Звонок.

Maria Elena Kyriakou - One Last Breath

Старенький, простенький телефон, лежавший на прикроватном столике Милковича, издал писклявую трель. Стрелки на часах замерли на отметке 2. - Какого хуя? - пробормотал Микки, беря в руки мобильный. На разбитом экранчике светились три буквы: Йен. Его сердце забилось под горлом. Он не слышал голоса рыжеволосого уже три месяца. Он слышал, что тот не выходил из дома, а несколько дней назад от дома Галлагеров отъехала "Скорая". Кажется, попытка самоубийства. И вот теперь его гребанное имя настойчиво светится на дисплее его, Микки, телефона. Задержав дыхание, он нажимает на зеленую клавишу. - Алло? - получается хрипло, тихо и болезненно. - Мик? Это Йен, - слабо, так же тихо выдыхает Галлагер из себя эти три слова. - Привет. Милкович может поклясться, что на губах рыжего идиота сейчас та знаменитая кривоватая усмешка. Микки не ответил на приветствие, слушая дыхание парня, словно зачарованный. - Я не могу уснуть, - продолжал Йен. - Поговори со мной, пожалуйста. Микки не ответил и на этот раз - слишком уж странно и непривычно было слышать его голос, знать, что он нуждается в нем. - Мик? - испуганно спросил Йен на том конце провода. - Ты где? - выпалил Милкович. - В больнице, - ответил Галлагер. Микки знает, что рыжий скривился - это для него просто свойственно. - Попытка суицида? - не пытаясь смягчить, спрашивает он. - Ага, - рыжий просто и как-то беззаботно проговорил это "ага", словно ничего страшного в этом нет, и это разозлило брюнета, но не успел он и слова сказать, как в трубке послышалось тихое: - Мик? - Я слушаю, - глубоко вздохнув, отозвался он. - Я не думаю возвращаться. - В смысле? - Я не думаю возвращаться. Что-то щелкнуло в голове Милковича, и, как он анализировал после, уже тогда, где-то на подсознательном уровне, ему было известно, чем закончится этот разговор. - Почему? - прошептал Микки, вкладывая всю ту боль, что скапливалась те месяцы расставания. Но Галлагер не ответил ничего, а лишь сказал: - Расскажи мне что-нибудь. Не молчи. Я буду засыпать. Сглотнув ком в горле, Мик откашлялся. - Хм, конечно. О'кей... Честно признаюсь, я не знаю, о чем тебе говорить. Ты слышишь, веснушчатый придурок? Смешок в трубке служил подтверждением того, что сказанное Милковичем было услышано. - Но знаешь, я внезапно вспомнил, как ты приперся ко мне с какой-то железякой в руках за пистолетом. Ты был такой серьезный, если честно. Сосредоточенный. Неуверенный. Но когда я пытался тебя завалить, ты сопротивлялся. Сильный, зараза. А потом так случилось... И понеслось. В трубке молчали, но Микки понимал, что его внимательно слушают. - Я прекрасно помню тот день, когда мне прострелил ногу тот еблан, Кэш. Он меня жутко раздражал, наверно, поэтому я так часто грабил именно этот магазин. Но тогда я сильно удивился. Но еще больше, когда увидел твою веснушчатую физиономию, склонившуюся надо мной, - он рассмеялся, но хрипло, невесело. - А еще я готов был оторвать тебе руку, когда ты приложил ее к стеклу. Чертов романтик... Кто ж знал, что я стану таким... И, знаешь, я очень удивился, когда вышел с колонии - ты изменился. Военная подготовка сделала тебя другим. Но только внешне. Ты остался таким же гребанным романтиком, которому важны поцелуи, обнимашки... Фу, гадость... Микки покачал головой и взял сигарету. Затянувшись, он выдохнул дым в потолок и продолжил. - Меня очень сильно задели твои слова о том старпере - богатеньком Буратино. Видите ли, "Он не боится целовать". Именно тогда я понял, что могу тебя потерять. И именно тогда я словно перешагнул какую-то грань в себе, поняв, что я не имею права потерять тебя. Иначе просто не прощу. Вот и поцеловал тогда, да... - Но я же неудачник! - хмыкнул мужчина. - Я, правда... Я не знал, что Терри тогда появится. Прости. Я не сказал тебе тогда, но скажу сейчас: прости меня, Йен. Тебе было больно, я видел это. Но решил, что молчать и игнорировать тебя - наилучший вариант. - А помнишь ту идиотскую свадьбу? Я не хотел жениться, но не понимал, почему для тебя это преграда. Ведь это всего бумажка? А теперь понимаю. Хм, прекрасно понимаю. Но когда ты сказал, что уезжаешь... Помню, я даже как-то разбил кулаком зеркало - так злился. - А помнишь те крестины, когда я признался всем, но в первую очередь себе?.. - А помнишь тот сраный гей-клуб?.. - А помнишь?.. - Микки осекся. На протяжении всех воспоминаний в трубке раздавалось мерное дыхание Галлагера. Но теперь на другом конце было тихо. "Мертвая тишина," - пришло на ум Милковичу. - Йен? - ломающимся голосом, уже зная, что в ответ будет тишина, спросил он. Прервав звонок нажатием клавиши, Микки откинулся на подушки и зажег сигарету. Впервые за эту ночь воспоминаний слезы потекли по его щекам. Заснул.