Dream team

Он шёл, чтобы добраться до ванной. Это был единственный пункт его назначения, он задыхался, царапая ногтями под подбородком, залезая пальцами за шерстяной, туго завязанный шарф. Когда завернул за угол – подспустил ткань вниз, чтобы было легче дышать. Но все равно, хоть до гола разденься, сухим – никак не легче. Чондэ ускорил шаг, будто пролетая мимо зашторенных окон и сырого рыжего кирпича. Он был почти близко, расстегивая на ходу пальто, вот дверь его квартиры, за ней будет прихожая, а затем ванная. Ванная, полная холодной свежей воды. В глазах Чондэ чернело. Ещё немного. Как раз не вовремя перед глазами будто вырастает Минсок и приветливо машет рукой. Чондэ еле успевает остановиться, раздражённо выдыхает, испепеляя глазами парня. Голова кружится, Минсок улыбается. – Привет, – он бодро идёт к Чондэ, в руках у него полиэтиленовый пакет с водой и двумя полупрозрачными рыбками, взгляд невольно впивается в прозрачную воду, а лёгкие Чондэ бесполезно вбирают воздух, заставляя грудь усиленно подниматься и опускаться. В горле щиплет, тяжелеет в голове, и он толкает в плечо Мина, прорываясь в перед. Ещё чуть-чуть, совсем немного. Минсок удивлённо смотрит вслед. ◻ ◻ ◻ Чондэ влетает в ванную и окунает голову в воду, с жадностью дыша. Весь голый, раздетый по дороге, Чондэ оживает, прогоняя насыщенную кислородом воду через свои жабры. Тонкие розовые пластины уродством прошили его шею насквозь, Чондэ итак настрадался из-за этого. Чондэ настрадался из-за того, что он Чондэ, амфибия среди людей. Среди людей жить сложно. Ким ныряет полностью, по-настоящему наслаждаясь водой. Везде вода: в ванной, на полу, в аквариумах с рыбой, в бутылках, в нем. В нем – это главное. Чондэ начинает петь: от радости ли, от счастья, просто так – не знает. Чондэ поёт хорошо, это у него в крови, это с рождения. Как и жабры, впрочем. На высоких нотах приятно колет в грудь, дребезжат стекла; сила голоса Чондэ не измерима нормальной шкалой, она измерима рыбой, оказавшейся на полу и отчаянно прыгающей по скользкому кафелю среди стекол разбитых аквариумов. Чондэ дотягивает свою ноту и с плеском пропадает под водой. Таких дней ему хватает на три-четыре дня. Отдышавшись, он спокойно идёт на учёбу, только либо шарф чуть ли не до ушей, либо ворот плотно до подбородка. "У меня слабое горло", – говорит Чондэ, и ни у кого нет поводов утверждать обратное. Ни у кого, кроме Минсока. Минсок же уверяет Чондэ, что тот слишком хорошо поёт, чтобы иметь слабое горло, а Ким ежится, не понимая, где было услышано пение и почему Мин так настойчив. Даже сейчас. Потом Мин шутит насчёт засосов, мол "наш КимДэ что-то скрывает, хехе" и так двусмысленно играет бровями. Наш КимДэ, конечно, что-то скрывает, но явно не засосы, и иногда ему искренне жаль, что все именно так. Чондэ сидит под водой десять минут и почти засыпает, потому что это приятно и умиротворяет. Слипшиеся и ужасно чесавшиеся раннее жабры свободно работают в слегка жестковатой воде; Чондэ на несколько минут чувствует себя счастливым. Спустя пять минут он думает о том, что было бы здорово, будь у него большой бассейн с мощным фильтром и регулятором температуры воды. Такой большой бассейн, чтобы он смог ещё и размять свой спиной плавник, который, кажется, навсегда прирос неправильно к спине, поплавать как следует, как следует подышать. Ещё Чондэ думает о том, что здорово было бы съездить в каникулы на море. Куда-нибудь на старые пляжи, где острые камни вместо гальки и заросшее побережье. Там обычно совсем нет людей и очень тихо. Мысли Чондэ прерывает неприятный трещащий звонок, и парень на секунду пугается, вздрагивая. Он тут же выныривает и с испугом поворачивается, потому что он забыл закрыть дверь, и если там кто-то не из его родственников, то дела очень и очень плохи. Звонок повторяется ещё пару раз, нервно и коротко, сердце Чондэ ухает вниз, и сам он не может сказать ни слова. В любых стрессовых ситуациях Чондэ превращается в истукана, и это, вообще-то, плохо, но руки и ноги немеют – он ничего не может с собой поделать. Дверь щелкает, робкий голос (конечно же Минсока, кого ещё) просит разрешения войти, и, не получив его, топает тихо по коридору. Чондэ тут же выскакивает из ванной, чуть ли не поскальзываясь, оборачивает бедра полотенцем и подлетает к двери ванной. Жабры в волнении бесполезно вздымаются и опускаются, плавник на спине неконтролируемо топорщится. За ручку ванной дергают. – Ты тут? Чондэ прислоняется к двери и перехватывает дергающуюся ручку дрожащими руками. – Уходи. На двери остаются мокрые пятна от пальцев. – Эй, Чондэ, ты что? – за ручку дергать перестают. – Ты так быстро убежал, что я не успел тебе отдать. Чондэ прислоняется лбом к двери и тяжело дышит ртом. – Что отдать? – Выйди – увидишь. Дверь снова толкают. Чондэ не может успокоить сердце и вжимает ладони в дверь до побелевших костяшек. – Я не выйду. – Почему? – у Минсока голос звонкий и громкий, Чондэ, честно, очень нравится, но сейчас по его телу только бегут боязливые мурашки. Он не знает, что делать: точнее, ему, конечно, стоит одеться, но он не сможет замотать плавник как следует, а Минсок такой – он обязательно докопается. – Я голый. – Воу, интригует, – Минсок понижает голос, и Чондэ, кажется, сквозь дверь видит эту улыбку, с которой тот говорит. – Да забей, КимДэ, мы оба парни. – Оставь на тумбочке это. – Да что с тобой такое, – Мин уже раздражённо пихает дверь с силой. – Все в порядке? – Просто уходи, умоляю, – Чондэ почти хнычет, не имея понятия, как с собой справиться. И как справиться с Минсоком. – Открой дверь, – тон парня теряет всякую шутливость. – Если ты этого не сделаешь, это сделаю я. Я могу, ты знаешь. – Я стесняюсь, – голос Чондэ болезненно ломается, потому что он не знает, как отвертеться. – Давай я просуну руку, и ты... Минсок явно не желает слушать дальше и, видимо, с разбега врезается в дверь так, что Чондэ отшвыривает к стиральной машинке, поставленной у стены напротив двери. Полотенце с бедер чуть не слетает, но Ким вовремя придерживает слабый узел пальцами. Раскрасневшийся Минсок тяжело дышит, Чондэ же, кажется, не дышит совсем. У Минсока лохматые жёсткие жёлтые волосы и покрасневшие щеки. В раскосых глазах читается недоумение, удивление, даже интерес. Его липкий взгляд словно облизывает обнаженное тело Чондэ, особенно долго останавливаясь на шее: там уродливыми полосами розовеют жабры. Минсок закусывает губу. У Чондэ по ощущением сердце ухает в живот. Мин не говорит ничего, рассматривает только парня до неприличия долго. Потом подходит совсем близко – Чондэ вжимается задницей в стиральную машину – и отдаёт то, что держит в руках. Маленькие полупрозрачные рыбки в полиэтиленовом пакете смотрят на Чондэ синими немигающими глазами (не обязательно на него, но ему честно так кажется), и Минсок впихивает пакет в его мокрые руки. – Я помню, что ты хотел. Надеюсь, я ничего не перепутал. Чондэ автоматически кивает. В его комнате четыре больших аквариума и, он очень любит своих питомцев, Минсок знает, он его слушает внимательно. Чондэ задевает то, что Мин запомнил, что именно такие рыбки погибли у него на прошлой неделе, и он одними губами шелестит "спасибо" и смотрит Минсоку в глаза. Мин моргает, улыбается одним уголком губ, и уходит, не сказав больше ни слова. *** Чондэ волнуется ужасно. Чондэ не по себе и очень страшно. Вообще-то, у него не так-то много хороших друзей, чтобы с лёгкостью их терять. Хоть и надежда умирает последней, Чондэ почему-то уверен в том, что Мин больше с ним общаться не станет. Никто после такого не общался. В школе Чондэ привычно в объемном шарфе и вязаном чёрном свитере. Он натягивает рукава на ладони, потому что он не хочет, чтобы кто-то заметил, как у него от волнения не по-человечески сильно и странно шелушится кожа на запястьях. Грудь сжимает эластичным бинтом – на этот раз он переусердствовал в утягивании плавника, только неясно зачем. На первом уроке Минсок сидит сзади, и Чондэ чувствует, как ему в плечо упирается чужой испепеляющий взгляд. Это напрягает и пугает. Почерк Чондэ сильно портится от того, что пальцы плохо держат ручку. Он еле отсиживает до звонка, а потом подрывается с места, потому что боится видеть глаза Минсока. Все эти формулы постоянной скорости вылетают из головы, как только Чондэ встаёт со стула. Лишь бы не встретиться лицом к лицу. Но у самой двери его неожиданно хватают за рукав. – Сейчас сольфеджио? – Мин не здоровается, а в глазах у него какой-то пугающий блеск. Чондэ не уверен в том, какой следующий урок, но все равно кивает, пытаясь выдернуть ткань рукава из пальцев, но делает только хуже – эти пальцы обхватывают запястье. Чондэ с удивлением отмечает, что Минсок, почему-то, улыбается. Улыбается искреннее. – Я вчера видел кое-что, ты знаешь. И у меня есть для тебя кое-что тоже, КимДэ. Это привычное КимДэ сильно смягчает ситуацию, и Чондэ ровно выдыхает. – Ты про что? – Давай прогуляем сольфеджио? У меня. – Что? А как же... Теперь улыбка Минсока эта чистейшая хитрая ухмылка. – Один раз тебе точно ничего не будет. Даже если Чондэ не согласен, он не может сопротивляться этой улыбке и этим глазам. Тем более, такому интригующему заявлению. От волнения кожа начинает снова чесаться, и Ким от всей души уже ненавидит своё тело. *** Они выбежали из своей школы словно страшнейшие преступники мира. Минсок крепко держал в своей ладони ладонь Чондэ и загадочно-широко улыбался. – Это будут типа наши секреты, – говорит Мин, захлопнув входную дверь. Информация, которую он хочет поведать Чондэ, слишком важна, и они останавливаются прямо в коридоре, не имея сил дойти до комнаты. – Сними шарф, – просит он и жадно смотрит на закрытую шею друга. Чондэ отрицательно мотает головой. – Сними, – Мин не церемонится, собственноручно стаскивая чёрную ткань. Ким мычит, но не сильно сопротивляется. Ткань с тихим шуршанием сползает с шеи на пол. Минсок пару секунд смотрит на жабры – внутри они красные, как мякоть арбуза, а вся шея блестит при тусклом освещении лампочки в коридоре зеленоватым. Минсоку кажется, что это чертовски красиво. Чондэ же так не кажется. Минсок вдыхает и облизывает губы. – Очень красиво. Я и не знал. – Фигня, – отмахивается Чондэ и чешет шею. Минсок замечает, что зеленоватое – это мелкая редкая чешуя, она остаётся на пальцах и на лице, словно пыльца, потому что потом Чондэ в смущении трет щеку. Минсоку кажется, что он распадается на много маленьких Минов, ведь это очень красиво, слишком красиво. – Смотри. Минсок медленно расстёгивает рубашку, с усмешкой ловя смущенный непонимающий взгляд Чондэ. – Я, конечно, не такой красивый... Рубашка скатывается с плеч. И сначала Чондэ ничего не видит, только гусиную кожу и то, наверное, от холода. Но потом вглядывается: на плечах гусиная кожа становится виднее, а потом и вовсе руки начинает покрывать что-то неясное с первого взгляда, некрасивое. – Подожди, лучше не смотри, – будто бы опомнившись, говорит Мин. – Я это очень долго... Выщипывал. Теперь все ради тебя. И Чондэ, наконец, может понять, что происходит. Это перья. Голубые на плечах, к шее жёлтые. Щеки Минсока невольно розовеют. Чондэ не может поверить своим глазам. Они появляются медленно, явно через боль, а Минсок хмурится, но молчит. Перья блестящие, яркие, как у попугая, а жёлтые волосы на голове приобретают лимонный оттенок и начинают топорщиться. Чондэ хочется кричать – он ещё сам не знает точно от чего – но сердце разрывается на части. От радости, удивления, восхищения – не важно. – Попугай, – Чондэ начинает смеяться, а Мин улыбается, счастливо скаля зубы. Попугай звучит чуть менее обидно, нежели петух, но Минсок все равно больно бьёт Чондэ в плечо. – Ауч, – скрипит Чондэ, а потом не успевает опомниться, как оказывается в чужих чересчур мягких объятиях. – Это абсурд, – весело говорит в ухо Минсок, а Чондэ утыкается лбом в мягкие синие перья. – Я думал, такого никогда не случится, мамка узнает – не поверит. Чондэ решает не отвечать. Звероморфов слишком мало, чтобы они так просто пересекались, и, наверное, это и есть настоящее счастье. – Можно мне... У тебя такая чешуя блестящая, – Минсок проводит пальцем по чужой шее, собирая на подушечку зелёные блестки. – Так красиво блестит. – Перестань, мне же щекотно... В отместку Чондэ выдергивает одно перо, и это явно лишнее, так как Мин сильно бьёт того в живот. Но почему-то от этого Чондэ не становится менее счастливым.