Записки новичка.

Пролог. Шеф и Мэдлен только что отобедали вместе, но не спешили расходиться по своим делам и кабинетам. Шеф довольно щурясь закурил свою любимую сигариллу, а Мэдлен отложив салфетку откинулась на спинку стула, и с мягкой полуулыбкой поглядывала на шефа. Но даже в казалось бы такой расслабляющей обстановке речь у них пошла о деле. Сделав пару затяжек шеф поинтересовался: - Что там по Уганде? - Всё пройдет по плану. - А как продвигается проект "Фантом"? - Операция прошла успешно. Мои выкладки полностью подтвердились. - Я и не сомневался. Мэдлен в ответ на комплимент едва заметно, благодарно кивнула. - И что ты думаешь делать с объектом? - шеф не торопясь стряхнул пепел, и вновь затянулся. - Оставлю в группе. Иммунитет теперь снят. Впрочем за этот год он так и не понадобился. Объект справился сам, он вполне нам подходит. Были незначительные проблемы с дисциплиной, но я легко с ними справилась. Шеф чуть помолчав спросил: - А если объект погибнет? - Это уже не важно. На данный момент у нас набралась вполне достаточная статистика. Нестабильность в некоторой части наблюдалась только в первые сутки, затем всё стабилизировалось. За год не было ни одного срыва. Даже если динамика и резко изменится - год, вполне достаточный срок, чтобы рекомендовать проект к использованию. - Да, это может решить многие наши проблемы, - шеф с сожалением посмотрел на остатки сигариллы, затушил их в пепельнице, и вежливо улыбнувшись напоследок, вышел. Мэдлен же согласно кивнув, осталась сидеть. Эпизод 8. Первый раз. В лазарете я провела всего неделю, а затем меня выпихнули в объятия родной "учебки". Колин и правда оказался отличным стрелком. Пуля всего лишь прошла вскользь по ребру, что впрочем не помешало ей его сломать. Даже странно, чего я от такой пустяковины в обморок-то грохнулась? С непривычки видать. - Привыка-ай Мари, привыкай - злорадно подумала я. С такой жизнью это хоть и первый, но точно не последний раз тебе прилетело. Наверстывать отставание уже становится традицией. Интересно, это только у меня вечно какие-то приключения? Помнится я еще называла жизнь в Отделе скучной. Ну-ну. Но пока я находилась в медблоке, у меня было время подумать. Злость на Отдел, а вернее по большей части на Мэдлен - ведь именно она стала для меня его олицетворением и воплощением, прошла, и сменилась вначале на ужас от осознания, что я была возможно в шаге от того, чтобы погубить тех, кто мне еще дорог в этой жизни, а затем на понимание что эмоции - это непозволительная роскошь для меня. От новоприобретенных привязанностей я уже отказалась (во всяком случае до лучших времен), что теперь на очереди - эмоции? Помимо шрама в боку, прибавились шрамы и в душе. И это страшнее. Я начинаю думать, что слепое следование правилам - это действительно единственный способ выжить здесь, и никому при этом не навредить, а не просто попытки Отдела тотально нас контролировать (надо сказать успешные) и пресекать на корню всякое неповиновение. Как там они говорят? - "Правила написаны не зря." Возможно, это так и есть на самом деле. Из одного разговора между новичками подслушанного мной, я узнала что Отдел на начальном этапе пытается впечатать кого-то нам в мозг, как идеал и пример для подражания. Может это конечно и ерунда, но... кто знает? Почти всегда таким идеалом становится наставник. Но не в моем случае. У меня он конечно тоже имеется, но настолько безликий...... что до этого даже как-то и в голову не приходило его упоминать. Он из тех, в ком Отдел похоже убил всякую индивидуальность. Курт. Его зовут Курт. И сам он весь такой же как его имя - сухой и острый. Того и гляди наколешься. Немец. Квадратиш, практиш, гут. Хотя насчет "квадратиш", я погорячилась. Он ни разу не качок, а скорее крепкий и жилистый. Что впрочем мне мало помогает. О-оочень редко получается у меня его достать, а вот он меня метелит на совместных тренировках только так. За целый год я не видела в нем никакого движения души. Сухая, холодная, точная и рациональная машина. Ни одного разговора по душам, ни слова поддержки, ну хоть какого-то. Да ладно, о чем это я, какие слова поддержки в Отделе? Но хотя бы взгляд. Нет. Только строгое и неукоснительное - бездушное, без малейшего намека на чувства, следование правилам Отдела. В самом начале я злилась на него и ненавидела, но очень скоро поняла, что это глупо. Ведь не ненавидим мы скальпель хирурга за то, что он делает нам больно. Не могу сказать, что мы не сработались. Он воспринимает меня как материал для обработки, а я его как инструмент Отдела. И мы оба это знаем. Ничего личного. И как это ни парадоксально, в Мэд я чувствую больше понимания, чем в нем, пусть она и использует его в первую очередь в своих целях. Но оно хотя бы есть. И если уж кто и стал для меня идеалом в Отделе - так это она. Не знаю, правда ли те разговоры, или это вышло случайно, но если это правда, то я запечатлилась на Мэдлен. Ни много ни мало. И теперь мне стала понятна моя влюбленность в нее в самом начале. Да и теперь, что-то нас с ней связывает, нечто эфемерное, но прочное. Может это из-за того, что она была первой, кого я увидела очнувшись в Отделе? Прямо импринтинг какой-то. Чушь конечно все это, но в то же время что-то в этом есть. Все постепенно вернулось в свою колею. И даже выезды в поле (не такие уж и частые по правде говоря, раза три-четыре за месяц) становятся привычными. Мне пока везет, все мои поездки проходили в группе прикрытия, выражались в нудном сидении в засаде разной степени комфортности, начиная от промороженных кустов где-то на задворках цивилизации, и заканчивая постом на крыше многоэтажки в обнимку со снайперкой, и ничем особенным не выделялись. Мне даже стрелять ни разу не пришлось. Я конечно понимаю, что такая везуха лишь до поры до времени, и рано или поздно передо мной встанет таки вопрос - ты или тебя. Но больше у меня нет желания накручивать себя заранее, вот случится, тогда и подумаю. Если успею. Хотя нет, я не права. Кое-что все-таки случилось, выбивающееся из общего монотонного ряда. И произошло это в аккурат после того сидения на крыше. Операция в тот раз прошла гладко, помогать основной группе не пришлось, и я уже шла по двору многоэтажки к фургону стоящему на противоположной стороне улицы, когда заметила странного мужчину. Вернее с ним-то все было как раз в порядке, ничем не примечательный, средних лет мужичок, шедший навстречу мне, метрах в двадцати, и меня даже не заметивший. Странной была моя реакция на него. Я точно знала, что вижу его впервые в жизни, но в то же время было жуткое чувство узнавания. И это было не так, как бывает когда увидишь в толпе человека и думаешь, что он похож на кого-то знакомого, нет, он именно им и был, знакомым, и в то же время не мог быть. Я знала, что не знаю его, но чувствовала, что знаю. Вот как-то так. И настолько этот диссонанс меня зацепил, что всю дорогу до Отдела я пыталась понять что это было или вспомнить его. Но ничего кроме жуткой головной боли я не добилась. Хорошо хоть в день выезда, от занятий нас освобождают, и я смогла отлежаться и заспать этот странный случай. На следующий день я вновь попыталась было проанализировать случившееся, но кончилось все тем же - головной болью. В итоге я решила пока забить на это, списав на медленно едущую крышу, но... не забыть. Еще из того о чём пожалуй стоит рассказать - я сблизилась с Вальтером. Ну вообще-то это громко сказано. Просто в редкие мои выезды в поле я успеваю перемолвиться с ним парой словечек. И если бы вы знали, как оттаивает от этого моё сердце. Вальтер зовёт меня деткой. Ко мне уже больше года никто так не обращался, и это не просто ценно, это ДРАГОЦЕННО для меня. Как у него получается оставаться Человеком здесь? Он - настоящий, в отличие от подавляющего большинства роботов вокруг. Не думаю, что у нас с ним какие-то особенно теплые отношения, он ко всем так относится, но мне-то какая разница? Он как солнышко, к которому все тянутся погреться. Где-то впереди, но еще не скоро маячит очередная проблема - экзамен, проверка на годность, назови как хочешь. Нам естественно официально на эту тему ничего не сообщали, но из "студенческого фольклора" стало известно что чаша сия никого не минует. И сдал ты или нет, определят очень легко. Выжил - значит сдал, двинул кони - значит нет. Бывает. Я в очередной раз убеждаюсь, что жизнь состоит из белых и черных полос, и слишком много белого предвещает глубокую черную яму. Прямо как это случилось со мной. Но когда я собиралась в очередное "поле", как говорится - ничто не предвещало. Я уже привыкла считать, что наши выезды "полу учебные", и на что-то серьезное нас не посылают, ведь успех операции зависит от каждого члена группы, а какая помощь, случись что непредвиденное, от таких "полуфабрикатов" как мы? Как же я ошибалась. В тот раз мы в составе небольшой группы, должны были перехватить двух членов "Темного неба" - молодой, но многообещающей группировки, с целью узнать место дислокации их основной базы. Брать их планировалось на перевалочном пункте, где по данным разведки они должны были в тот момент находиться. Приехав на место, пару часов мы просто наблюдали оставаясь в фургоне. Никакого движения, всё как будто вымерло. И наконец, когда это бесцельное сидение уже надоело до чертиков, была дана команда проверить здание. Двое агентов скрылись внутри, а мне досталось на всякий случай караулить черный ход, хотя и ежу понятно, что в доме никого. Но стоило мне только отвернуться от двери, чтобы обозреть окрестности, как я услышала шаги за спиной, а вот отреагировать уже не успела. На мой затылок обрушился удар, мир вспыхнул и погас. Очнулась я в полнейшей темноте и тесноте, с туго связанными за спиной руками. И судя по тряске и запаху бензина меня куда-то везут в багажнике машины, причем отнюдь не по хорошей дороге. Не знаю сколько я была в отключке, но с того момента как я пришла в себя и до того как машина наконец остановилась, прошло не меньше трех часов. Мне же они вообще показались вечностью. Наконец багажник открылся. Меня выволокли наружу и потащили к заброшенному дому, стоящему метрах в десяти. Я успела заметить только пустырь вокруг, заросший высокой сухой травой, лес невдалеке и покосившийся забор. Внутри дома было как ни странно относительно чисто и тепло, хотя возможно мне так показалось после настывшего багажника. И наконец-то я смогла рассмотреть своих похитителей. Друг к другу они вообще никак не обращаются, поэтому для себя я называю их Первый и Второй. Первый, похоже больше рабочая сила - подай, принеси, присмотри. Не скажу что лишенный интеллекта, нет. Цепкий взгляд, мягкие, плавные движения бойца. Опасный, но уж точно не мозговой центр. Второй - явно рангом повыше. Умное, но неприятное лицо. Холодные, жестокие глаза, хотя возможно я предвзята. И тоже далеко не хлюпик. Первый, который тащил меня, выдвинул ногой кресло стоящее в углу и швырнул меня в него. Второй в это время шел сзади неся чемоданчик и держа меня на прицеле. Вот уж зря. У меня после удара по затылку до сих пор все плывет перед глазами, и тело затекло от лежания в багажнике, на сколько-нибудь серьезное сопротивление я сейчас не способна. Затем, мне наконец-то развязали ничего не чувствующие руки, и пристегнули их наручниками к подлокотникам кресла. Небольшая перемена, но всё полегче. Второй, поставив чемоданчик на стол, ушел в другую комнату, и скоро оттуда донесся звук разговора, видимо он говорил по телефону. Первый в это время принялся разжигать огонь в камине, впрочем не спуская с меня глаз. Та-ак, похоже они здесь надолго решили обосноваться. И чем это грозит мне? Ничем хорошим скорее всего. Из обрывков разговора еле слышных из соседней комнаты, я уловила только пару фраз, по которым однако, мне стала ясна программа развлечений на ближайшее время. Второй явно спрашивал, вернуться ли им на основную базу, или что-то вроде этого, но похоже получил отрицательный ответ. Затем я расслышала его вопрос о пленнике, ответа мне естественно не сообщили, но догадаться нетрудно что меня ждет. Второй наконец вернулся, и положив пистолет на стол рядом с собой, открыл кейс и стал готовить раствор для инъекций. Это по мою душу, и к гадалке не ходи. Тщательно сдерживаемый до той поры страх вновь ворохнулся в душе. Самое паршивое, я не знаю какие у них возможности, на что они способны, а на что нет. Впрочем, скоро узнаю. Второй тем временем отложив приготовленный шприц в сторону, взял нож и подошел ко мне. Браво Мари, похвалила я сама себя. Конечно я отчаянно трушу, но держу это в себе, ничем не выказывая своего страха, наоборот, смотрю прямо и вызывающе Второму в глаза. Он усмехнувшись, взрезает ножом рукав моей куртки до самого плеча, а затем и водолазку тоже, оголив руку, и накладывает жгут выше локтя. Первый встает от камина и подойдя сзади, берет мою шею в захват и прижимает голову к креслу, готовый если что, чуть придушить. И это зря. Я и не думаю сопротивляться. Какой смысл? Все равно скрутят, только вену порвешь дергаясь. А меня и так судя по всему ожидает впереди много боли. Так зачем добавлять её самой себе? Второй начинает очень медленно что-то вводить мне в вену. Продолжается это довольно долго, но уже секунд через сорок я понимаю что это такое по реакции организма. Пентотал натрия. Как говорила Мэдлен, главный спец по допросам, им еще пользуются в странах третьего мира, например в Индии и Пакистане. А в США его применяют в больших дозах для смертельных инъекций. Серьезные люди его не используют, только всякая шушера, верящая в его действие как "сыворотки правды". На самом же деле это всего лишь анестезия, правда обладающая некоторыми побочными эффектами, которые и привлекли к ней внимание. Например снятие некоторых внутренних запретов, и вытаскивание наружу тщательно спрятанных мыслей. Но говорить о них вовсе не обязательно. И нас этому учили. Самое время проверить теорию на практике. Через минуту мне делается совсем хорошо. Уходит боль из разбитой головы, перестают ныть затекшие руки и ноги, и на меня накатывает эйфория. Какой добрый нынче террорист пошёл. И глупый. Постепенно меня начинает затягивать в сон, и из сознания начинают всплывать странные образы. В основном, мне мерещатся люди, которых я не знаю, никогда не видела, но они почему-то мне родные и близкие до боли. Отдел и воспоминания последнего года тоже присутствуют, но в меньшем количестве. А вот моей предыдущей жизни до Отдела нет вовсе. Вот и хорошо. Меня встряхивает рука, и я выплываю из омута образов в реальность, впрочем она тоже какая-то призрачная, мне трудно различить где правда, а где сон. Голос спрашивает -"откуда я"? Кажется, он хочет общаться? Ну что ж, поговорим, мне не жалко. И я начинаю описывать те места которые чаще всего всплывают в памяти, я знаю, что они для меня важны, но не имеют отношения к Отделу. Даже в таком состоянии я твердо помню, что Отдел - табу. И я могу решать о чём говорить, а о чём нет. Минут через десять свет начинает тускнеть, и предметы уменьшаются, как бы "отъезжают" все дальше и дальше. Меня вновь трясут и вновь задают вопросы. Я опять говорю о чем угодно, только не об Отделе. Меня обрывает на полуслове жестокий удар по лицу. Наверное жестокий. Наивный Второй. Я издевательски улыбаюсь. Он даже не удосужился узнать, что бить меня в таком состоянии бесполезно. Боли я не чувствую. Моя улыбка еще больше разъяряет его, и он с размаху бьет еще раз. Ну вот, губу разбил, теперь распухнет, и чувствую, что кровь течет. Но мне по большему счету всё равно. Мне хорошо. Первый что-то говорит ему, и он оставляет меня в покое, а я облегченно проваливаюсь в сон, который впрочем длится недолго, через полчаса действие препарата проходит, и я сама вываливаюсь из забытья от постепенно нарастающей боли. Болит моя многострадальная голова, меня тошнит, может и так сотрясение было, так еще этот придурок добавил, и жутко болит разбитая и опухшая-таки губа. Но самое главное передо мной во всем своем "великолепии" предстает незавидная реальность. То, что было потом, я не люблю вспоминать, но не забуду до конца своей жизни. На что я надеялась, и почему не сдалась и не прекратила всё это сразу? Мной двигали два чувства. Ненависть и надежда. В Отделе меня несчетное количество раз били на тренировках, в меня стреляли свои же, меня ломали психологически, но... это всё не то. Всегда оставалась какая-то грань, через которую Отдел при всей его жестокости и безжалостности не переступал. Здесь же были в чистом виде - враги. Никого еще в своей жизни я так не ненавидела. Ненависть вообще наверное самое сильное чувство (кроме пожалуй любви) способное сподвигнуть нас на серьезные поступки. Хорошие или плохие - неважно. Ну и надежда. По большему счету кроме нее у меня ничего не осталось. Ненависть местами сменялась на отчаяние и просто отупение от боли, но надежда оставалась всегда. На то, что меня найдут, и пусть не прямо сейчас, но через час, два, три, всё закончится. И если я сдамся, всё будет напрасно. Меня убьют если не эти двое, то свои же. На этот счёт я иллюзий не питала. Иногда подкрадывалась подлая мыслишка о том, что с чего ты взяла, что тебя вообще будут искать и спасать? Просто спишут в расход, невелика потеря, недоучившийся рекрут. Но я гнала ее прочь, ведь если это так, то... Нет, не думать, не думать об этом. И я терпела и ждала. В эту ночь мне пригодились все уроки преподанные нам в Отделе. И умение абстрагироваться от своего тела, и притворяться потерявшей сознание, чтобы получить хотя бы небольшую передышку, и многое другое. Я не отвечала даже на вполне безобидные вопросы, типа как меня зовут. Ведь если верить Мэдлен, стоит только начать говорить, и ты уже не сможешь остановиться. И я молчала. Крики не в счёт. Убивать меня пока они не получат информацию, им явно не с руки, и я тянула время и ждала, ждала, ждала. И наконец под утро, когда уже и надежда стала меня покидать, у меня появился шанс. Первый поговорив о чём-то со Вторым, вышел из дома и... не вернулся. Второй сначала спокойно ждал, потом занервничал. Поглядывал в окно, пару раз приотворил дверь и выглянул, но выйти не решился. Боится оставить меня одну? Я же с того момента как они начали разговор и оставили меня в покое , притворяюсь впавшей в забытьё, а сама тем временем наблюдаю за происходящим из-под опущенных ресниц. Наконец он внимательно посмотрев на меня, решается и выскальзывает за дверь. Пару секунд я прислушиваюсь к удаляющимся шагам и ничего не предпринимаю, а затем собрав все оставшиеся силы, наваливаюсь боком на левый подлокотник кресла, помогая себе рукой, и он не выдерживает, раздается треск, и моя рука свободна! Правда на ней болтается наручник, но это уже мелочи. С правым я расправляюсь еще быстрее. Вскочив, оглядываю комнату на предмет чего-то хотя бы отдаленно подходящего на роль оружия. Обломки подлокотника не в счёт, слишком лёгкие. Ага, вот оно, самое то - железный прут, которым Первый мешал дрова в камине. Я уже слышу как Второй явно привлеченный треском ломающегося кресла бежит назад, и едва успеваю занять место сбоку от двери, когда она медленно раскрывается и в проеме появляется рука с пистолетом. Я со всей силы бью по ней прутом, пистолет падает, а я не теряя ни секунды перехватив прут двумя руками обратным движением снизу вверх вгоняю его Второму под челюсть. Глаза у него стекленеют и не издав ни звука он оседает на пол. Подняв пистолет, и отскочив на всякий случай подальше, я стою замерев и целясь в него, но вскоре убеждаюсь, что мой обидчик окончательно и бесповоротно мертв. На меня наваливается жуткая усталость, у меня болит каждая клеточка тела, но я понимаю, что сейчас не время расслабляться, в любой момент может вернуться Первый, и с ним мне вовсе не обязательно так повезет. Я пересиливаю себя и обыскиваю Второго. В кармане куртки нахожу телефон. Выбора особого у меня нет. Я не знаю где нахожусь, и в таком виде явно смогу добраться только до первого полицейского участка или до больницы, а такое внимание и лишние вопросы мне явно ни к чему. К слову сказать у меня даже мысли не появляется, попробовать сбежать. Хватит уже, один раз сбежала. И я набрав спецкод и номер, звоню в Отдел. Но меня останавливает голос за спиной: "Не надо." Я резко оборачиваюсь и вижу стоящего в дверях... Майкла. Никого из Отдела за последний год, я не была так рада видеть как его в тот момент. И как всегда, я в "наилучшем виде". Я киваю на Второго, ставшего первым в жизни, убитым мной человеком, и говорю: "Их было двое." - О нем позаботились, - Майкл подходит, забирает у меня телефон и кивает в сторону двери. - Пошли. Доковыляв до фургона я захожу внутрь и облегченно падаю на сиденье. Наконец-то выпускаю пистолет намертво зажатый в руке, и осматриваюсь по сторонам. Майкл в это время заходит следом и командует:"Поехали." В фургоне кроме нас еще трое из его команды. Один - по-моему Сноу, двоих других я даже не знаю как зовут. Сноу снимает с меня наручники, достает аптечку и что-то вкалывает мне, боль уходит, и я вырубаюсь чуть ли не с умиротворением, потому-что последней моей мыслью было: "Всё-таки не бросили." Меня разбудили только когда мы уже подъезжали к Отделу. Первый раз я возвращаюсь туда с чувством... нет, не возвращения домой, но что-то очень близко к этому. За последние сутки вообще многое случилось для меня в первый раз. И сейчас Мэдлен, Майкл, Вальтер, да все, кого я там знаю, да и сам Отдел тоже, кажутся мне почти родными. СВОИМИ. А всё на что я когда-то обижалась, просто ерунда и детский лепет, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить сегодня. И пожалуй даже, я испытываю нечто вроде гордости от принадлежности к чему-то действительно хорошему. Ведь разве могут быть плохими те, кто избавляет мир от такой мрази как террористы? Раньше всё было как-то не по настоящему, как в компьютерной игре. И враги, они были скорее не враги даже, а мишени в тире. И зачастую свои казались даже бОльшими врагами. Теперь же как пелена спала с глаз. Войдя в Отдел, я с облегчением отдаюсь в руки медиков, и снова здравствуй медблок. В отличие от прошлого моего пребывания здесь, это почти ничем не омрачено. Но всё же некоторые мысли меня тревожат, правда несильно. Например, знают ли в Отделе, что я их не выдала, или это еще надо будет доказать? Скорее всего конечно знают, но всё же... На следующее утро ко мне в палату зашла Мэдлен. Такое чувство что у меня déjà vu . Если честно, при виде её я удивилась. Вот уж чего я точно не ожидала. С какой стати ей меня навещать? Ничего ведь экстраординарного не случилось. Просто агент был захвачен, его вытащили, что такого, не много ли чести? Или всё же я права насчет своих сомнений? Но совесть у меня чиста, обвинить меня можно разве что в том, что позволила захватить себя, но думается и с более матерыми такое случается. Я конечно была удивлена, но вот когда она придвинула стул к моей кровати и села, моё удивление превысило все разумные пределы. Даже появилось желание ущипнуть себя и убедиться, что не сплю. Что называется "почувствуйте разницу" - по сравнению с её прошлым визитом, после того как я пыталась сбежать, и Колин меня подстрелил. Тогда она была холоднее арктической зимы, а сейчас прямо заботливая мамочка. Это что, психологический трюк какой-то? - Как самочувствие? - В меру официально, в меру заботливо спросила Мэдлен. - Спасибо, лучше. Чуть помолчав она добавила: "Поздравляю." - Спасибо, - машинально ответила я, а затем недоуменно-растерянно добавила. - С чем? - Со сдачей экзамена. - К-какого экзамена? - вид у меня наверное преглупейший. - На профпригодность, - может мне показалось что в ее голосе мелькнуло... ехидство?! Казалось, что в глубине души ее смешит вид моей полнейшей растерянности, но снаружи она остается абсолютно бесстрастной. - Но ведь экзамен только в конце второго года обучения? - и тут до меня ДОШЛО. Они что, САМИ меня сдали этим террорюгам? Чтобы посмотреть как я себя поведу?!! Меня захлестывает целая гамма чувств. Разочарование, обида, ожесточение, смятение, но больше всего - презрение. К самой себе. За то что поверила. За то что почти стала считать семьей. Пусть ненадолго, но это было. Тем горше мне сейчас. Как я могла? В тот момент я забыла, что напротив, совсем рядом, сидит Мэдлен, и все мои эмоции для нее как на ладони. Всё равно, пусть. Больше всего мне хотелось сделать хоть что-то, чтобы с её лица слетела наконец эта маска невозмутимости и спокойствия. Пусть даже и ударить. Она что, специально так близко села, чтобы меня спровоцировать? В любом случае, уверена у меня из этого ничего не выйдет, так что не доставим ей такого удовольствия. Я наконец-то усмиряю бурю в душе и поднимаю взгляд на Мэдлен. В глазах напротив я вижу научный-такой интерес, так наверное смотрят студенты на препарированное животное, но в то же время и... сочувствие? Оно есть, мне не показалось. И всё еще хочется уцепиться за эту кроху хорошего отношения, вновь поверить. Но нет! Хватит с меня уже, больше на эту удочку я не поведусь. Сочувствие сочувствием, но оно не отменяет того факта, что именно ей я обязана "приятно" проведенными прошлыми сутками. - Как меня нашли? - я не жду разрешения задавать вопросы, чувствую, что уж такое-то право у меня сейчас есть, и она ответит. - На тебе был жучок с передатчиком. - То есть, всё это время группа была рядом и наблюдала? - Ты хорошо держалась, - Мэдлен твёрдо и без малейшей тени вины смотрит на меня. Они всё слышали. - И сколько бы еще это продолжалось? - я и не пытаюсь скрыть сквозящее в голосе презрение. - Ты должна была продержаться сутки, а в идеале и убить кого-то из них. - Зачем? - Были некоторые основания считать, что с этим у тебя может возникнуть проблема. И мы создали оптимальные условия для преодоления этого барьера. Похоже, мои внутренние терзания по поводу убийства не остались незамеченными. Интересно, есть хоть что-то, о чём они не знают? И надо сказать у них и правда получилось создать "оптимальные условия". Никаких моральных страданий по поводу безвременно ушедшего с моей помощью из жизни Второго, я не испытываю. - И всё же, почему сейчас, разве моё обучение закончено? - Нет конечно. Но ты делаешь успехи, и мы пошли на это в виде исключения. Несмотря на сложную смесь эмоций, испытываемых мной, что-то ворохнулось у меня в душе от слов похвалы Мэдлен. Это тебе не лаконичное "хорошо", но я спешу заглушить это чувство. - Чуть позже, тебе надо будет поработать с нашим психологом, - уже вставая, сообщает Мэдлен. - Хорошо. Как скажете, - как будто у меня есть выбор. Улыбнувшись напоследок, Мэдлен вышла. А я осталась переваривать все услышанное. Вот теперь ощущение déjà vu стало полным. Вновь меня подставили, и вновь об этом лаконично сообщила Мэдлен. Снова меня переполняет злость на нее, и вообще на эту паршивую жизнь. Но с другой стороны, а может я наоборот должна быть ей благодарна? За то, что сразу избавила от иллюзий, и не придется впоследствии еще сильнее разочаровываться. Да и для здоровья полезнее знать истинное положение вещей. Но почему, почему Отдел признает только метод работы основанный на страхе? В тот момент, когда я чувствовала себя частью команды, я готова была горы свернуть ради своих, и причем совершенно добровольно. Но Отделу это не нужно. А жаль. Всем легче было бы работать, зная, что свои не предадут, не подставят, а случись что, вытащат и не бросят.