Гнев Кементари

«Тогда Не-свет Унголиант пополз вверх, к самым корням Дерев; и Мелькор вскочил на холм, и чёрным своим копьём пробил каждое Древо до сердцевины, немного выше корней, и нанес им глубокие раны; и из ран хлынул питающий их сок, точно кровь, и пролился на землю; и Унголиант всосала его. Переходя от Древа к Древу, подносила она свой чёрный клюв к их ранам, пока не выпила всё досуха; и яд смерти, источаемый ею, вошел в ткани Дерев и иссушил их корни, ветви и листы; и Древа умерли.»

Минули несчётные лета с того тёмного года как Мелькор прервал жизнь Тельпериона и Лаурелина, дав Унголианте пожрать их жизнь и испить их росы. Великая печаль с тех самых пор не покидала дум Йаванны, а скорбь о своих созданиях не давала покоя её сердцу. Муж её, Ауле, пытался как мог утешить её, но не в силах был он заглушить эту боль. Бродила она безрадостно по полянам и лесам, взращенным ею когда-то, среди зверей и птиц, не находя себе ни покоя, ни отдохновения. Словно мать, потерявшая любимых ею детей; пусть и все деревья, травы, животные и многие другие живые существа тоже были её детьми, но Тельперион и Лаурелин были самыми прекрасными её творениями во веки веков. Со временем печаль утихала; становилась она тем меньше, чем больше дней проходило с того поистине ужасающего события, оставшегося в памяти Йаванны. И пусть горькая печаль навсегда поселилась в её сердце, но отступала она перед заботами дней нынешних. Проходили столетия, и те события остались живы лишь в балладах да в сердцах тех, кто был им свидетелем. В Средиземье пришли люди; и много великих и славных деяний, равно как и ужасных, мрачных свершений были вытканы на холсте истории. Йаванна же по-прежнему тайно посещала Средиземье, дабы следить за своими детьми. Гуляла она среди лесов и равнин, наблюдая, стараясь не вмешиваться в течение жизни Арды. Ныне же нанесла она свой визит в Дортонион, где бродила среди древних тисов, посаженных ещё на заре времён, питая их своим присутствием, отчего те становились крепче, наливаясь соками и жизнью, готовые простоять ещё не один десяток веков, укрывая тенью леса и заслоняя свет солнца и луны. Так ступала она лёгкой поступью, тайно подсматривая за квенди и атани, переживая за их тяжкую судьбу, безмерно сочувствуя их невзгодам; тайно помогала она как старшим, так и младшим детям Илуватара, навевая совет, придавая сил или оставляя подарки на пути, который держали нуждающиеся. Ближе к ночи, когда прекрасные звёзды Варды уже воссияли на небосклоне, Йаванна решила отдохнуть под листвой одного из могучих древних дубов. Сидя на траве, в тени его пышной ветвистой кроны, она закрыла глаза и слушала биение жизни, кипевшей во всех концах этого края. Животные и птицы приходили почтить её, и все они получали от неё сил и могли они продолжать свою жизнь в этих обширных землях. Когда луна, полная серебряного света, оказалась на самом верху небосвода, Йаванна поднялась с места своего отдыха. Взгляд её пал на юг, к устрашающим пикам Эред Горгорота, видневшимся вдали. Давно слышала она, что среди нолдор ходят рассказы о лихе, которое поселилось там и плодилось ещё испокон веков; чёрные пауки в огромных множествах бродили там, пожиная каждую жизнь, которая имела неосторожность попасть в их мрачные сети. Воды в тех землях были отравлены волею Моргота, наделявшей проклятьем безумия каждого, кто выпьет их. Мрачные мысли поднялись из глубин её памяти, напоминая ей о Враге, который нанёс ей страшную рану, не заживающую и полную горести. Словно бы сама была она там в тот момент, когда жвала страшной Унголиант лишали жизни её любимых детей; каждый раз видела она это как наяву, но как нельзя изменить свершенного, так и она каждый раз в подобных видениях могла лишь наблюдать, снова вспоминая о скорби, что глубоким шрамом лежала на её душе. Направила она свою поступь туда, где острые пики словно вонзались в темно-синие небеса своими каменными когтями; сама не зная, чего она хотела найти в тех местах, но лишь чувствовала она, что хочет попасть туда. Чем ближе подходила Йаванна, тем сильнее ощущала смрад испарений, исходивших казалось от самой земли; пустой и иссушенной была она на склонах Эред Горгорота, испещрённая провалами и трещинами, без надежды на жизнь. Лиходейские твари мелкой породы то тут, то там дрались друг с другом, но в ужасе исчезали они при приближении Вала, разбегаясь в разные стороны, и укрываясь в многочисленных теснинах. Она поднималась всё выше, с каждым шагом приближаясь к вершинам этих мест. Даже здешние пауки боялись её, прячась внутри своих отвратительных логовищ; от страха дрожали их паутины, сотканные чтобы заманивать беспечных. Повеяло холодом, который Йаванна ощущала на пути к вершине. Наконец, оказавшись на небольшом плато, на котором то тут то там словно прорастали склизкие сгустки тьмы, выглядели они плотными и вязкими словно слизь; формой своей они походили на невысокие холмики, временами хлюпая подобно болотной жиже. Чуть дальше она узрела огромный разлом, который, судя по виду, был входом в одну из бесчисленного множества пещер, пронизывавших горы. Но эта – отличалась от остальных, ибо была поистине велика в сравнении с ними, а паутины вокруг были темными и, казалось, поглощали сам свет. Йаванна остановилась на подступе к этой расселине, ибо мрачное, недоброе предчувствие ощутила она. Внезапно из входа в эту пещеру двинулся клубок плотной тьмы; той самой, непроглядной тьмы, сквозь которую не мог видеть в своё время даже Манвэ во всём его величии. Она ощущала огромную злобу этого места, пока поднималась сюда, но теперь, совершенно ясно было, кто являлся источником её. Йаванна решила сменить свой облик на более подходящий, дабы во всеоружии встретить давнего врага; не принимала она этого вида со стародавних времен, когда в первый раз она с остальными Вала шла усмирять Мелькора. Пышная юбка, словно свитая из лоз и широких листьев, теперь была окутана острыми шипами; словно стальные они готовы были исполосовать любого, кто имел бы смелости покуситься на Кементари. Руки и плечи её ощетинились короткими вострыми иглами, а в правой руке вырос бич в девять тонких, прочнейших лоз, поросший загнутыми терновыми шипами, что делало его поистине устрашающим орудием. В левой её руке лежало копье, обвитое тончайшими лозами и венчавшееся могучим шипом, похожим на острый клык, изогнутый и широкий. Волосы её превратились в широкие и длинные листья, с краями острее любого меча они свободно свисали до поясницы. Теперь Йаванна была готова встретить её, чувствуя своего давнего врага по ту сторону завесы. Ибо этого существа ей было не забыть, ни за какой срок, сколь долгим ему ни предстояло быть. Унголиант медленно, с опаской и осторожностью выползла из темноты своего мрачного облака, смотря на Вала своими глазами цвета безлунной ночи. Огромная когда-то паучиха теперь была пусть и велика своими размерами, но не так как в тот мрачный день, когда напитавшись жизнью Дерев, она стала поистине необъятна. Теперь же, изморенная голодом, который не смогла когда-то утолить даже жизненная сила Тельпериона и Лаурелина, она вновь истощилась, ловя каждый лучик света в своих тёмных тенетах в попытках сохранить себе жизнь. Унголиант пристально смотрела на Йаванну, сердце которой ещё более омрачилось при виде паучихи; но теперь, её скорбь медленно возжигала пламя гнева, словно трут, воспаляющий всепожирающий пламень. Унголиант не стала дожидаться, пока Кементари сделает что либо; плюнув в её сторону сгустком тёмной слизи, она мгновенно прыгнула на неё. Кементари ловко увернулась от тьмы и от атаки самой паучихи, вдобавок успев ударить мохнатое тело Унголиант своим бичом, от чего та попятилась в сторону. Чёрная паучиха прорычала от боли, и развернулась, задумав совершить ещё один прыжок. Но резкий удар копьём, метивший прямо в её жвала остановил её от этого намерения, проскользнув рядом от цели, он лишь глубоко порезал её, от чего на землю пролилась её смоляная кровь; паучиха отпрыгнула назад, пытаясь одной из лап стереть свою кровь с челюстей. - Стой! – прошипела Унголиант, пятясь назад и уворачиваясь от резких выпадов копьём – Стой, Вала! Чего ты желаешь от меня?! Почто ты пришла в мой дом и нападаешь на меня? – молвила она, отступая дальше, пятясь в направлении своего тёмного логовища. - Я желаю тебе сгинуть в пучинах безвременья. – сказала Йаванна с нескрываемой ненавистью и презрением в голосе – Ты, та, что пожрала жизнь моих любимых детей. Та, что в жажде утоления голода своей бездонной утробы убила Тельперион и Лаурелин. – Её слова, отзывались в её собственном сердце и лишь прибавляли ей сил и решимости чтобы теснить врага дальше в её логовище. Кементари наступала, тогда как Унголиант под натиском её выпадов пятилась вглубь пещеры, в которой у паучихи было устроено логовище, попутно разрезая копьём все тенета чёрной паучихи, дабы та не смогла, использовать их для ответной атаки, или ускользнуть с их помощью. Терзаемая ударами и страхом перед гневящейся на неё Вала, Унголиант отступала, пока не оказалась в самой глубокой камере своей пещеры, куда загнал её собственный страх, отрезав ей все пути отступления, ибо выхода оттуда не было. Попытки отплёвываться клубами тьмы и под прикрытием их улизнуть из западни – были тщетны; долгий голод, не удовлетворенный даже жизненной силой Древ, истощил её вновь, и тьма её была слаба. - Пощади! – шипела Унголиант, закрываясь своими лапами от ударов бича, отчего те были посечены. - Нет тебе пощады, жадное порождение тьмы. – Йаванна вскинула вверх руку, в которой держала бич и, сплетя мощные чары, наложила их на паучиху, прижавшуюся к стене – Теперь же, кара моя настигнет тебя. И будешь ты пред моим гневом столь беззащитна, какими были Древа мои перед твоей жадностью. В ту же минуту паучиха, под могуществом чар начала менять свой облик. Чёрное, щетинистое тело паучихи, превратилось в беззащитное тело девушки, с кожей серой как камень, но при этом бледной словно снег, а голову её покрывали длинные волосы цвета тёмного дёгтя. Её тонкие руки упирались в скользкую от слизи стену, а ноги подкашивались, ибо никогда ещё не передвигалась она ну двух ногах; её тёмные глаза судорожно бегали, не привыкши видеть таким образом. Так великая некогда Унголиант предстала пред Кементари во всей своей беззащитности, ибо облик такой она придала ей специально; из путешествий своих уяснила она, что младшие дети Илуватара наиболее других подвержены испытаниям жизни, и хуже переносят они и боль, и пытки; и пусть она никогда не смогла бы истязать одного из детей Эру, но глаза её не обманывали, ибо, ни на миг не забывала она, кто закован в этот образ, так похожий на атани. Новый удар бича, сильно слабее предыдущих, настиг Унголиант врасплох, рассекая плоть на левом плече и спине, впиваясь терновыми шипами в кожу, разрывая её с треском, подобных которому нет. Ужасный вопль огласил почти лишенную света пещеру с её скользкими стенами, запертый темнотой в этом урочище. Унголиант пала на колени, ибо никогда прежде она не ведала такой боли, тем более, что теперь находилась она в столь беззащитном теле. Снедаемая яростью она попыталась броситься на Йаванну, но та резко толкнула её плечом, вонзая в неё десятки острых игл своего наплечника, и очередной вопль залил звуком ужасного страдания эту клетку. Пораженная болью, истекающая черной словно смоль кровью она уползала от Вала так далеко как могла, почти слепая в этой темноте видящая лишь лёгкое свечение мелких цветков на теле Йаванны. В попытках заполучить хоть немного сил, она задумала хоть немного утолить свой голод. Она поднесла ко рту свою правую руку и с жадностью откусила кусок плоти от своего нового обличья. Кровь ручьём хлестнула в лицо Унголиант, и та завыла в который раз, понимая, что не может в этом облике ни на толику утолить пожирающий её изнутри голод. - Теперь ты понимаешь, как беззащитны были они перед твоими алчными жвалами! – С этими словами Йаванна с силой хлестнула плетью по скорченному телу Унголиант, рассекая плоть, надрезая острыми шипами мышцы. Резко дёрнув на себя обвивший её ноги и руку бич, она вырвала несколько кусков мяса из беззащитной личины. – Теперь ты чувствуешь, как было больно моим детям, когда ты пожирала их жизнь! – Кементари нещадно хлестала её, с каждым ударом вспоминая о том, во что превратились Тельперион и Лаурелин после деяний паучихи. Жалости для этого существа у неё не осталось ни на малейшую из мер; продолжалось это покуда пол в пещере, не превратился в черную грязь, из крови и слизи, в которой плавали куски её омерзительной плоти. Йаванна стояла над телом, в которое была закована Унголиант и которое теперь возвращало паучихе все страдания, которые та причинила Кементари. Её гнев медленно сходил на нет, чем больше она выплеснула своей ненависти к ней. Она наклонилась, и за мокрые от крови смоляные волосы подняла её над собой, вытянув руку чуть вперёд. Бессильное тело висело перед ней как пергамент, на котором узорами порезов и иссечений была выписана баллада ненависти Йаванны к Унголиант. Резким движением она ударила её спиной о стену, и медленно пальцы её второй руки прикоснулись к израненному животу Унголиант; сила Кементари прорастала в её тело могучей лозой, которая обвивала все органы и ткани, которые давали этому телу силу существовать. Унголиант завопила а глаза её заметались, исторгая слёзы боли, в то время как могучая лоза обвивалась вокруг костей её туловища, сжимая и переламывая их в десятках мест, отрывала мышцы и сдирала кожу. Закрыв глаза Йаванна прокляла её – Пусть теперь, твоему омерзительному духу никогда не найти ни покоя ни пристанища, за дела тобой свершенные, ибо нет им прощения ни сейчас, ни даже в конце времён. – И с этими словами, она отпустила ещё корчащуюся Унголиант, и та упала наземь всё ещё раздираемая растением изнутри. Развернувшись Кементари пошла прочь, оставив Унголиант запертой в этом умирающем теле. Йаванна сидела под сенью раскидистого дуба на холме, закрыв глаза, думая о чём-то своём, размеренно вдыхая воздух равнин, и чувствуя, как восходит солнце и начинается новый день. Биение жизни, словно биение сердца Эа заполонило её без остатка, унося вдаль тяжкие думы и принося радость новому дню.