Истинный король Севера

      Робб тосковал по отцу. По его негромкому, но вескому голосу, по уверенной походке, по веселью в глубине серых, как камни Винтерфелла, глаз. Скучал по совместным боям, в которых отец всегда побеждал, но никогда не унижал соперника, как тот же Теон. Молодой Волк тосковал по тёплым широким ладоням, вселявшим уверенность, по широкому Льду в тех родных руках.       Иногда Роббу казалось, что это отец сидит во главе стола в заново отстроенном Великом Чертоге Винтерфелла. Но это был лишь мираж. Другой человек отныне назывался лордом их родового замка, королём Севера - Станнис-некогда-Баратеон, а ныне Старк: негаданный брат, деверь и дядя. Мужчина, взявший ответственность за поредевшее семейство Старков и весь Север… Кровь от волчьей крови.       Старки приняли шокирующее известие о его происхождении крайне прохладно, но в разгаре войны помощь Станниса была необходима. Кейтилин до сих пор неприязненно косилась в сторону мужчины, не желая видеть бывшего Оленя на месте покойного мужа.       Для северян он был угрюмым чужаком с огненным знаменем за плечами и тёмным прошлым, полным загадок. Тайна его рождения, открытая Красной жрицей, до сих пор не укладывалась в голове Робба. Баратеон, рождённый Старком, волк в оленьей шкуре, чужой среди своей семьи. Непохожий. Лишний.       Каждый раз Робб пытался выискать в, словно высеченном из камня, лице Станниса родные черты. Иногда мужчина казался ему совсем чужим, незнакомый, иногда же в его облике проскальзывало что-то родное, отцовское. Что-то знакомое в уверенном голосе, развороте широких плеч, одобрительном кивке, в том размеренном движении, каким он брал в руку Лёд, казалось, совсем не замечая его немаленького веса. И эта суровость, кажущаяся людям несведущим надменностью. Но то была лишь северная гордость, присущая обоим братьям, не превращавшаяся, однако, в презрение к окружающим. Уж Робб-то знал это наверняка.       Но в то же время, в Станнисе не было отцовского тепла: словно бывший Олень весь выгорел изнутри, и тяжесть чужой доли сломила мужчину, сковав тело и чувства в металлический панцирь. Эддард же холодным не был. Казался посторонним – да, но для семьи не было человека более заботливого и любящего. Станнис же не отмерзал никогда.       Серые глаза отца были живыми, и сквозь льдистую пелену всегда можно было прочитать чувства Старка. Для детей эти глаза всегда были полными любви. Глаза же Станниса были двумя осколками бездны. Тёмно-синие, они были на редкость невыразительными и пустыми. Синева лучилась холодом северных ночей, сапфировым блеском глаз Иных.       В ушах Робба до сих пор стоял тихий, хрипловатый смех отца. Станнис же умел лишь скрипеть зубами. Поражало то, как мелодично сплетались эти скрипы с завываниями вьюги за стенами Винтерфелла. Иногда Молодой Волк просыпался от этих звуков, и в каждой метели мерещился юноше недовольный скрип зубов нового лорда Винтерфелла.       Станнис оказался рачительным хозяином и предводителем, одинаково требовательным как к другим, так и к себе. Мужчина желал контролировать всё и вся. Себя же он не отпускал и вовсе, не позволяя расслабится ни на минуту. Прекрасный воин, он сноровисто и быстро для своего возраста укладывал Робба на лопатки, никогда не жалея и не давая поблажек. Но и не унижая…       Арья, усмехаясь, называла Станниса "Блудным сыном Великих Королей Зимы". Дворня шепталась о нём, как о Короле Ночи. Мужчина оставался глух к слухам.       Строгость, внимательность к мелочам, честность и прямолинейность - все эти качества делали его даже больше Старком, чем самого Робба. С досадой Молодой Волк осознавал, что не дотягивал до высокой, почти нечеловеческой, планки Станниса. Убеждения Ледяного Волка, как прозвали мужчину между собой вассалы, заслуживали уважения. Долг превыше всего. Честь не могла быть очернена ни малейшим пятном. Семья – это стая, за которую перегрызёшь горло любому. Семья, долг, честь – это было понятно Роббу, но и Зима близко.       Теперь Робб чётко видел, что от Баратеонов в новом владельце Винтерфелла не было ничего. Ярости в Станнисе не наблюдалось ни капли! Холодный ум и чёткое знание, чего хочет он сам, верность себе и своим сторонникам, своей семье.       Да и назвать Станниса южанином мог лишь тот, кто не смотрел в «зимние» глаза короля, не видел, как мгновенно смиреют в его присутствии свирепые лютоволки, не замечал обожания во взгляде упрямого Рикона, не наблюдал мужчину на стене Винтерфелла и железную корону на его голове. Стихией Станниса было не море; стихией Станниса была вьюга. Север жил в дяде Робба, растекаясь холодом по жилам, зажигая глаза ледяным огнём в самые сильные морозы.       Да, он был жёстким. Жёстким до отторжения, но в условиях войны и наступившей зимы это было необходимо. Иногда Роббу казалось, что лучшего короля в данный момент Север не мог и желать.