошно, опора уходила из-под него, такое чувство, что он вот-вот упадёт.              И вновь всё окрасилось в красный, стол перед ним, белая скатерть, она вся пропиталась бордовой жидкостью, запах крови витал в воздухе, вызывая тошноту, и кровь эта шла из тел его друзей, изувеченных, еле живых, почти что умирающих и глядящих на него глазами полными презрения и боли, и боль эту причинил он, просто не смог овладеть силой, просто не смог устоять перед соблазном, ведь кровь казалась ему такой прекрасной, такой желанной, монстр в нём желал этой крови, ему нужна была пища, и он просто не мог устоять перед желанием этого зверя, голодного серафима, божьего создания, что заставил душу простого ребёнка погрязнуть во тьме.              — Эй, Юичиро?              Хакуя вздрогнул, поворачивая голову в сторону голоса. Друзья смотрели на него обеспокоенно, с некой тревогой и лёгким испугом. Сам же Юичиро только сейчас заметил, насколько сильно сжимал в руках ткань собственной рубашки, а воздуха в лёгких критически не хватало. Дыхание его стало прерывистым, тяжелым, на лбу выступили капельки пота. Стало невероятно душно, захотелось пить, но единственное, что он сделал, — это поднялся с места. Голова внезапно закружилась, и он бы упал, не ухватившись руками о стол. Шихо и Мицуба тут же подскочили, в надежде помочь ему, но тот выставил руку перед собой, тем самым останавливая их.              — Я, пожалуй, пойду, умоюсь, — сипло проговорил Юи, выпрямляясь.              — Последняя дверь по коридору направо, — сказала ему Шиноа. Юи кинул на неё беглый взгляд и, кивнув в знак благодарности, двинулся к выходу из комнаты.              Уже там, закрыв за собой дверь, он прижался к ней спиной, стараясь придти в себя. Глубоко вдохнув и выдохнув, Хакуя открыл глаза, начиная осматривать небольшое помещение: санузел, совмещенный с ванной комнатой, увидеть такие можно сейчас чуть ли не везде, и всё, опять же, преобладало в белых тонах. В голове пронеслась мысль, что его уже начинает раздражать этот цвет, ведь он слишком яркий, слишком выделяющийся и заметный, да и на нём могут остаться следы. Юичиро встряхнулся. Опять оно назойливо лезет в голову.              Включив кран с холодной водой, он набрал жидкость в руки, а затем ополоснул лицо. Холод почти тут же прояснил разум и взбодрил Юичиро, и он, встряхнув плечами, выпрямился, глядя на своё отражения в зеркале, что висело прямиком над раковиной. Взъерошенный, измученный, не высыпающийся уже неизвестно сколько времени. Наверное, все эти годы, с тех самых пор, как он сбежал от старой жизни, кошмары его не покидали. Стоит Юичиро хоть на мгновение отвлечься, задуматься или уснуть, он тут же видит сцены из прошлого; сцены, которые он так давно жаждет забыть, но они назойливо лезут в голову всякий раз. Или кто-то просто заставлял его вспоминать о случившемся.              Вместе с кошмарами приходят и голоса. Немой крик, приказ о том, чтобы он воплотил эти сны в реальность. Нечто внутри него, разгораясь жарким пламенем в самой груди, требовало крови, требовало жертв, не желая мириться с тихой и размерной жизнью простого человека. Ведь оно не человек. И сам Юичиро не является таковым, да и никогда им и не был. Он — порождения зла, хуже любого вампира, что Юи уничтожил своими же руками. Этими руками, которые сейчас страшно дрожали. Демон, дьявол, порождения греха — как только его не называли, и Юичиро, отмахиваясь, всегда говорил: пусть! Уж лучше он будет таким, нежели сломится под напором иных! Как же теперь, пережив тот кошмар, ему было смешно от этих ребяческих мыслей неугомонного, эгоистичного пацана, коим он являлся много лет назад.              Выключив воду, Юичиро вытер руки и лицо, но, ухватившись за дверную ручку, замер. Его внезапно сковали неуверенность и стыд: стыдно было перед друзьями. Вспылив неизвестно отчего, он просто вылил на них мысли, блуждающие столько лет в его голове. Он не может скрывать: ему хотелось, чтобы друзья это услышали. Хотелось, чтобы они подтвердили все его догадки, чтобы они, в самом деле, ненавидели его всем сердцем и душой. Ему казалось, что так жить, наконец, станет легче, и внутренний демон чуть убавит пыл: серафим питается от чувств, а их у Юичиро хоть отбавляй. Однако сейчас, поняв, что те не держат на него зла, стало даже легче дышать. Неожиданно для себя Хакуя понял, что эта радость, разливающаяся в груди, куда приятнее той опустошенности, что он испытывал до этого. Но сможет ли это погасить бурю, сносящую всё на своём пути?              Идя по коридору обратно, он услышал голоса из соседней комнаты. В этот момент Юичиро решил, что извинится перед своими друзьями. Он не должен был говорить им такие отвратительные вещи, и пусть эти его слова могут вновь принести напряжение, которое, судя по голосам, уже развеялось, но именно это поможет, наконец, поставить все точки. Возможно, это не самый лучший выход из положения, но почему-то Юи был уверен, что это хоть как-то поможет. И пусть мысли были его несколько эгоистичны, ведь в первую очередь он надеялся укротить существо, живущее в нём, ему казалось это самым правильным. Именно поэтому, сжав ладони в кулаки, он с уверенностью шагнул в комнату, но проглотил слово, даже не успев его произнести.              Как только Юичиро вновь появился в комнате, все взгляды были тут же устремлены к нему, а голоса, до этого лившиеся отсюда ярким звоном, утихли. Да и сам Юи забыл, что хотел сказать: всё его внимание было присвоено новопришедшему, тому, кого ещё пару минут назад здесь не было. Незнакомец, стоящий до этого к нему спиной, повернулся в сторону Юичиро, удивлённо распахивая яркие, искрящиеся радостью и удивлением зелёные глаза. Высокий, несколько худощавый, с тонкими запястьями, в которых он сжимал свою куртку. Волосы отросли и теперь, раскудрявившись, чуть ли не закрывали глаза, отчего юноше то и дело приходилось убирать непослушные пряди со лба. И Юичиро, кажется, даже узнал его, но отчего-то мозг всячески не хотел принимать увиденное за правду.              — Йоичи? — неуверенно спросил Хакуя, отчего тот буквально просиял, обрадовавшись тому, что был узнан.              Не успел Юичиро опомниться, как Саотоме, преодолев расстояние между ними, сжал того в крепких объятьях. Такой непривычно высокий, теперь коротышка Йоичи был на добрую голову выше самого Юи, отчего тот даже, поначалу, несколько растерялся. Привыкший класть руку тому на голову, чтобы растрепать и без того лохматые волосы, сейчас он позволить себе такого не мог, поэтому, улыбнувшись и прикрыв глаза, приобнял того за плечи, на пару мгновений отпуская от себя мысли. Спокойствие и ностальгическое чувство, обволакивающие его всего, приятно согрели, отпуская все тревоги, что не так давно сковали юношу крепкими цепями.              — Рад вновь с тобой встретиться, Юи, — сказал Йоичи, остранившись. Юичиро, отчего-то смутившись, коротко кивнул, тихо проговорив что-то про то, что он тоже рад, но умолк, заметив рядом с собой Шиноа. Грудь вновь сковала странная, тянущая боль, однако девушка мягко улыбалась, с теплом глядя прямиком в глаза своему гостю.              — Юи-кун, — заговорила Хиираги, сжимая его ладонь в своих руках. — Послушай меня. Послушай и поверь: ты ни в чём не виноват. Каждый из нас выбрал этот путь, мы знали, на что шли и чего нам это будет стоить. Жалеем ли мы? Нисколько. Ведь ты герой. Ты спас целый мир, а без жертв, как ты знаешь, не выйти победителем. И я понимаю, как тебе больно, — перебила Хакуя Шиноа, замечая, что тот хочет возразить. — Они были, пожалуй, твоими самыми близкими людьми; твоей семьёй. И то, что им было суждено погибнуть от твоей руки в тот день: ты знаешь, что так было нужно. Но помни — убил их не ты, — она положила ладонь ему на грудь, где-то в области сердца, но, широко улыбнувшись, продолжила: — Но теперь ты должен понимать, что свободен. Всё в прошлом. Мы живём в совсем другом мире. Так давай договоримся, что всё то, что было в прошлом — лишь жалкий отголосок старых нас: безбашенных, несколько глупых, но отважных и храбрых. Мы ведь когда-то были такими. Так почему бы не перенять пару черт из прошлого?               Она вновь глянула на Юичиро, заглядывая в глаза и, улыбнувшись, как улыбалась всегда, чуть склонила голову набок, весело спрашивая: «По рукам?». Хакуя несколько мгновений простоял в молчании, будто бы пытаясь прийти в себя и понять весь смысл сказанного, не до конца веря своим ушам. Но, когда голова буквально закружилась от переполняющего его счастья, он улыбнулся в ответ — искренне, так, как не улыбался уже очень давно, и, кивнув, ответил ей:              — Спасибо.              Но сколько бы Юичиро ни улыбался, сколько бы ни смеялся, отвечая на вопросы друзей, что вместе с ним сидели за одним столом, улыбка эта давалась ему тяжело, буквально через силу. Сидящие рядом с ним весело переговаривались друг с другом и, казалось, с появлением нового лица, с улаживанием старых проблем, которые взошли яркой вспышкой после последнего разговора в комнате стало ещё более шумно, чем обычно. Слова Шиноа крутились в голове Юичиро, заставляя нередко сжимать ткань в области груди: монстр бушевал, монстр негодовал. И всё оттого, что на мгновение юноша взаправду подумал, что теперь свободен. Но, чувствуя жар во всём теле, чувствуя страшную жажду непонятно чего, он понимал, что всё далеко не так прекрасно, как представляет себе его подруга.              Юичиро думал, что жар вскоре спадёт, а головокружение — лишь временный симптом, ведь данные чувства преследовали его довольно-таки часто, однако они и не думали уступать место хорошему самочувствию, да ещё и, ко всему прочему, Юи казалось, что воздуха ему катастрофически не хватает. Поэтому, оставив друзей сидеть в гостиной, сам он вышел на задний двор, коим так сильно хвасталась Мицуба, ведь именно она помогала украшать в нём всё Шиноа. Уже там, закрыв за собой дверь, Юичиро пошёл вперёд, по узкой каменной дорожке, пока вскоре не вышел к небольшой беседке. Здесь, на улице, ему стало гораздо лучше, и он надеялся, что это из-за свежего воздуха, а не из-за того, что он остался один, на расстояние от живых людей.              На заднем дворе было воистину уютно и красиво. Понял это Юи только теперь, отдышавшись и придя в себя. Густые кусты, разноцветные цветы и фруктовые деревья. Всё это яркими красками переливалось друг с другом, особенно теперь, когда солнце клонилось за крыши высотных домов. И только сейчас Юичиро понял, что дом находится на небольшом склоне, а беседка стоит прямо в том месте, откуда было хорошо видно заходящее солнце и город, расположившийся перед ним как на ладони. Это зрелище было завораживающим, словно он смотрит на до невозможности реалистичную картину, и всё это страшно успокаивало разбушевавшиеся эмоции и чувства, завлекая Юичиро в объятья спокойствия и умиротворения. До тех пор, пока он не услышал шуршание листвы за спиной.              Первое время шёл просто тихий шум, но когда из-за поворота, вышагивая по узкой каменной дорожке, вышел Йоичи, Хакуя даже не удивился. Словно было ожидаемо, что кто-то вот так выйдет за ним. Нет, даже не кто-то. Отчего-то он заранее знал, что через пару минут вслед за ним выйдет именно Саотоме, как это бывало раньше, в далёком прошлом, ведь так уже было и, возможно, не единожды. Поэтому, не сказав и слова, Юичиро вновь отвернулся и продолжил наблюдать за жизнью небольшого, но оживлённого городка, и сам Йоичи, будучи не особо сговорчивым, просто сел сбоку, не смея нарушить тишину.              Чем дольше они сидели в тишине, тем больше Юичиро становилось не по себе. Слишком непривычно, слишком тихо, слишком неправильно. В последнее время Хакуя полюбил тишину, но та, что выстроилась над ними сейчас, была несколько нагнетающей и тянущей. Словно её здесь не должно быть. Где голоса, где шум от движений? Неужели с этим человеком всегда было так тихо? Хотя, если подумать, Йоичи всегда молчал: говорил в основном сам Юи. Вот и теперь, тихо выдохнув и сглотнув слюну в пересохшем горле, он заговорил: тихо, неторопливо, осторожно, словно его слова могут спугнуть сидящего рядом. Просто он больше не может держать всё в себе, это слишком сложно.              — Я… Знаешь, мне так много всего хочется сказать, но слова просто застревают в горле, когда я пытаюсь произнести это вслух. Словно что-то мешает, не даёт это сделать.              — Значит, Глен тогда не врал, говоря, что в тебе живёт нечто иное? — поинтересовался Саотоме, на что Юичиро коротко кивнул. А затем, повернувшись к нему, Йоичи продолжил: — Значит, Шиноа ошиблась касаемо тебя? Касаемо существа, что живёт в тебе. Серафим, если не ошибаюсь?              — Да, но дело даже не в этом, — ответил ему Хакуя, подняв голову. — Если бы в тот день не случилось ничего этого, он бы не начал так сильно бесноваться. Те препараты, эта кровопролитная война… они пробудили в нём жажду, и я даже сейчас чувствую, как грудная клетка горит, словно изнутри разрастается пламя. Голодное пламя. И если бы я не…              — Нет, Юичиро, послушай, это вовсе не из-за… — начал было Йоичи, спохватившись, но Юи его перебил, гневно взмахнув рукой.              — Если бы в тот чёртов день Мика и Глен остались жить, ничего бы этого не было, понимаешь?! — голос его повысился и, заметив это и то, с каким гневом он кричит на своего старого друга, Юичиро поубавил пыл. Вновь не сдержался, вновь выплеснул накопившееся на того, кто этого не заслужил, поэтому, понурив голову, он отвернулся обратно, глядя на крыши домов и краснеющее небо. — Дело даже не в том, сколько было пролито в тот день крови. Та боль, отчаянье, ненависть, что скопились в груди — именно они заставляют его… просыпаться. День за днём, только я закрываю глаза, и красная стена вновь встаёт перед лицом, и никуда от неё не избавиться. Это… страшно, Йоичи, — он выдохнул. — Страшно каждый день бороться за свой рассудок с кем-то, от кого невозможно избавиться.              Он замолк, не смея больше что-то сказать. Да и не знает он, что ещё можно сказать в данном случае. Что он раскаивается? Жалеет? Что не может с этим со всем справиться? Что ему больно находиться рядом с друзьями, зная, что он натворил? Зная, что подвергает их большей опасности, находясь рядом, ведь именно из-за него они такие: покалеченные, лишённые многого. Сколько бы раз он ни извинялся, ни одно слово не будет стоить того, что на самом деле испытывает Юичиро, и от этих чувств, что тяжелым камнем пали на грудь, монстр, живущий в нём, ликует пуще прежнего. Ведь именно подобными чувствами, — раскаяньем, сожалением, грустью, — питается серафим. Именно они позволяют ему с каждым днём поглощать душу простого человека. «Когда-нибудь это случится», — подумал Юичиро, сжимая от досады и злости на самого себя кулаки. Слишком никчёмен, слишком бесполезен. Он уже не такой как раньше. Просто что-то в один момент сломалось: в тот чёртов день, который предстаёт перед глазами всякий раз, когда он смыкает веки.              Когда ногти сильно впились в кожу на ладонях, оставляя на ней небольшие, еле заметные ранки, Юичиро почувствовал, как чужая ладонь улеглась ему на кулак. Вздрогнув, он поднял до этого опущенный взгляд вверх, почти тут же натыкаясь на Йоичи. Тот, мягко улыбаясь, смотрел прямиком на Хакую, а глаза его искрились теплом и стойкой уверенностью, жаждой помочь. Испуганный, ранимый малец Саотоме, коим он был пять лет назад, сейчас выглядел совершенно другим, и от этого приятное тепло разливалось в груди у бывшего солдата: ему хотелось довериться этому человеку, в какую бы передрягу они не угодили. И, когда Юичиро глянул тому прямиком в глаза, Йоичи сильнее сжал его руку и заговорил:              — Что бы ни случилось, в какой бы сложной ситуации ты ни оказался, знай — ты не один. Никогда таковым не был и не будешь. Взгляни! Мы все, твои друзья, рядом с тобой. Я рядом с тобой, Юичиро. И теперь я не совершу прошлых ошибок: я не отпущу твою руку, ведь когда-то дал обещание, что защищу тебя.              Юи на мгновение замер, удивлённо уставившись на своего старого друга. Но, когда смысл его слов медленно проник в разум, щёки его отчего-то страшно запылали, а мысли смешались в страшную кучу. Не зная, что ответить, Юичиро опустил взгляд, поджав губы, а затем, взглянув вниз, на руки, чуть замялся. И, помедлив совсем немного, разжал кулак, переставая впиваться ногтями в кожу, и, лишь один раз дрогнув, переплёл свои пальцы с пальцами Йоичи и, подняв взгляд, уже более уверенно глянул тому в глаза.              — Спасибо тебе, Йоичи, — кивнув, проговорил Юичиро. И, не выдержав пристального взгляда, попытался разбавить обстановку и широко улыбнулся, как это бывало раньше: несколько глупо и никчёмно, что заставило Саотоме тихо засмеяться в кулак.              — Я бы хотел тебе показать одну вещь, — внезапно спохватился Йоичи, поднимаясь с места. Юи, опешив от такого, даже не сразу поднялся, когда его потянули за собой, обратно в дом. — Пойдём же! Кое-кто хочет с тобой увидеться!              Юичиро поднялся с места и двинулся следом за старым приятелем, прямиком обратно в дом. Уже там он немного отстал, но Саотоме его то и дело подзывал за собой, будто бы не замечая озадаченных взглядом иных друзей, сидящий в гостиной. Хакуя прошел мимо них также быстро, как и Йоичи, ибо старался не упустить того из виду. К счастью, беспокоиться о том, что он его потеряет, было не нужно: юноша пришёл обратно в холл, где оставил свои вещи и, выудив оттуда что-то, повернулся к только что вышедшему сюда Юичиро. А затем, одобрительно улыбнувшись, протянул ему свёрток. Вначале Юи не понял, что это такое, но раскрыв плотную, чёрную ткань, замер на месте, не веря своим глазам.              У него на руках, немного потрёпанные, местами отломанные, лежит его старое оружие: катана из чёрного железа, спрятанная в потрёпанных после последней схватки ножнах. Точно такая же, как и несколько лет назад, словно только вчера с ней приключилось несчастье, и она была закинута на далью полку, более никем не используемая. Юичиро провёл ладонью по покоцанным ножнам, очерчивая пальцами каждую трещинку и, ухватившись за ручку, одним лёгким проворным движением вынудил лезвие наружу. Гладкое, оно поблёскивало в тусклом свете лампы, отражая удивлённые зелёные глаза Юичиро в лезвии. Он не мог спутать этот меч ни с каким иным: меч, брошенный пять лет назад на поле боя. Забыл ли он его? Или нарочно оставил там? Да кто теперь вспомнит.              — Эй, Ашурамару, — позвал его Йоичи, — не хочешь повидаться с хозяином?              — Ашура всё ещё здесь? — удивлённо спросил Юичиро, несколько испуганно глянув на старого товарища. И не успел тот ответить, как из лезвия поднялся чёрный дым, начавший принимать форму силуэта: небольшого, походящего на очертания ребёнка. Но стоило дымку принять нужные очертания, глаза тени удивлённо округлились. — Привет, Ашура, — тихо проговорил Юи, заставляя демона тихо зарычать.              — Бросил меня, одного, даже не сказав и слова! Сбежавший жалкий трус, неспособный как следует ответить за свои поступки! — раздался в голове голос Ашурамару: злой, наполненный ядом. Однако демон, тихо заскулив, точно подбитый пёс, тенью опустился вниз и окутал чёрными руками шею своего хозяина. — Не бросай меня больше. Иначе я заберу твою душу без всякого спроса: твоего или кого-то из вне.              — Эй, Юи-кун, — послышался голос со стороны. Юичиро повернулся назад и заметил стоящих в паре шагах от него самого ребят. Шиноа, склонив голову набок, внимательно смотрела на Юи, не снимая с лица улыбки. — Мы все понимаем, как тебе тяжело, и я не устану повторять тех слов, что были произнесены ранее. Но ты должен понять не только их: посмотри, Юи-кун. Мы здесь, рядом с тобой. Мы говорим, мы улыбаемся, мы рады, не кому-то, а именно тебе.              — И пускай сейчас другое время: тихое, мирное и спокойное, — подхватил её слова Шихо, как-то странно усмехнувшись и поправив очки на носу. — Мы всё также остаёмся друзьями, товарищами, которые должны преодолевать трудности вместе.              — Мы все поможем тебе, Юичиро, — сказала Мицуба, улыбнувшись. — И пусть рядом нет всех, пусть состав наш уже никогда не будет полным, но даже впятером мы справимся с той тварью, что засела в тебе, и выкинем её из твоей головы чего бы это нам не стоило!              — Да я самолично избавлюсь от этого, как там его? Серафима! Тоже мне! — высокомерно прошипел Ашурамару, и пусть голос его для остальных прозвучал невнятным, скрипучем бормотанием, Юичиро невольно улыбнулся от слов демона.              — Ты не один, Юи, — положив руку тому на плечо, сказал Йоичи. — Мы рядом с тобой. И мы поможем тебе.              Юичиро перевёл взгляд с одного на другого. Они все — его друзья, те, кто готовы помочь. Так было всегда, он помнит это ещё из детства, когда, несмотря на все трудности, они спешили ему помочь. Сколько бы не было криков, споров, укоров, сколько бы они не ругались друг с другом, каждый из них спешил на помощь друг другу. Пускай на глазах у всех они кричали и чуть ли не дрались! Каждый из них знал, что всё это лишь — игры на публику. Ведь каждый движим тем, что друзья, семья — это то, для чьей защиты они живут. По такому пути шёл и сам Юичиро. Так почему он свернул? Когда он успел свернуть с этой тропы?              Ещё несколько дней, недель, месяцев назад он думал, что никогда не вернётся сюда. Что это место станет для него гибелью, что старые раны заноют, вновь раскроются и загноятся, заставляя человеческую сущность уйти раз и навсегда. Он думал, что всему придёт конец, стоит ему только увидеться с Шиноа, Мицубой, Шихо или Йоичи, однако сейчас, стоя перед ними, он понимал, что то был лишь слепой страх, несколько нелепый, совершенно не нужный. Ведь ему стало легче: боль утихла, жар спал и, кажется, нечто внутри него самого ушло на покой: временный или нет, сам Юи не знает, но факт того, что голос в голове утих, нескончаемо радует его. Это место принесло ему покой. Место, именуемое домом. Место, где его ждут.              — Я вернулся, — улыбнувшись, сказал Юичиро.              — С возвращением, Юи, — ответил ему Йоичи.              Хакуя поднял голову, натыкаясь на взгляд зелёных, более ярких, чем у него самого, глаз, и в груди вновь разлилось тепло: не обжигающее, а приятно обволакивающее всё нутро. Смех друзей, их улыбки и этот взгляд — теперь, кажется, он может сказать, что по-настоящему счастлив.