Анна Фаер

      Я остановилась напротив стенда, висевшего на стене Дома Культуры, и объявила:  — Изучайте!        Дима и Макс переглянулись и уставились на красочный плакат.  — О, нет! Нет! — заговорил Макс горячо.  — Да! — сказала я радостно.  — Нет!  — Да! — Фаер, нет!  — Да, — протянула я и улыбнулась победно.        Что происходит? Сейчас всё объясню, нельзя быть такими нетерпеливыми!       Я заметила этот яркий и броский плакат уже давно, и он долго не мог выйти из моей головы. Там было написано о том, что в нашем городе будет что-то похожее на шоу талантов. Причём это шоу должно быть по-настоящему масштабным: принимаются участники из всех областей. И, конечно же, я уверена, что Орион должен поучаствовать! Не думайте, пожалуйста, что меня просто-напросто привлёк яркий плакат. Нет, я не такая легкомысленная. Знаете ли, внизу довольно крупными буквами была написана сумма, которую получит победитель. Крупная сумма. Круглая сумма.  — Да! — повторила я. — Я уже всё продумала! Мы выиграем!  — Может лучше не надо? — спросил неуверенно Дима.  — Надо! Я уже всё продумала! Ты — я указала на Макса, — будешь играть на гитаре! А Дима достанет свои ржавые барабаны! Я уже сто лет не слышала, как ты играешь! — я обернулась к Диме.  — А ты? — тут же сообразил Макс.  — А я… — я так и не сказала, что я.        В этом и была вся загвоздка. В этом и была вся неловкость ситуации. Дима и Макс обладают какими-то талантами, в отличие от меня. Я же ничего не умею.        Нужно задеть эту тему потому, что она меня действительно очень сильно волнует. Меня всегда расстраивало то, что нет ничего такого, в чём я была бы хороша. Я не имею совершенно никаких удивительных способностей. Я не умею рисовать, петь или танцевать. У меня нет никаких талантов. Во всём, за что бы я не взялась, я выставляю себя посредственностью. Наверное, именно поэтому я постоянно пытаюсь сделать что-нибудь, что не дало бы мне заскучать. Я чувствую себя скучной, обычной и совершенно неинтересной.  — Да, что будешь делать ты? — наступал на меня Дима. — Откосить хочешь?! Мы с Максом должны выступать, а ты будешь отдыхать в это время?!        Он начал шутливо наступать на меня. — Я просто ещё не придумала, — сказала я очень серьёзно, и он сразу же растерялся. — Пойдёмте. Тут холодно, а я не могу думать, когда холодно. Планы удобно строить, когда тепло. — Можем пойти ко мне, — солнечно улыбнулся Дима. — У меня как раз новый сорт чая!        И он принялся рассказывать нам про чай. Чай мне было совсем неинтересен, я просто смотрела на то, как он рассказывал о чём-то, что любит. Это всё-таки очень мило, когда кто-то начинает рассказывать о том, что заполняет всю его душу. Жесты, взгляд, голос, даже черты лица начинают менять и становиться лучше. Дима весь сиял, описывая нам вкус нового чая. Снег, лежащий уже большими сугробами, сверкал и искрился на солнце. Дима тоже искрился, как снег, только совсем не от солнца. Он сверкал изнутри. Думаю, у него внутри есть какое-то миниатюрное подобие нашего светила. Иначе, почему он такой солнечный? Когда всё кажется серым и пасмурным, он появляется, словно яркие лучи из-за наступившей тучи. Когда становится неуютно и холодно, от него исходит согревающее и успокаивающее душу тепло.  — Поэтому я пью много чая, — заключил Дима с каким-то особым удовольствием.        И у меня тут же родилась гениальная мысль. Я хлопнула в ладоши и сказала с восторгом:  — Я знаю, почему ты такой хороший! Я поняла! Я поняла, в чём дело!  — Что? — он растерялся.  — Я всё пыталась понять, почему ты такой замечательный! И не могла найти ответа, а теперь всё стало ясно! — Что стало ясно? — он был в полнейшем замешательстве.  — Люди, которые пьют чай, сами источают тепло и спокойствие! Они становятся чем-то вроде чая, понимаешь? Чая для других людей.  — Тебе солнышко припекло, — усмехнулся Макс.  — Олух, зима на улице!        Макс ничего мне так и не ответил, только принялся улыбаться своей раздражительной всеведущей и всезнающей улыбкой. Улыбка бога? Или улыбка Сатаны? Или просто улыбка Макса? Он же ею меня с ума сведёт! Нельзя так улыбаться! Нельзя!        Когда мы уже сидели на кухне у Димы, Макс спросил, вздохнув:  — Так ты решила что-нибудь?  — Ах, да. Нужно что-то решать. Нужно, — и я, вздохнув, сказала: — Надо бы.        Но вместо того, чтобы решать что-нибудь, я принялась смотреть в чашку, наполненную крепким и тёмным чаем. И, знаете, такое иногда бывает, что ты вдруг совершенно неожиданно осознаёшь что-то важное. Вот, бывает, у тебя упала на пол ручка, ты нагнулся её поднять, и у тебя что-то вдруг прояснилось в голове. Или просто идёшь по улице не спеша — и вдруг осознаёшь какую-нибудь истину. Просто так. Ничего не случилось важного, ничего тебя не потрясло, но ты взял — да и открыл для себя что-то новое и совершенно неожиданное.       Вот такое произошло и со мной. Я поняла, что не люблю чай. И он мне никогда даже не нравился. Я никогда не пила его по своему желанию дома, в школе я тоже его не пила. Я всегда пью что угодно, только не чай. Я не выбираю его. Мне он не нравится совсем. Я пью его только когда прихожу к Диме и оказываюсь в безвыходном положении. И знаете что? Я думаю, что это что-то вроде какой-то солидарности. Даже не солидарности, нет. Я просто подыгрываю Диме. Да, вот что происходит. Его радует, когда я говорю, что чай восхитительный, его радует, когда я прошу ещё одну чашку. Это всё его чертовски радует, поэтому я и делаю вид, что мне не противно. Мне не нравится чай, но мне нравится Дима.  — Ладно! Нет времени прохлаждаться! — я громко поставила чашку на блюдце. — Пойдёмте! Вам нужно послушать песню, которую я выбрала! — Так ты уже и песню выбрала, — вздохнул Макс.  — Именно! Я настроена решительно! Пойдёмте!        И я быстро зашагала в комнату Димы. — Боже, я так давно здесь не была!        Последнее время я, и правда, редко бывала в комнате Димы. Теперь я смотрела на всё новым взглядом. Что-то грустное и удивительно приятное завладело всем моим существом. Пусть меня и не было чудовищно долго, но ничего здесь не изменилось. Всё так же, как и было всегда. Барабанная установка, о которой он мечтал с самого детства, занимала едва ли не половину комнаты, стол был аккуратно убран, и на нём находилась одна только маленькая подставка для карандашей.        Я взяла с полки сувенир в виде цветка. Он всегда был здесь. Я помню его даже из детства. Однажды я его уронила, и мы думали, что он разбился. Но нет, он не разбился. Я покрутила у основания, и где-то внутри загорелись разноцветные лампочки. Теперь цветок светился у меня в руках и медленно, завораживающе менял свой цвет.  — Это так красиво, — сказала я с тихим восторгом в голосе.  — Да, тебе всегда нравилось, — Дима открыл ноутбук.  — Всегда, — согласилась я.        На меня нашло какое-то лирическое настроение.  — Если я умру, оставь этот цветок на моей могиле.  — С чего бы ты вдруг? — обернулся ко мне Макс, всё это время рассматривающий барабанную установку.  — Не лезь, — обрезала я и снова спросила у Димы: — Ты оставишь этот цветок у меня на могиле, если я умру?  — Нет.        Он смотрел в экран монитора, а потом поднял на меня свои серые и спокойно-радостные глаза. Меня это ужасно разозлило. Я ему с чаем подыгрываю! А он мне? Нет! Почему он мне, чёрт возьми, не подыгрывает?!  — Ты хотел сказать «да».  — Нет, не хотел.        Я смотрела на него удивлённо. Я даже не могу вспомнить, когда он мне в последний раз отказывал. А тут такое!       Я опустилась со светящимся цветком в руках на кровать.  — Я не стану оставлять это на твоей могиле, — сказал Дима с довольной улыбкой на губах. — Это самое глупое занятие, по-моему. Не понимаю я этого. Не понимаю, когда что-то оставляют уже умершему человеку. Всё, он умер, ему уже ничего не нужно. Всё нужно делать при жизни. Всё должно быть вовремя.  — Логично, — сказал Макс, почему-то непонимающе глядя на нас.        Мне нужен фотоаппарат! Срочно! Вы хотя бы представляете, как редко Макс выглядит ничего непонимающим?!  — Если кто-то хочет, чтоб на его могиле были розы, то розы нужно покупать сейчас же. Потому что потом они уже ничего не будут значить. Вот что я об этом думаю. Так что оставь это себе, — он кивнул на сверкающий цветок в моих руках, а потом спросил: — Так что за песню ты выбрала?        Я тихо произнесла название. Назвала свою любимую песню, они её уже давно знают.        Макс стал искать аккорды, Дима что-то говорил про барабаны, а я не слушала, но внимательно за ним следила.        Второй раз за день со мной случилось неожиданное открытие. Я будто впервые увидела Диму, которого, кажется, знала всю жизнь. Не знаю, как это можно объяснить. Вот тебе кажется, что ты знаешь человека, а он вдруг скажет что-нибудь этакое или выкинет совсем неожиданную штуку, и ты сразу понимаешь, что никогда не знал об этой персоне ничего. Совсем ничего. Так вот сейчас я вдруг поняла, какой же Дима замечательный. Ну, я всегда знала, что он хороший, но я же никогда даже и не думала, что он хорош настолько. Боже, я даже не могу найти слов, чтобы объяснить, кто он такой. Он идеальный. Вот чудно! Я-то всю жизнь думала, что идеальных людей не бывает, а такой экземпляр всё время был у меня перед носом. А я не замечала.  — Ну, что? — спросила я, наконец.  — Сыграть это можно, но как-то сложно.  — Можно! — сказала я главное слово.  — Можно? Ладно! — с хитрой улыбкой сказал Макс. — Только что будешь делать ты?  — Я не знаю. Сейчас придумаем что-нибудь.  — Ну-ка, спой за мной, — Макс запел отрывок из песни.        Я повторила. Он только скривился: — Бедные мои уши.  — Держи! — Дима всучил мне в руке бубен.  — Бубен? — я стала возмущаться. — Это даже не музыкальный инструмент! Барабаны — это чертовски круто! Гитара тоже! А бубен?! На бубне только цыгане играют!        Я решительно бросила бубен на кровать.  — Нет, я на этом играть не собираюсь!  — Да ты бы не потянула даже, — усмехнулся Макс. — С твоим-то нулевым слухом…  — Ты помолчи лучше, — приказала я ему жёстко.  — Ладно, — вздохнул вдруг Дима. — Это можно сыграть. Нужно просто репетировать.  — До кастинга неделя, — объявила я.  — Неделя! — вспыхнул Макс. — Думаешь, легко выучить новую песню за неделю? Там ведь переборы. Для меня ничего хуже нет.  — Не справишься? — я усмехнулась злобно.  — Справлюсь. Но я не хочу из кожи вон лезть…        В моей голове родилась гениальная мысль, и я тотчас её озвучила:  — Я знаю, кто тебе поможет! Я знакома с одним гитаристом, у кого с переборами всё отлично! Вместе вы точно разберётесь!        Взгляд Макса был не просто недовольным, он был супернедовольным.  — Ник! — объявила я. — Какой ещё Ник? — он устало дотронулся до переносицы.  — Никита Вишневский, — принялась объяснять я. — Парень из перехода, который заплатил за нас с Алексом. Помните? Я ведь рассказывала вам.  — Я же его даже не знаю.  — Познакомлю! И да, — у меня снова родилась прекрасная идея. — Ты возьмёшь над ним шефство!  — Какое ещё шефство?  — Он ведь революционно настроен! Он тоже в курсе того, что будет во время выборов. И поэтому нас нужно его завербовать для Ориона. Понимаешь? Он планирует, во что бы то не стало, уехать за границу. А нам нужны люди за рубежом.        Макс выходил из себя. — Потом с этим разберёмся, — сказал он, взяв себя в руки и глубоко вздохнув.  — У нас всего неделя, — думал вслух Дима, крутя в руке барабанные палочки. — Когда мы репетировать будем?  — После школы!  — А где?  — У тебя дома! — А спросить? — Дима посмотрел на меня и понял, что я не из тех, кто станет спрашивать.        Я не за что не стану спрашивать, если уже знаю ответ. Это глупо. Это насадила мораль. А морали доверять не стоит. Она ведь с каждым днём новая. Мне об этом рассказывал Алекс. Кажется, это называется «окно Овертона». Но я не запоминала. Я просто в очередной раз отметила для себя, что ничему в мире доверять нельзя. Кроме друзей, разумеется. Кроме надёжных и верных друзей. Это единственное в чём всегда можно быть уверенным.        В тот вечер мы долго обсуждали песню, которую я выбрала, время для репетиций и всё в этом духе. Для меня занятия мы так и не придумали. Макс всё ещё пытался увернуться от моей затеи, но я была настроена слишком уж решительно, чтобы отменить все планы. Ведь сейчас зима! Так скучно! И вот я нашла что-то, что скрасило бы мне эту самую скуку.        Всю следующую неделю после школы мы сразу же шли к Диме домой. Там мы опустошали его холодильник, а потом поднимались наверх, и парни играли до самого вечера, пока родители Димы не возвращались с работы домой.        И везде я себя чувствовала лишний. Про то, что мне было нечем заняться на репетициях, я рассказывать не буду, вы это и без моих пояснений, думаю, поняли. Но, понимаете, я себя чувствовала ненужной везде. Абсолютно везде! Как-то, когда мы пришли к Диме со школы, я решила взять всю готовку на себя. Но, конечно же, вышло так, что сварить пельмени оказалось для меня непосильной задачей. Этим пришлось заняться Диме. А тут ещё Макс, со своими рассуждениями о том, какая ужасная вышла бы из меня жена! Видите ли, ему жаль моего мужа, который в первый же месяц совместной жизни загнётся от голода! Мне тогда стало вдруг ужасно обидно. Я чувствовала себя ненужной и лишней.       Но однажды всё круто изменилось. Благодаря Диме.        Он играл на барабанах и ему постоянно мешали волосы. Я наблюдала за этим, наблюдала, а потом вдруг не выдержала и сказала:       — Стойте! Хватит играть! Дима, не двигайся!        У меня на руке была повязана бандана, от которой мне не было никакой пользы, поэтому я развязала её, и принялась повязать на светлую голову Димы.  — Так, — я сделала несколько шагов в сторону. — Вот теперь лучше! Смотрится круто! О, тебе нужно ещё какую-нибудь чёрную майку надеть!  — Знаю! — вдруг глаза Димы радостно засеяли и он весело мне улыбнулся.  — Что знаешь? — не поняла его я.  — Я знаю, что ты будешь делать! Будешь нашим стилистом.  — О! Превосходно! — я от радости начала размахивать руками. — У меня столько идей! Я уже всё продумала! Вы будете очень панковскими! Очень!        Я засмеялась и принялась потерять ладони.  — Чёрт, мне ещё никогда так не было страшно, — посмотрел на меня Макс.        Я засмеялась ещё более устрашающе, а потом я вдруг словно очнулась и посмотрела на Макса совершенно серьёзным взглядом:  — Слушай, ты так и не рассказал, как прошла встреча с Ником.  — Точно! — поддержал меня Дима. — Я сразу заметил, что ты перестал фальшивить во втором куплете!  — Как всё прошло? Ты его завербовал? Завербовал или нет?  — Всё путём, — скупо ответил Макс, покручивая что-то на грифе гитары.  — Отлично! У нас впереди ещё два дня!  — Надеюсь, что мы провалимся и не пройдём, — Макс вздохнул, будто эти репетиции были для него не весельем, а непосильной ношей.  — Пройдёте, — сказала я уверено. — Вы играете отлично, и твой голос! И я вам такие образы придумала, — я не удержалась и расплылась в довольной улыбке.  — Ты выглядишь жутко, — посмотрел на меня Дима.  — Расслабьтесь. Ничего страшного не будет.        Но что-то страшное было! Конечно, я соврала тогда!        На репетицию мы почти опоздали. Но в итоге, когда нас пустили за занавес, я радовалась, что мы опоздали. Мне нужно было много времени, чтобы осуществить мои планы.  — Дима, — сказала я с недоброй улыбкой на губах, — присядь и закрой глаза.        Он меня послушал. Жаль, что этот славный парень привык мне доверять. Когда-нибудь это сыграет с ним поистине жуткую шутку.  — О, нет. Ты не серьёзно! — Макс смотрел на то, как я доставала из сумки мелки для волос.  — Что происходит? — закрутил головой Дима.        Он сидел, закрыв глаза и улыбался, ожидая чего-то весёлого. Когда он откроет глаза, что-то весёлое появится. Розовые волосы, например.  — Ты мне волосы красишь? — сразу же догадался Дима.  — Зачем ты такой умный? — сказала я недовольно. — Ведь так же совсем не интересно!  — Что за цвет? Что-то крутое?  — Да. Ты слишком светлый для этой тёмной песни. Я сделаю твой цвет чуть-чуть темнее.  — Макс, там точно всё нормально? — на лице у Димы были две милые ямочки.  — Ну, она говорит правду. Будет немного темнее.  — Да? Ладно, тогда всё хорошо.        Когда я закончила красить волосы, я отпустила Диму к зеркалу и обернулась к Максу.  — Теперь займёмся тобой!  — Нет. У меня волосы, слава богу, чёрные. Ты их не покрасишь.  — Я и не собиралась! С розовыми прядями ты бы был эмо! А у нас тут панк-группа!  — Панк-группа?  — Да! «Орион»!  — Ну, нас двое. Это дуэт.  — Нас трое. Я просто не выступаю, понял? И вообще, не отвлекай меня от работы! — Какой ещё работы? Ты же ничего не делаешь, — усмехнулся он нахально.  — Я стилист, дорогой! Поэтому снимай свою майку! Она здесь неуместна.  — И в чём я буду выступать?  — Снимай майку, а я сейчас всё достану.        Макс снял майку, я её забрала и протянула ему чёрную кожаную жилетку Алекса. — И?  — Это всё! — расплылась я в улыбке.  — Думаю, под ней должна быть майка или вообще хоть что-то.  — Нет! Надевай на голое тело!  — Не стану. — Я тут стилист! Моё слово — закон!  — Фаер, отдай майку, — Макс стал наступать на меня.        Я пятилась и говорила:  — Хочешь, я тебе глаза подведу? Они будет ещё ярче! Они и без того яркие, а если я их подведу…  — Отдай мне майку, Фаер, — Макс угрожающе протянул ко мне руку.        Я быстро надела на неё кожаный браслет с металлическими заклёпками, который так великодушно одолжил мне опять же Алекс.  — Это всё твой сценический образ, ты не можешь спорить с моим вкусом!  — Что происходит? — это вернулся розововолосый Дима.  — Он хочет забрать майку!  — Твою майку?  — Да нет же, мою собственную! — вырвалось у Макса. — Посмотри, во что она меня нарядила!  — О, я не один буду выглядеть, как придурок!  — Лучше помоги мне забрать у неё майку! — настаивал на своём Макс.       В этот момент объявили их выход.  — Я тебя ненавижу, — посмотрел на меня злобно Макс.  — Удачи! Я знаю, что вы пройдёте!        Дима добродушно рассмеялся, и они вышли на сцену.        Я даже не смотрела на них. Я прекрасно знала, что они делают, как выглядят их лица, как напрягаются руки Димы, когда он стучит по барабанам, и как запрокидывает голову вверх Макс, когда нужно брать высокие ноты. Я всё знала. Я столько раз слышала эту песню на репетициях, что она мне уже порядком надоела. Я знала, что песня отличная, я знала, что исполнение парней превосходных, я знала, что они пройдут. И поэтому мне было скучно.        После нас выступало ещё четыре человека. Все девушки. Все поют. Всё это время я смеялась над Максом, который любыми путями пытался забрать у меня свою майку. Ему пришлось постараться, чтобы заполучить её назад. Потом, когда он всё-таки сумел её забрать, я, под угрозой смертной казни, заставила их сделать фотографию на память.  — Вы только подумайте, — говорила я, сильно размахивая руками, — что будет, если вы в будущем станете музыкантами! Ведь у вас так хорошо получается! К чёрту врачебную карьеру! Создали бы группу! Это ведь гораздо интереснее!        В итоге я уговорила их сделать фото. Пришлось ссылаться на то, что если в будущем они и станут музыкантами, то у нас было бы фото того, как всё зарождалось.       И вот настал момент, когда объявляли тех, кто прошёл. Называли участника, делали какие-то замечания и переходили к следующему. Я была в шоке, когда парней не назвали. Нет, я ведь ни на секунду не сомневалась, что они пройдут! А тут такое!        Но в самом конце их имена всё же назвали. Я радостно вскочила с места, и все на нас обернулись, кое-кто даже рассмеялся. Женщина, зачитывающая список, посмотрела на меня строго, а потом продолжила говорить. Она делала замечание. И знаете какое? Ей, видите ли, не понравилось то, как выглядели парни! Я слушала её, пожирала взглядом и сжимала руками спинку сидения, которое было передо мной.  — Только не истери, — добродушно шепнул мне Дима. — Я и не собиралась, — соврала ему я.        Но мне стало ужасно обидно! Обидно не из-за слов той полненькой женщины на сцене, а из-за слов Димы. «Не истери». Почему я не должна истерить, если я хочу этого? Все твердят, что мы должны показывать свои эмоции, но видеть их не хотят. Это так неправильно.  — Мы прошли! Ты рада? — улыбнулся мне Дима, и подступившая ко мне обида сразу же растаяла в воздухе.        Дальше в их с Максом репетициях я не участвовала. Песня мне надоела, стилист из меня вышел никакой, поэтому я совсем отстранилась от этого дела. Я только в очередной раз отметила для себя то, что в моей жизни нет такого занятие, которое могло бы кого-то удивить. Нет таланта.        Ещё через одну неделю был концерт. Теперь я была в качестве зрителя и сидела в зале. Я сидела вместе с Алексом.        Как только началось выступление, я поняла, что если я и хочу с кем-то ходить на концерты, выставки и выступления, то это точно Алекс. Всё, что происходило на сцене, он комментировал так колко и язвительно, что я едва сдерживала смех. Иногда правда я начинала хихикать тихонько, но, думаю, никто этого не замечал. Правда, один раз на нас шыкнули откуда-то сзади, на что Алекс бесцеремонно поднял руку с выдвинутым вперёд средним пальцем.        Было весело. А потом начался антракт.  — Мне ещё никогда не было так весело на концертах! — сказала я с восторгом.        Уголки губ Алекса остро поднялись вверх:  — Ты не поверишь, но мне тоже.  — Выступление Димы и Макса ты тоже будешь комментировать? — спросила я его неожиданно.  — Посмотрим. Это зависит от того, насколько плохо они выступят.  — О! Они выступят хорошо, Алекс! — сказала я серьёзно. — Они очень талантливые! Ты удивишься! Ты слышал, как поёт Макс?  — Да, голос у него что надо.  — Вот! Они очень талантливые! Дима так увлечённо играет! И Макс тоже. Я ведь следила за их репетициями какое-то время. Они многого могли бы добиться, если бы занялись музыкой всерьёз. Они очень талантливые. Я даже не подозревала об этом, когда заполняла бланк.  — Ты его заполняла?  — Да! Я даже сразу вписала и своё имя тоже. Это позже я поняла, что ничего из меня не выйдет. Я такая бестолковая.        Мой голос стал грустным. Я водила рукой по бархатной спинке сиденья, которое было передо мной. Бархат темнел, но стоило мне провести рукой в другую сторону, он снова становился светлым.  — Тебя это волнует, — заметил Алекс.  — Слишком. Я много об этом думаю, — заговорила я с тоской в голосе, которую никак не получалось скрыть. — Я не знаю, в чём бы я могла себя хорошо проявить. Я везде посредственная. А иногда я даже не посредственная, а определённо не способная. Это меня волнует. Очень.  — Ну, нет! Есть много сфер, в которых ты хороша! — заговорил Алекс пылко.  — Например? — я становилась мрачной, как чёрная грозовая туча.  — Ты красивая, — улыбнулся он.        Я только нахмурилась. Хуже всего, когда в первую очередь о человеке говорят, что он красивый. Это словно сразу же указывает на то, что других достойных качеств у него нет.  — Ты добрая, — быстро добавил он, словно понял, что означало, хмурое движение моих бровей. — Ты ведь чувствуешь всё так тонко! Тебя так волнует несправедливость! Ты готова бороться за счастье всего человечества!        Мне понравилось то, что он сказал, но я ответила ему хмуро и даже с некоторым презрением:  — Бороться? Это никакой не талант и не способность! Чёрт возьми, оглянись! Мне даже не с кем бороться! Здесь всё так спокойно!  — А лучше ли было бы, если концерт сорвал бы какой-нибудь злодей в маске?  — Лучше! Лучше потому, что мне тогда было бы кого останавливать!        Алекс ухмыльнулся своей жестокой улыбкой, резко встал и вышел в проход. Он куда-то уходил, а я смотрела на его широкую спину и пыталась понять, чего это он. Но долго я на месте не сидела, я решила, что лучше будет, если я его догоню. Не стоит оставлять его одного.        Прозвенел звонок, оповещающий о том, что антракт закончился. Именно во время этого звонка, я и схватила Алекса за руку.  — Ты куда? — спросила я у него даже с некоторой злостью.  — Срывать концерт, как ты и хочешь.  — Да?  — Да, — он уверенно шагал вперёд.  — Я сомневаюсь, что ты это сделаешь.  — Я нет, — жестокая и решительная улыбка не сползала с его губ.  — И что ты собираешься предпринять?  — Следуй за мной и увидишь всё сама.        Мы зашли в какое-то просторное и пустое помещение. Наверное, оно располагается где-то за сценой. Но в списке того, что у меня плохо получается, кроме всего прочего есть ещё пунктик об ориентации в пространстве. Поэтому на самом деле я не имела не малейшего понятия о том, где это я нахожусь. — Парни выступают, — сюда доносились звуки со сцены.        И, странно, мне на секунду стало чудовищно грустно. Я вспомнила, как эта песня играла на Дне Города, и я танцевала под неё, вспомнила, как Дима выиграл мишку, с которым я теперь сплю каждую ночь, а Макс получил от меня в подарок самый лучший в мире воздушный шарик. Музыка удивительна. Одна лишь песня может сделать так, что из-за тоски и воспоминаний ты готов будешь лезть на стену.  — Да. Самое время сорвать представление, — сказал Алекс и заставил меня очнуться.       Он посмотрел на кнопку пожарной безопасности на стене.  — О, нет! Ты этого не сделаешь!  — Почему же?        Он всё ещё улыбался жестокой улыбкой, которая вдруг начала сводить меня с ума.  — Ты же не злодей.  — Все мы злодеи.  — Разве?  — Да. Особенно те, кто кажутся благородными, — он посмотрел на меня в упор.        Ну, скажите мне, что я могла сделать?!  — Сорвём выступление вместе? — я уже предвкушала веселье.  — Да! Я ждал, когда ты уже сама предложишь!  — Ждал?  — Конечно. Ты не могла бы отказать себе в чём-то подобном!        Мы молча переглянулись. В комнате приглушённо раздавались звуки последнего куплета песни парней. Алекс открыл стеклянный предохранитель вокруг кнопки, потом приложил палец, но не нажал.  — О, неужели эта часть выпала мне?  — Конечно, тебе.        Я со всей силы нажала на большой палец Алекса, а его палец нажал на кнопку, и всё вдруг в здании оглушительно зазвенело.  — А теперь нужно незаметно свалить! — он схватил меня за руку, и мы куда-то побежали.        Чёрт возьми, мне было так весело! Скука, которая овладевала мной несколько последних дней, исчезла. Теперь всё вокруг казалось весёлым и интересным. Наверное, у меня в крови даже появился адреналин.        На улице мы слились с толпой и, как и все, стояли напротив здания. Но ничего не горело. Ничего не происходило. На наших с Алексом лицах появились маски удивления и любопытства. Именно такие лица были у каждого, кто стояли в толпе. Я вдруг увидела парней, и потянула за руку Алекса.        Мы отошли в сторону и стояли вчетвером. Дима и Макс ничего не понимали, мы с Алексом им подыгрывали. Потом, когда прошло немного времени, объявили, что никакой опасности нет. Но выступление было отменено.  — Так нечестно! — начал возмущённо и обижено говорить Дима. — Мы бы выиграли! Ты видела, как нам аплодировали?! Да мы в десять раз лучше всех остальных выступили! А тут всё сорвалось!  — Чего ты завёлся? — ухмыльнулся краешком рта Алекс.  — Мы бы могли выиграть! Приз был бы у нас! Нам бы понадобилась это сумма! Почему, по-твоему, я не отказался от этой идеи сразу? Почему, как ты думаешь, мы с Максом согласились на это?  — Потому что вы не могли мне отказать, кончено, — улыбнулся уверено я.  — Потому что для революции нужны деньги. Причём много, а ты этого не понимаешь, — сказал Макс сухо.  — Да! А мы даже не закончили своё выступление! Это точно чья-то шутка! Поймать бы этого шутника!        Алекс почуял опасность и сказал с добродушной и невинной улыбкой:  — Прости и забудь.  — Но приз! Он был у нас в руках!  — Когда эта ваша революция потребует вклада, я буду рядом, — сказал он и этим заставил Диму замолчать.        Дима всю дорогу домой строил предположения о возможном ходе событий и возможной личности злодея. Из него бы вышел Шерлок так себе, я вам признаюсь. Зато Макс всю дорогу молчал и только лёгкая улыбка человека, который всё знает, повисла на его лице.        А мы с Алексом обменивались, время от времени, загадочными взглядами, которые ужасно раздражали Диму.        Кончилось всё тем, что Алекс и Дима стали горячо о чём-то спорить. Я шла за ними с молчащим всё это время Максом.  — Ваших рук дело, да? — спросил он тихо.  — Да, — честно призналась я, потому, что уже давно поняла, что от него ничего не утаить.  — И зачем?  — Не знаю. Алекс предложил, а я согласилась.  — Ты на все его плохие предложения собираешься соглашаться? — колко спросил Макс.  — Отстань. Это просто было весело. Весело и всё тут.  — А Дима расстроился. Ему, оказывается, нравится выступать на сцене.        Я прекрасно это знала.  — И что с того, что он расстроился? Ведь мне было весело. Я, может быть, впервые почувствовала, что могу быть хороша в чём-то, — стала оправдываться я.  — В чём?        Изумрудные глаза уставились на меня с любопытством и, как ни странно, с какой-то насмешкой.  — В чём я хороша? В создании отличных воспоминаний! — улыбнулась я широко. — Думаю, в этом мой талант. В этом моё призвание.