Анна Фаер

      Я не понимала, как лето могло пройти так быстро. Был последний летний день, мне уже не было жарко, солнце больше не жгло землю. Кое-где на деревьях уже даже были пожелтевшие листья. И сердце моё медленно наполнялось тоской.        Ужасно! У меня было целое лето! Столько времени! Знаете, что можно за это время сделать? Можно выучить новый язык, можно научиться ходить на руках и делать колесо, чему угодно можно было научиться за лето! А я потратила его как-то бессмысленно. Да, было пару интересных моментов. Но всего лишь пару! А что же мне делать с теми днями, которые мне уже даже и не вспомнить никогда? Ведь часть моей жизни просто исчезла. Растворилась в воздухе. Бессмысленно. Произошло то, чего я боялась: лето было потрачено впустую.       А я возлагала на него столько надежд! Именно из-за этого мне сейчас так обидно. Моя главная проблема в том, что я всегда ожидаю слишком многого. Мои планы и мечты оказываются в сотни раз интереснее реальности. Неудивительно, что я так часто бываю грустной и подавленной. То, что я с таким восторгом и удовольствием продумываю перед сном, тут же рушится с восходом солнца. Это всё очень печально.        А между тем, завтра придётся идти в школу. Последний год. Нужно будет усердно грызть гранит науки. В отличие от своих друзей летом я не открыла не одного учебника. Боже мой, как меня всё угнетает! Завтра в школу, завтра начнётся осень! Я терпеть не могу осень. Знаете, я никогда не воспринимала всерьёз осень и весну. Главные поры года, по-моему, это лето и зима. Весна и осень просто переход между ними. Сами по себе они ничего не представляют.  — Поверить не могу, что ты покупаешь всё в последний момент! — вздохнул Дима.       Мы были в книжном магазине. Я покупала тетради, обложки и всё в этом духе. Я покупала всё то, что остальные купили уже давно. Макс читал какую-то книжку, которую взял с полки, а Дима баловался со своими солнечными очками. Он опускал их и поднимал.  — Светло, темно, светло, темно, — произносил он неугомонно.  — Раздражаешь, — сказал сквозь зубы Макс.  — Тебя всё раздражает, — беззаботно отозвалась я.  — Особенно ты и Дима.       Вдруг я кое-что подметила. Никогда раньше не предавала этому большого значения, но сейчас я не могла промолчать:  — Почему ты никогда не носишь солнечные очки? — спросила я у Макса.  — Мне не нравится то, что из-за них всё становится темнее. В моих глазах всё и так очень мрачно, — перевернул страницу книги он.  — А всё-таки хорошо, что я вспомнила о том, что у меня ничего ещё не готово для школы! Представьте, если бы я вспомнила о школе только вечером, когда все магазины были бы закрыты!        Дима оставил свои очки и посмотрел на меня. — Ты готовишься всего за день до школы! Не могу поверить! — удивлялся он.  — Зато я верю охотно, — ухмыльнулся Макс.  — Заткнитесь, — проворчала я. — Розовая ручка или салатовая? Розовая? Салатовая? Я не могу выбрать.       Около десяти минут я пыталась выбрать себе ручку. В итоге я остановилась на салатовой. — Никогда с тобой больше не стану ходить по магазинам, — ныл Дима. — Десять минут выбирать ручку. Ручку! — Ничего страшного! — улыбнулась я. — Ты ещё не ходил за одеждой вместе со мной. Это было бы гораздо веселее!       Мы стали пробираться вглубь магазина. Я остановилась перед дверью с надписью «Для персонала. В верхней одежде не входить».  — Интересно, что там? — спросила я.  — Не знаю, но уверен, что туда ходят в верхней одежде, — Макс сощурил пристально свои изумрудные глаза.  — Почему?  — Сейчас лето. А летом вся одежда автоматически становится верхней, — улыбнулся он. — Делай скорее свои покупки и не отвлекайся. Я хочу домой. Дай мне хотя бы день отдохнуть перед школой.       Мы были в магазине где-то около часа, и когда выбрались на улицу, парни почему-то были измучаны и раздражены.  — Ой, бросьте! — засмеялась я. — Вы ведь ничего не делали. Это мне предстояли сложные выборы! Знаете, вот я купила прозрачные обложки, а теперь жалею. Может, нужно было остановится на синих? Давайте вернёмся и обменяем?  — Нет! — хором ответили они.  — Ладно, ладно, я просто предложила.       Но в глубине души мне хотелось пойти и поменять эти чёртовы обложки. Наверное, такое у всех бывает. Ты делаешь выбор, а потом жалеешь. И самая худшая часть заключается в том, что выбор, который ты сделал, всегда будет неверным. Люди всегда жалеют о том, что не выбрали. Этого у них нет, поэтому они так уверены, что-то, что они не выбрали, гораздо лучше того, что у них есть. Так всегда бывает.       Мы подошли к остановке. Прямо перед нами уехал какой-то автобус. Возможно, наш. Или нет. Мы не знали.  — Спроси у кого-нибудь, что это был за автобус! — сказала я Максу.        А мы с Димой уселись на лавочку. Он, наконец, освободился от пакета с покупками и стал разминать руку.        А Макс в это время подошёл к какому-то парню, единственному человеку на этой остановке кроме нас. Я стала наблюдать. Мне этот парень чертовски понравился. Вот смотришь и сразу понимаешь: ему палец в рот не клади. Откусит и не заметит.        Наверное, ничего особенного в этом типе нет. Но смотреть на него приятно. Модно одет, красив, волосы стильно уложены. Или это они у него сами по себе такие? Не знаю, но выглядит круто. И скулы выдающиеся, и ключица видна. Ухо проколото, а на запястье татуировка. Наверное, все его знакомые от него без ума. Но мне одно интересно. Его самого это устраивает? Быть таким идеальным? Можно ли нравиться всем, но при этом всё ещё нравиться себе самому?        Вот с ним заговорил Макс. И как-то всё странно происходит. Как-то изменились его лицо, когда парень обернулся к нему. Да вы посмотрите! Они, должно быть, знакомы! Незнакомец протянул Максу руку. А тот её не пожал. Они заговорили.        И сразу же мне стало грустно от того, что они далеко стоят и мне совсем ничего не слышно. И вдруг они вместе ушли.  — Куда это он? — спросил у меня Дима.  — Не знаю, — я была растеряна.       Логично было бы, если бы мы их догнали. Но мы просто сидели и смотрели, как уходит Макс и какой-то явно плохой парень.  — Он вернётся, — сказала я уверено.  — Сомневаюсь, — Дима покачал головой.  — Вернётся! Мы должны его подождать! Посидим здесь, поболтаем.  — Всё лето болтали. Тебе не надоело?        И тут во мне вспыхнуло утреннее чувство.  — Ещё как надоело! Мы целое лето потратили впустую! Как ты мог это допустить?!  — Я не виноват!  — Я виновата? Я виновата! Да, ты прав, это моя вина, — заговорила я бойко. — У нас было столько времени! Столько отличных шансов что-нибудь сделать интересное. А мы их все упустили! Ведь завтра начнётся школа. Завтра у нас уже не будет больше свободного времени. Нам нужно будет готовиться к экзаменам. Я ведь ничего не знаю! Я всё завалю.  — А я тебе говорил, чтобы ты хоть что-нибудь учила на каникулах.  — Нет, не переводи разговор! — сказала я вспыльчиво. — Мы потратили лето впустую! — Ничего подобного! Было ведь столько весёлого! Помнишь, как мы отправились путешествовать?        У меня на лице появилась улыбка.  — Да, это было круто. И ведь такого больше никогда уже не повторится.        Стало мрачно. — Не повторится, — сказал Дима, а потом добавил подбадривающе: — Но будет лучше. Представь, что было бы, если бы мы трое отправились к морю. Может, махнём на море? Когда-нибудь, когда закончим школу и станем самостоятельными. На минивэне. Кто-то из нас точно научится водить.  — О! Это было бы потрясающе! — загорелась идеей я. — Мы были бы совсем как хиппи. Разъезжали бы по миру на своём минивэне. Макс бы взял с собой гитару. Мы бы приехали на пляж, зажгли костёр!  — Забрались бы на крышу минивэна и стали смотреть на звёзды, — улыбнулся мне Дима.  — Да! На Орион!       И мы стали обсуждать наше будущее путешествие, перебивая друг друга. Эта мысль о путешествии к морю меня подбодрила. Я хочу на море. Хочу солёный ветер, хочу чаек в небе. Хочу ехать, высунувшись из люка нашего миневена. Мы с Димой говорили так, будто это не просто мечты, а настоящие планы. Он даже стал перечислять то, что мы должны взять с собой из еды. Еда меня не вдохновляла, поэтому я сказала, что нужно будет взять с собой собаку Макса. Фаер, я более чем уверена, никогда не видел моря. Я знаю, что море собаку совсем не интересует. Я знаю, что собаки не чувствуют величия моря. Не видят его красоту, одним словом. Но всё-таки мы должны были бы его взять.        Мимо остановки проехало уже несколько автобусов, а мы с Димой всё сидели на лавочке и обсуждали наше будущее путешествие. Мы даже совсем забыли о Максе. А зря. — Вы тут? — раздался за спиной знакомый и всё-таки какой-то странный голос Макса.        Мы с Димой обернулись. — Ты пьян! — вырвалось у меня.        Нам просто жутко повезло, что никого кроме нас на остановке не было. Да и людей на улице тоже почти не было. — А вам какое дело? — спросил он грубо.        Я продолжала растеряно сидеть, но Дима поднялся на ноги. — Какого чёрта? — спросил он. — Отвали. Я делаю то, что хочу. — Макс! — сказал Дима почему-то зло. — Я могу делать то, что хочу, — повторил он. — Ни черта ты не можешь! Ты про нас забыл?! — Макс, зачем это тебе? — теперь встала и я тоже.        Он посмотрел на меня злыми и мутными глазами. То, что они были изумрудными, его не спасало. Мне всё равно было противно. — Тебе какая разница? Я живу своей жизнью, а ты живи своей. — Ты о чём? — возмущённо заговорила я. — У нас общая жизнь! Общие планы! Поменьше пей!  — Как вы меня достали!       Дима сделал ему навстречу шаг. Макс тоже. Ещё чуть-чуть и между ними бы появились искры. Настолько была напряжена атмосфера. Взгляд Макса так и говорил: «Ещё шаг — и я за себя не отвечаю!» Они были готовы вцепиться друг в друга.  — Его нужно домой отвести! — сказала я Диме. — Он должен отоспаться. Сейчас он нам, в любом случае, ничего не сможет рассказать. Ты посмотри на него.       Макс едва не упал. Стал держаться рукой за столб.  — Я в норме, — сказал он и дотронулся до головы.  — В какой ты норме? — проворчала я. — В автобусе поедем? — спросил Дима.  — Там людей много. Пойдём окольными путями! — предложила я.  — Домой идём, — сказал Дима, обхватывая Макса, чтобы тот не упал.  — Лучше в бар! Не хочу домой! — он начал размахивать руками.        Мы медленно начали пробираться домой. Все молчали. Макс разве что какое-то время икал. А мне было, как не странно, весело. Лето почти закончилось, а всё ещё происходит что-то интересное. Конечно, я не понимаю, что стало с Максом, но зато мне не скучно. Совсем не скучно, когда идёшь и стараешься не привлекать к себе внимания, а твой пьяный друг время от времени начинает орать что-то вроде: «Пойдёмте в бар! Покер, стриптиз, шлюхи!»        Макс буянил всю дорогу, а мы с Димой пытались понять, что произошло. Конечно же, мы всё списали на незнакомца подозрительного вида. Этот незнакомец начал нравиться мне ещё больше. Жду не дождусь, когда Макс оклемается и расскажет нам обо всём подробнее.       Мы добрались до большой лестницы. Чтобы спуститься к нашей улице, её нужно миновать обязательно.  — Макс, сейчас хотя бы перебирай ногами, ладно? — сказал ему Дима.  — Не говори, что мне делать! — Макс начал буянить.        В бесполезных попытках вырваться из рук Димы, он скинул с его головы солнечные очки. Они упали на несколько ступенек вниз.  — Подержи его, — Дима передал мне нашего проблемного ребёнка и спустился за очками.       А дальше…        Всё произошло чудовищно быстро. В тот момент, когда Дима нагнулся за очками, Макс стал зачем-то вырываться из моих рук. Он оступился и полетел вниз по лестнице. К счастью, его полёт остановил Дима. Точнее Димин зад.       Я до сих пор не понимаю, как так вышло, но Макс укусил Диму за задницу. Я начала неудержимо хохотать, Дима вскрикнул, а Макс только заторможено сказал:  — Мои зубы. Больно как!        Я успокоилась от хохота, и мы пошли дальше.  — Это мы забудем, — сказал Дима, зло посматривая на пьяного друга.        А друг его держался за челюсть и говорил:  — Ну, чего злиться? Куснул за попу разок? С кем не бывает? Можешь, мою укусить, если тебе станет легче.  — Просто забудем это, — покраснел Дима.        Мы уже добрались до нашего переулка, совсем немного оставалось до дома Макса, как на нас наткнулась Димина мама. Она, наверное, заезжала домой на обед.  — Молчи, — шикнула я Максу.        Тот, к моему удивлению, послушно кивнул. Я надела на него Димины очки. Лучше будет, чтобы его мутных глаз не было видно.  — О, очечи, — беззаботно пробормотал Макс.  — Ты должен молчать, — напомнила ему я.        И всё шло отлично, Димина мама сказала сыну что-то про ключи и про борщ, а потом посмотрела на Макса.  — А чего на нём твои очки?  — Он свои дома забыл, — соврал Дима.  — Но, — открыл свой рот Макс.  — Макс! — крикнула на него я.  — Молчу-молчу, — заплетаясь языком, произнёс он. Макс начал зеленить. Я просто молила бога, чтобы его не стошнило на кого-нибудь из нас.  — Что-то ты выглядишь болезненно, — сказала Димина мама Максу.  — Он отравился чем-то, — ответила я громко. — И, вообще, мы спешим! Надо его домой отвести! До свидания!        Я толкнула Макса вперёд, и он послушно зашагал. Мы отошли немного, а Дима остался что-то объяснять своей маме. Потом он нас догнал.  — Ты чего? — спросил он у меня.  — Твоя мама работает в милиции! Думаешь, она не знает, как выглядят пьяные подростки? Нам нужно было валить!        Я сказала это слишком громко, и Дима хлопнул себя по лбу. Я обернулась: его мама всё ещё стояла на том месте, где мы его оставили. — До свидания! — крикнула ей я, и мы зашагали быстрее.        Наконец-то! Вот и дом Макса. Дверь нам открыл Мстислав. — Уложи его спать! — сказала я, передавая Макса из рук в руки.       Теперь Макс уже не пытался буянить, а был послушной куклой.  — Он пьяный? — удивился Мстислав.  — Ещё как! В дно! Только не проговорись папе, — предупредила его я.  — Не маленький, сам понимаю, — закатил глаза Мстислав.  — Я сам дойду, — сказал тихо Макс и медленно прошёл в дом, опираясь рукой на стену.  — Приглядывай за ним, чтобы ему не стало плохо, — сказал Дима наставительно.  — Ему и так не больно хорошо, — в точности как это всегда делает брат, съязвил Мстислав.        Мы с Димой остались вдвоём.  — Что теперь? — спросила у него я.  — Я домой пойду. С меня на сегодня хватит.  — С меня тоже. Макс придёт в школу с похмелья. Круто, да? Завтра ему придётся перед нами отчитываться, — сказала я, нахмурив брови. — Понятно же, что дело в том парне с татуировкой.  — А он классный, да? Тот незнакомец.  — Есть в нём что-то, — а потом Дима добавил. — Но мне он не нравится. Подлец какой-то.        Конечно же, нравится! Да, он выглядит, как подлец, но в этом и заключается вся прелесть. Наш незнакомец чем-то притягивал. Поэтому, я уверена, что Дима сейчас соврал. Этот парень нравится ему. Этот парень, наверное, всему миру нравится. Как и многие подлецы, он нравился всем, не зависимо от того, хотели они этого или нет. В этом я уверена.       Мы с Димой разошлись по домам.        Весь день я была взволнована только двумя мыслями. В первую очередь меня волновало то, что завтра начнётся осень, а вместе с ней и школа. Я не хочу этого, но не могу ведь я остановить время. Если бы могла, то я бы сделала это уже давно. Но я не могу.        А вторая моя мысль была о незнакомце. Что-то в нём было очень плохое, но это не мешало ему нравиться мне. И почему они с Максом знакомы? И как так вышло, что Макс позволил себя напоить? Он же никогда не пьёт. Чёрт возьми, ему алкоголь даже не нравится!        Был уже вечер. Я всё ещё была одна дома. У меня тихо играла музыка, а я смотрела на стену, увешанную разными плакатами, рисунками и фотографиями. Вот фотография, которую мы сделали на полароид какой-то пары. Мы с Димой и Максом на пляже около костра. Мы счастливы. Я счастлива потому, что мне не скучно. Дима счастлив потому, что он чувствует свободу. И Макс счастлив. Не знаю, почему. Но он счастлив, а это самое главное. И я заскучала по прошлому. Жаль, что я больше не смогу пережить всего того, что уже пережила. Ведь это лето не было похожим на другие! Его я запомню. Эти летом моим соседом стал Макс. А там понеслось. Появился Орион. Мы постоянно пытались что-то делать, что-то менять. Всё всегда выходило безуспешно, но сам процесс приносил мне радость. Это было хорошее лето. Я вовсе не потратила его впустую!       Я лежала на кровати и думала о том, как же весело мне было этим летом. Потом я стала думать о словах Димы про море и минивэн. А потом я поняла, что, думая обо всём этом, я трачу впустую своё настоящее. И мне стало обидно. Те минуты, которые ты тратишь на что-то бесполезное, кто-то тратит на что-то полезное. Да и глупее занятие, чем-то, которым я занимаюсь, даже и придумать сложно. Как ведь глупо оглядываться назад или слишком усердно смотреть вперёд. Прошлое невозможно изменить, а строить планы на будущее опасно — они никогда не бывают прочными. Мы властны лишь над настоящим, поэтому нужно ценить каждое мгновение — это ведь и есть жизнь.  — Фаер! — раздался крик у меня за окном.        Я дёрнулась от неожиданности, а потом медленно открыла окно.  — Иди отоспись, алкаш, — сказала я надменно.  — Фаер! — снова крикнул он.  — Тише! Ты чего так орёшь?        Мне стало тревожно, что нас кто-нибудь услышит.  — Поговори со мной! Мне нужно поговорить с кем-то о жизни!  — Спать иди, — сказала я ему сухо.  — Фаер! Поговори со мной!        Я закатила глаза и уселась на подоконник. Но Макса это не устроило:  — Я не буду говорить с тобой через окно! Приходи ко мне!  — Нет.  — Приходи! У меня всё перед глазами плывёт! Что, если я упаду?! Это будет на твоей совести!        Макс всё ещё был сильно пьян. Его глаза горели как-то тревожно и возбуждённо. Я стала переживать, чтобы он, чего доброго, на самом деле не выпал из окна.  — Хорошо! Я приду, а ты закрой окно и жди меня, — сказала я ему громко.        Он закрыл окно.  — Что за придурок? — вырвалось у меня.        Я быстро выбежала на улицу. Когда я позвонила в звонок, дверь мне открыл Мстислав.  — Как Макс? Не буянит? — с порога спросила я.  — В окно орал что-то.  — Это он меня звал. Я пойду к нему?        Он кивнул.        Но как только я оказалась на втором этаже, перед дверью комнаты моего друга, мне стало не по себе. Мне совсем перехотелось видеть Макса. Пусть сидит один. Он это заслужил. Но я всё-таки вошла.        Макс сидел на кровати и смотрел на пустую стену. Ничего не скажешь, увлекательное занятие. Услышав мои шаги, он, не оборачиваясь, сказал:  — Пришла всё-таки.  — Ты же просил.  — Могла ведь и не прийти.  — Но я здесь.  — Это хорошо. Я хотел поговорить. Знаю, что делать этого не стоит. Но хочу.  — Почему не стоит?  — Научитесь никому ничего не рассказывать. Вот тогда всё будет хорошо. Бернард Шоу, — процитировал он.       Мы замолчали. Я села рядом. От него непривычно пахло алкоголем.  — Кто был тот парень в парке? — задала я вопрос, который почему-то волновал меня больше всего.  — Он был моим лучшим другом. Был. Наверное, был.  — Как так?  — Я его считал таковым, а вот, что у него на уме я не знаю.  — Вы поругались? — я пыталась выудить из него побольше информации — пьяные никогда не врут.  — Да. Я не смог вытащить его из плохой компании. Я должен был. Но не смог.  — Ничего не понимаю. Если вы уже не друзья, как он заставил тебя выпить с ним?  — Не знаю. Он может мной управлять, — Макс посмотрел мне в глаза растеряно, — знаешь, я марионетка в его руках. Всегда манипулятором бываю я, обычно я управляю другими, но он не похож на остальных. Он славный, тебе бы…  — Ни черта он не славный! — вырвалось у меня.  — Ты не знала его прежнего. Он был для меня целым миром. Но это он сделал меня таким. Ты не поверишь, но были времена, когда я был похож на тебя, на Диму, на Киру и Мстислава. Я улыбался миру, и, кажется, он улыбался мне в ответ. Но Алекс…        Макс замолчал. А я сразу всё вспомнила. Мстислав мне когда-то рассказывал про Алекса. Рассказывал, что он был лучшим другом Макса. И только тогда, когда они дружили, Макс был по-настоящему счастлив. Не знаю как, но я сразу же возненавидела того парня с серёжкой в ухе и татуировкой на запястье. Если бы он стоял передо мной, то пощёчину он получил бы наверняка. Как он посмел сделать моего друга таким несчастным?!        Макс молчал, а я не хотела у него ничего спрашивать: боялась задеть за живое. Кажется, прошла целая вечность, пока он снова не заговорил:  — Я, наверно, был счастливым. Когда-то я любил шум, любил веселиться, любил жизнь. Но всё это в прошлом, — он дотронулся до виска. — Голова просто раскалывается. Ну, так вот, оказалось, что маска равнодушия на мне лучше всего сидит. А всё из-за этого паршивца. Алекс…        Макс снова замолчал. Я сказала то, что единственное пришло мне в голову:  — Может, поспишь?  — Нет! — рявкнул вдруг он и, успокоившись, сказал: — Я тебе рассказываю то, что хранил многие годы, а тебе даже не интересно. Поэтому я и ненавижу людей. Им никогда не бывает интересно, что творится у тебя на душе. Никому твой внутренний мир и даром не нужен! Из-за этого я и отвернулся от общества, от общения, от Алекса: я им не нужен, они без меня смогут существовать, только вот почему-то я без них усыхаю. Знаешь на что это похоже? На дерево, которому отпилили сук. Дерево всё так же будет расти, но вот сук увянет, и его просто выкинут на помойку. Ненавижу эту чёртову жизнь.        Макс посмотрел мне в глаза. Они всё ещё были мутными из-за алкоголя, но я понимала: в нём сейчас говорит не алкоголь. То, что он пьян, я вообще забыла. Я только смотрела в его бледное и измученное лицо. — Каждый день, когда я просыпаюсь, мне больно, — говорил Макс снова глядя в стену. — Раньше такого не было. Раньше я просыпался с такими же мыслями, с которыми просыпаешься, наверное, ты. Мы с Алексом тоже хотели сделать мир лучше. Да и при чём здесь Алекс? Всё дело во мне. Я верил, что люди хорошие. Я верил, что мир добрый. Я верил, что всё плохое можно исправить. А что теперь? Что со мной стало? Я был таким славным и счастливым ребёнком. Даже депрессивно-суицидальные, когда были детьми, любили жизнь и улыбались миру. Это так просто — любить то, о чём ничего не знаешь. А теперь я просто жду, когда отчисленные мне годы пройдут. Я не очень-то спешу жить. Ты видишь. Я готов просто просидеть какие-нибудь восемьдесят лет в одиночестве.        Мне, почему-то, захотелось обнять его посильнее. Но вместо этого я только прошептала:  — Макс…  — Мы не сможем ничего исправить. Потому что мы никогда не сможем исправить себя. Мы всегда будем людьми. Всегда будем эгоистичными, злыми, жадными, завистливыми, грубыми и лживыми. Такие люди. И никогда ничего не изменится. Ты этого не видишь. Ты веришь чужим словам о доброте и счастье. Но когда-нибудь придётся думать самой, когда-нибудь тебе придётся открыть глаза шире. Я не хочу, чтобы это происходило, но это произойдёт. Никто от этого не сбежит. Ты будешь делать вид, что всё не так плохо, но от себя не убежать. Никогда.        Его душу разрывало на части. Мою тоже. У меня почему-то ком в горле стоял, когда я это слушала.  — Мир тёмный, — сказал он, не отворачиваясь от стены. — Небо тёмное. Солнце тёмное. Я тёмный. Всё вокруг такое чёрное и грязное. И мне тяжело, просто невыносимо тяжело. Я так долго молчал. Слушай меня, пожалуйста, мне нужно, чтобы кто-то выслушал. Кто-то должен выслушать о том, что я уже никак себя не чувствую. Я понял, как всё вокруг глупо и бессмысленно. Мне никогда не стать кем-то, я всегда буду никем. Я так мечтал раньше стать кем-то особенным и держать весь мир в своих руках. Я мечтал жить, окунувшись в яркие эмоции, мечтал что-то делать, что-то менять. А сейчас я понял, что даже и пытаться не стоит. В любом случае ты сломаешься и будешь чувствовать чёрное неотступающее горе. Поэтому лучше даже не пытаться. Просто буду жить. Другие вон проживают жизни бессмысленно, как канализационные крысы, так что и я справлюсь. Я сдался. Но я хочу, чтобы ты не сдавалась. Но рано или поздно кто-то сломает твои мечты и растопчет все твои взгляды.        Его голос, один его голос заставлял моё сердце сжиматься. Была бы я наедине с собой, я бы разрыдалась. Но я просто смотрела на потухшие глаза Макса.  — Прости меня. Кто-то растопчет твои взгляды, так что лучше это буду я. Прости, что я ломаю твои мечты. Но мы никогда не сможем изменить мир. Мы так молоды, а уже грязные. Чёрные, будто в саже испачкались, и именно поэтому нам не нужно ничего менять. Мы всё замараем. Если мы и станем историей, то только тёмной её страницей. Страницей, за которую нам было бы стыдно. Мы можем сделать только зло. Если мы вообще можем что-то сделать.        Мне было так больно за него. Такой славный, хороший и умный парень умирает прямо у меня на руках. Наверное, так чувствует себя Дима, каждый раз, когда выслушивает мои истерики. Я ведь, наверное, говорю что-то похожее, когда у меня случается паническая атака.  — У нас тёмные души, Фаер. Мне кажется, что у людей, которые хотят чего-то хорошего, души ещё темнее, чем у всех остальных. У нас с тобой они чёрные, как сажа. Поэтому я не хочу ничего делать. Я хочу просто ждать. Ждать, когда это всё закончится. -Не говори чепухи…        Мне стало страшно. Передо мной сидел человек, который давно уже умер. Умер глубоко внутри себя. Я смотрела на Макса. Лицо его побледнело, губы начали дрожать. Казалось, он вот-вот заплачет. Но нет. Его глаза не проронили ни капли, только как-то вмиг угасли и потускнели. Если весь мир потускнел и стал серым для кого-то, то это можно прочесть по глазам.  — Это не чепуха, это не понты и не ложь, — перебил меня Макс, — если бы мне такое сказали раньше, я бы тоже назвал это чепухой, но это совсем не чепуха — это жизнь. Тебе тоже когда-нибудь сделают нестерпимо больно. И тогда ты научишься ненавидеть. Только тогда ты сможешь понять меня полностью. Знаешь, ты как зеркало. Я когда-то был похож на тебя. Чертовски похож! Те же надежды, те же глупые мечты, тот же азарт в глазах. Но вот кем я стал. Только и могу, что рассуждать о том, какой мир плохой. Я ужасен. Я сам себе противен, чёрт возьми!        Мне становилось страшно от его слов, но я хотела услышать продолжение. Он изливал душу. Всё то, что он держал в себе так долго, наконец-то выплеснулось наружу.  — Ты живёшь, пока ты страдаешь. Как только тебе становится безразлично — ты погиб. Так вот, знай, я погиб. Мне уже плевать на всё. Когда я был маленьким, когда я дружил с Алексом, меня всё ужасно волновало. Именно поэтому мы с ним и хотели что-то изменить. Теперь появилась ты. Точно такая же. Только вот я уже совсем другой. Я чувствую столько боли, это просто невыносимо. Я хочу больше ничего не чувствовать. Чувства убивают людей. Хотя мне что? Я уже умер. Я больше не чувствую себя живым. То, что я хожу и дышу, ещё ничего не значит. Внутри я мёртв. И вообще, зачем жить, если что бы ты не делал, ты всё равно остаёшься несчастным?  — Но ты можешь сделать счастливым кого-то другого, — ответила я ему тихо.       Мы замолчали. Теперь мы оба смотрели на пустую белую стену. И нам обоим было очень плохо.  — Не молчи. Фаер, я действительно так ужасен? Или я прав, и это мир сошёл с ума? Варианта только два: либо все остальные, либо я. Фаер, не молчи.  — Что, — мой голос дрожал. — Что у вас стряслось с Алексом?  — Ты будешь смеяться. Чёрт возьми, башка раскалывается. Мне нужно воды. Принеси мне воды.        Я принесла воды. Макс жадно выпил весь стакан.  — Ты расскажешь мне? Что было у вас с Алексом? Как так вышло, что он был твоим другом? Вы ведь такие разные, — неуверенно сказала я.  — Мы были похожи. Мы ненавидели всех. Вместе. Но, конечно, ненавидели по-разному. Он старался это афишировать, как только случай представится, а во мне эта ненависть тихо разлагалась. И как мы могли поругаться? Мы, чёрт возьми, просто поругались. Поругались, как ругаются сотни друзей. Я даже не помню из-за чего. Куча лишних слов, драка и ненависть — вот, что я помню.  — И всего-то?  — Я знал, что ты не поймёшь. Никто не понимает. И никогда не поймёт. Никогда. Мир такой жестокий потому, что мы не можем в полной мере понять то, что чувствуют другие люди. Но это ничего. Ничего, что ты не понимаешь. Я всё равно не ненавижу тебя за это. Я вас с Димой очень люблю. Я так люблю своих друзей, но ненавижу себя. А то, что вы меня даже не понимаете, — это ничего страшного.  — Не все видят людей насквозь, не ожидай от остальных слишком многого. Объясни мне.  — Это невозможно объяснить, — но он попытался. — Знаешь, я как лампочка. Я эмоционально перегорел. Я — перегоревшая лампочка. Это ссора не была причиной моих изменений. Но она стала последней каплей. Он ушёл. Все всегда уходят. Ты уйдёшь. Дима тоже.       Я сжала кулак.  — Нет. Такого не будет. Не ставь меня с этим Алексом на одну ступень. Друзьями навечно мы с тобой не будем, но в то, что мы друзья до гробовой доски, в это я верю. Алекс ушёл, а мы с Димой никогда не уйдём.       Раздался скрип входной двери — папа Макса пришёл с работы.  — Тебе нужно лечь спать, слышишь?! — я тревожно оглянулась.        Мы сидели в полумраке — за разговором я не заметила, как стемнело. Встав с кровати, я взяла с полки его одеколон.  — Макс, седи смирно. От тебя не должно пахнуть алкоголем, — я побрызгала на него.  — А теперь спи.  — Но…        Я подошла и, упёршись рукой в его плечо, заставила Макса лечь. Накинув на него одеяло, я немного постояла рядом. Поразительно, как быстро он засыпает! Я взяла будильник и навела его ровно на семь часов утра: не хватало ещё, чтобы он опоздал завтра в школу. Нужно было уже уходить, но я остановилась перед спящим Максом.  — Спи крепко. И пусть все эти мысли выветрятся у тебя из головы.        И тогда я погладила его по волосам. Мне вдруг ужасно захотелось это сделать. Я сделала это на уровне рефлекса, безотчётно.        А я ожидала, что они будут жёстче.        Я тихо вышла из дома, не встретив ни Мстислава, ни Киры, ни их отца. Это было хорошо, я не хотела не с кем разговаривать. Я всё думала: неужели нет людей, которые чинят перегоревшие лампочки?