— Я забыл свою куклу вуду. Здорово похожа на Вас, правда? Если бы я верил в магию, вышел бы толк. Забавно, забавно. Чепуха. Я не верю в вуду. Но я верю вот в это! «Догма»
Малыш Чино всегда был Малышом, сколько помнил себя. Получить подобную пожизненную кличку — неизбежная судьба для человека таких потрясающих габаритов. Точно так же школьник с плохим зрением оставался «очкариком», даже разменяв четвёртый десяток. Другое дело, что для Малыша Чино его прозвище было титулом. Каждый член банды Королей Двадцать девятой улицы знал, что стоит ему произнести кличку Альфонсо Консепсьона хотя бы с малой толикой пренебрежения — и он может распрощаться со своей драгоценной жизнью, а Малыш Чино обзаведётся новой каплей крови на татуированном бицепсе. Поэтому в определённых узких кругах слово «малыш» было равнозначно обозначению особого привилегированного статуса — неприкосновенности и уважения, замешанных на почти сверхъестественном страхе. Но это положение Малыша Чино пришло к нему не сразу. До этого были долгие годы дразнилок и ухмылок… На каждого не хватит вразумляющих пинков и оплеух. Так что со временем Малыш Чино обзавёлся ледяной невозмутимостью, твёрдой и мощной, как скала... как сам Малыш Чино с его скалоподобным телом. Сдержанность Чино спасала его не только от бешенства, разгорающегося в каждом случае, когда какой-нибудь хлипкий недоносок обзывал его «Малышом», она включалась и в более критических ситуациях. Повзрослевший и заматеревший Чино мог пожимать плечами в ответ на любые обвинения, угрозы, мольбы и запугивания. Словами эту твердыню было не пронять. Слова — ничто, как считал Чино, ни одно слово не имеет значения, если оно не подкреплено внушительной дубиной, острым мачете или пулей 45-го калибра. Да и этого не всегда стоит бояться. Однако где-то глубоко в душе — так глубоко, что и сам Малыш Чино вряд ли догадывался об этом, — под слоями бугристых мышц и коростой цинизма, он оставался всё тем же ребёнком, которого было легко запугать до тряски в коленках одной лишь меткой фразой. Выходящий из полицейского управления Майами Малыш Чино выглядел настоящим Королём, уверенным в себе, степенным, величественным. Впрочем, он всегда был таким в глазах окружающих: не только внушительные габариты не позволяли ему допускать излишней суетливости, но и темперамент, и многолетняя привычка в любой ситуации сохранять хладнокровие. Малыш Чино спокойно подошёл к своей машине, спокойно закурил, спокойно доехал до любимой закусочной, спокойно купил тако и не менее спокойно съел его. Потом спокойно выпил пива, перекинулся парой спокойных, веских и значительных слов с барыгой, которого крышевали Короли с Двадцать девятой, и так же спокойно и неторопливо сделал ещё с полдесятка мелких и не очень дел и делишек. Спокойствие закончилось, когда Малыш Чино сел в собственный автомобиль, уже глубокой тёмной ночью выйдя из очередного бара. Оно ещё было с Чино, когда он вставил ключ зажигания, когда поёрзал на водительском кресле, пристраивая поудобнее свои длиннющие ноги, когда откинулся, насколько позволяло ограниченное пространство, покрутил зеркальце заднего вида и посмотрел в него. На заднем сидении что-то шевельнулось. Не то чтобы это испугало Малыша Чино — он как раз таки был специалистом в ремесле делания из кого-либо живого и шевелящегося что-то мёртвое и неподвижное, причём зачастую ещё и неопознаваемой формы и агрегатного состояния. Когда ты занимаешься такой профессией, рано или поздно (а скорее — часто и быстро), начинаешь замечать за спиной чьи-либо движения — такие уж издержки бизнеса: тебя тоже хотят убить, а нападать для драки лицом к лицу боятся, что, конечно, весьма лестно. Малыш Чино, всё ещё сохраняя спокойствие, резко развернулся на сидении. Позади него, на пассажирских местах, копошились куры. Белые куры, если быть точным. И один чёрный петух, до чёртиков напоминающий одну из тех одуревших от рома с пряностями птиц, что выращиваются в гаитянских кварталах — там, где поклоняются Папе Легбе и прочим этим гаитянским богам, духам или как их там называют. Малыш Чино в местечковых религиях не разбирался: он, в конце концов, палач уличной банды, а не хренов богослов. — Что за… — начал Малыш Чино, протягивая мощную руку к ближайшей курице, но та захлопала крыльями, громко закудахтала, и к ней присоединились её соседки. Матерясь и размахивая руками, Малыш Чино выскочил из машины. Вот это было пугающе. Это было просто жутко. Как в том старом фильме, где девчонку на выпускном обливали свиной кровью — только здесь не кровь, а перья и липкое птичье дерьмо. Даже больше того: это выглядело не столько как дело рук человеческих, сколько как вмешательство иных сил, чужих, хищных и страшных. Малыш Чино обалдело уставился на клубок жёстких лапок, облезлых крыльев и голов с клювами и красными гребешками. Определённо, это было что-то вудуистское, их чёртовы лоа с их чёртовыми проклятиями. Чино потерял самообладание и затрясся, как пальмовый лист на ветру. Он чувствовал приближение тёмных злых сил. Чёрный петух выбрался из окошка и победно закукарекал. В этот момент тёмные силы вонзили в шею Чино два шприца с ветеринарным транквилизатором. Малыш Чино очнулся от яркого слепящего света. На секунду ему показалось, что он уже мёртв, тем более, что шевелиться он не мог. Потом из света выплыли веники каких-то трав, черепа животных под полиэтиленом, доска с грубо намалёванной на ней Мамой Эрзули. Это пугало — пугало так сильно, что Чино покрылся холодным потом. Но затем из потока света появились две руки в перчатках, и одна из них надрезала скальпелем щёку Малыша. Это не духи и даже не колдуны! Это всего лишь человек… какая мелочь — всего лишь человек, который хочет убить Малыша Чино. Хотя манипуляции со скальпелем и появившимися рядом с щекой маленькими прямоугольными стёклами были крайней непонятны. — Ты что, твою мать, творишь? — зарычал Чино, выплюнув кляп. Над его головой охнули и едва не выронили стекло. Малыш Чино рванулся вперёд, высвобождая связанные полиэтиленом и скотчем руки и ноги, так что стол, на котором он был распластан, затрещал. Человек, скрутивший Чино, засуетился, попытался прижать его обратно, снова зафиксировать, как лягушку для препарирования, но он явно не на того напал. На стороне Малыша были недюжинная сила и абсолютная уверенность в слабости любых других, кроме него самого, людей. Спокойствие, рождённое этими убеждениями, приумножало опасность Чино как противника. А ещё он был невероятно зол — так, что хотелось рыдать, словно обиженному маленькому мальчику. В том, что его надули, так глупо напугали, виделась страшная несправедливость. Но разбираться с ней у Чино не было ни сил, ни желания. Он услышал свист острого лезвия, рассекающего воздух, снова рванулся, порвал сначала одну из пут, удерживающих руку, потому другую, а затем высвободился весь и пулей вылетел за дверь.***
Для Декстера Моргана — как и для всей полиции Майами — Малыш Чино казался самым настоящим Эверестом. Он был недосягаем. Его не пронимали никакие слова, никакие законные обвинения, в ответ на которые Малыш лишь криво усмехался и закуривал вонючую сигарету, выуженную из-за уха. Точно так же бесполезно было угрожать ему физической расправой — ну кого может бояться такая туша, как назвала его Деб?.. Вообще-то, запихивание в автомобиль Чино кур из задней комнаты магазинчика Джимми Сенсио — чистой воды импровизация. Декстер просто хотел выманить Малыша Чино из машины, поскольку считал, что у него, отнюдь не слабака, нет шансов против «йети» такого умопомрачительного роста в ограниченном закрытом пространстве. Так что он резонно рассудил, что ни один человек не останется в автомобиле, набитом беспокойной, шумной, царапающейся и рассыпающей повсюду перья и пух живностью. Больше никаких веских поводов у него не имелось… кроме того, что он хотел убить Малыша Чино, но это было первопричиной, умолчанием, так что не считалось. Но то, что Декстер наблюдал из тени, в которой он скрылся, дожидаясь Малыша Чино, полностью перевернуло его представления о случайностях, их последствиях и, наконец, о природе человеческих страхов. Чино выскочил из кудахтающего салона автомобиля с таким лицом, будто он там застал не обычных одомашненных птиц, из яиц которых многие рядовые американцы делают свои утренние омлеты, а, например, Ктулху. Даже в ночной темноте было заметно, что щёки Малыша приобрели дивный сероватый оттенок. Декстер даже успел удивиться, правда, ненадолго — он сразу же одёрнул себя: нужно хватать его, пока не пришёл в себя. Декстер тихо вынул из кармана два заранее заготовленных шприца с транквилизатором, зубами стащил с них колпачки и, крадучись, пошёл к Чино. До какого-то момента это убийство казалось идеально распланированным. Пустое помещение, совершенно безлюдное, в стороне от жилых квартир (единственным человеком, кто жил рядом с этим магазинчиком был всё тот же Джимми Сенсио, но и тот съехал), тихое и уединённое, загодя «декорированное» полиэтиленом согласно вкусам аккуратного чудовища внутри Декстера. Ножи заточены до остроты легендарных клинков, рубящих шёлк на лету, успокоительное действует… даже стёкла и пипетка для сбора крови в совершенном, безукоризненном порядке. Декстер уже мысленно покорил вершину по имени Малыш Чино, и даже его Тёмный Попутчик, ещё не дождавшийся крови, уже перестал недовольно ворчать и разрывать его изнутри разрушительным голодом. Но, стоило только Чино открыть глаза, как всё пошло не так. Сначала Малыш Чино уставился куда-то вперёд, не замечая ничего вокруг. Вообще-то, так вели себя все жертвы Декстера, когда действие транквилизатора заканчивалось. Кто знает, почему: искали ли свет в конце тоннеля или же это просто рефлекс — Декстер не представлял и, вопреки своей любознательности, старался отсрочить это знание на как можно более дальнюю перспективу. Но Малыш Чино таращился куда-то вдаль, будто за стены комнаты, устланной полиэтиленовой плёнкой, особенно долго. Декстер проследил его взгляд и увидел то, что так… смутило? напугало?.. подействовало на бесстрашного Чино — грубо раскрашенную выцветшую икону на деревянной доске, крайне похожую на те гаитянские религиозные причиндалы, что Декстер давеча видел в открытом ещё магазинчике «верховного жреца» Джимми. Неужели Чино верит в вуду? Это было смешно, даже само предположение об этом. Но… Тут в памяти Декстера вспыхнула недавняя картинка с дрожащим Малышом, вылезающим из курятника, в который — стараниями Декстера же — превратился его автомобиль. Ого, похоже, что так и есть! Впору было рассмеяться, как бы жестоко это ни было со стороны Декстера... Хотя, не намного более цинично, чем убийство как таковое. Однако Малыш Чино всё-таки проморгался, скосил глаза от иконы в сторону, разглядел пустые клетки, накрытые всё тем же полиэтиленом, где ещё сегодня утром обитали куры, и стол с аккуратно сложенными в чехле ножами, и, наконец, ошалевшего Декстера, который уже коснулся скальпелем щеки Чино, но его рука застыла от изумления её хозяина. Малыш дёрнул головой, так что скальпель нарисовал кривой порез на коже, мгновенно окрасившийся кровью. Декстер чертыхнулся: он не мог сообразить, что же делать дальше — собирать кровь, как делал всегда, по отлаженному годами алгоритму ритуала, или сначала убить Чино, а то, неровен час, он попытается вырваться, и вполне сможет сделать это, при его-то силище. Предметные стёкла посыпались из трясущихся от волнения рук Декстера — он всё же попытался без помощи пипетки забрать свой трофей, но вышло это крайне неловко — и запрыгали на стол, с которого вырывался спелёнатый плёнкой и скотчем Чино, а потом на пол, разбиваясь вдребезги и сразу превращаясь в мелкую крошку под подошвами ботинок суетящегося Декстера. Ударить ножом? Или нет — сначала зафиксировать? Оглушить чем-то тяжёлым?.. Но могучие руки Малыша Чино уже порвали пластиковые путы. Освободиться полностью оказалось для него просто — слишком просто, делом считанных секунд. Впервые в практике Декстера ему попался такой противник — непокорённый Эверест… Малыш Чино мгновенно осмотрел помещение. Ему ничего не стоило голыми руками расплющить Декстера в лепёшку — буквально. Но почему-то он выбрал другой путь: выбежал наружу, как был, голый, опутанный полиэтиленовыми полосами. Декстер выругался и сполз по стенке на пол. Подготовленная комната, «мусорный мешок изнутри», так и не оказалась использована по прямому назначению, причём уже дважды. Серийный убийца, потерявший квалификацию — это тоже смешно, это жуткий, во всех смыслах слова, абсурд. Но Декстеру было совсем не весело. Возле ножек «операционного» стола хрустели стеклянные крошки, измазанные кровью, одежда пропотела насквозь. Проклятье! Хорошо, что Чино сразу ушел — иначе Декстеру пришлось бы совсем несладко. Однако на сожаления времени не было. Декстер занялся уборкой помещения, и без того почти стерильного после выселения кур, и решил заняться своим «клиентом» позже, оставив «на полях» своих мыслей заметку о странном поведении Малыша Чино. Спустя день полицией Майами был найден ещё труп — не иначе работа Королей с Двадцать девятой улицы: характерные удары мачете — месть банды провинившимся перед ней. И, что ещё более важно, ныне мёртвая свидетельствовала против Малыша Чино, убийцы её сына. Полиция взялась за дело с удвоенным рвением — так же, как и Декстер, поскольку теперь его беспокоили не только «непокорённый Эверест» и не только собственное странное поведение, из-за которого у него сорвался уже второй проект подряд. Кроме всего этого, его терзал взгляд девочки, оставшейся сиротой, без матери, без старшего брата — и это по вине, безусловной вине Королей и, конечно, Чино. Разумеется, личная заинтересованность — далеко не лучший помощник в нелёгком ремесле расчленения человеческих тел на аккуратные куски, но, с другой стороны, она же оказалась отличной мотивацией для Декстера. Полиция не могла найти Малыша, ушедшего в подполье, а Декстер усиленно размышлял над тем, что ему делать дальше, чтобы выманить и, по возможности, обезвредить очередную жертву, ставшую теперь его самым настоящим персональным врагом номер один этой недели… помимо сержанта Доакса, разумеется, постоянно маячившего за спиной Декстера, куда бы тот ни пошёл. Эврика! Декстер едва не сломал стеклянную палочку для размешивания реактивов, которую крутил в пальцах. Нужно попробовать подставиться, чтобы Малыш Чино сам стал следить за ним, а обернуть охоту наоборот, чтобы охотник стал жертвой — дело техники. Но как сделать так, чтобы Чино не попытался прикончить Декстера раньше, чем это станет необходимо, и, главное, чтобы это не осуществилось… Малыш Чино пришёл в участок сам, но в сопровождении адвоката. Разрезанная скальпелем Декстера щека была неаккуратно зашита, однако очередной шрам на толстой шкуре Малыша не убавил его уверенности в собственных силах и величественности айсберга в океанских водах. В комнате для допросов он вёл себя, как настоящий король — будто ему все обязаны за его высочайшее внимание, а не наоборот, будто не ему предъявляют серию серьёзных обвинений, а он решает, казнить или помиловать подданных, допустивших некую непростительную ошибку. — Откуда шрам, а, Чино? — спросил Доакс, в своей обычной манере грохнув кулаком по столу для усиления эффекта слов. На Малыша, впрочем, никакие слова, никакие угрозы и ничьи кулаки, по умолчанию уступающие его собственным величиной и силой, не действовали. Обычно не действовали. Но в этот раз его реакция оказалась непредсказуемой. Малыш Чино беспомощно оглянулся на адвоката, слегка побледнел, открыл рот, закрыл, но потом взял-таки себя в руки, чтобы огрызнуться: — Не твоё дело, сержант! — Чего это он? — Декстер задал риторический вопрос с подвохом всем, сгрудившимся у экрана телевизора, транслировавшего допрос Чино. — А хрен его знает, этого ублюдка, — пожала плечами Дебра. — Слушайте, а может его полоснул по щеке какой-нибудь долбанутый жрец вуду? Не позавидовал бы этому парню, если так… долбанутому жрецу то есть. Его теперь наверняка в тако завёрнут. Приготовленный очень, очень медленно, — версия всезнающего и всеопошляющего Масуки заставила многих содрогнуться. — Фу, Винс, это что-то новенькое. Лучше уж вернись к своим трансвеститам, чем про каннибалов рассказывать! — Деб здорово передёрнуло, и она отошла в сторону. — То были не мои трансвеститы! — крикнул ей вслед Масука. — А жаль! И откуда ты про них знаешь?.. — он повернулся к Декстеру. — У твоей сестры что, ПМС? — Я не слежу за этим, она же моя сестра. Лучше скажи, что ты там про вуду?.. — Ну, эти латиносы, особенно которые в бандах, такие суеверные, — пояснил Масука. — Видел когда-нибудь, сколько у них на улицах статуй девы Марии и всяких святых? Впрочем, ты же там не бываешь… Так вот, они постоянно грехи замаливают — есть за что, бггг. Но вместе с тем, они боятся всяких чёрных магов, как огня, а гаитянские кварталы обходят за версту — там же страшные вуду-шмуду, ууу! — Масука пошевелил пальцами, по-видимому изображая некие жуткие культы, хотя получилось это довольно смешно и убого. Декстер ухмыльнулся. — Идиоты, правда? — Винс истолковал по-своему его ухмылку. — И не говори, — согласился с ним Декстер, хотя думал он, конечно, совершенно о другом: ему стал ясен страх Малыша Чино. Ну, что же, это можно использовать…***
Малыш Чино вышел из полицейского управления победителем. Королём. Впрочем, как всегда, хотя в последнее время эти шавки из убойного беспокоили его всё чаще и чаще. Но в этот раз волноваться не стоило: алиби есть, а всё остальное сделает адвокат — не зря ему деньги платят. Малыш Чино вздохнул, распрямил плечи и двинулся к своему автомобилю, прикидывая, какие из его дел накрылись из-за этого визита в полицию, а какие он ещё успеет сделать сегодня. Прямо на пути Малыша, в тени банановых листьев, стоял тот урод, который давеча зачем-то примотал Чино полиэтиленом к столу и раскроил щёку. Он безмятежно улыбался, будто не замечая человекоподобную гору, на которую совсем недавно покусился, поодаль. Чино поёжился, вспомнив комнату, обёрнутую пластиковой плёнкой, и икону с Мамой Эрзули, и чёрного петуха, кукарекающего в душной флоридской ночи. Это было немного… жутковато. Но сейчас, когда тот ублюдок нашёлся сам, в свете дня, да ещё совсем рядом с полицейским управлением, он не казался ни капли опасным, а та ночь больше не привязывалась к нему, вытесняясь, как кошмарный сон, куда-то на задворки сознания, полупрозрачные под палящими лучами солнца. Малыш Чино осторожно, чтобы не спугнуть, пошёл к улыбающемуся придурку. Тот же, будто не замечая преследования, сунул руки в карманы и, пританцовывая, пошёл к автомобилю. Чино плавно изменил курс на свою машину. Малыш Чино не привык преследовать кого-либо. Обычно он просто приходил, просто делал своё дело и так же просто и бесхитростно уходил. Слежка — для слабаков, а слабаком Чино не был уже много-много лет… по сути, сколько себя помнил. Однако он старательно выдерживал дистанцию, прямо как в телевизионных детективах или боевиках, двигаясь следом за рассёкшим его щёку придурком. Тот ехал не спеша, не нарушая ни одно из правил, и, судя по всему, никуда не торопился. Что куда страннее, он ехал в гаитянский квартал, куда Чино обычно не совался: иметь что-либо общее с гаитянскими бандами, которые представлялись Королям с Двадцать девятой не то кровожадными тонтон-макутами, не то сумасшедшими, но опасными колдунами, в окружении Малыша считалось рискованным да и, по большому счёту, ненужным: у их банд были разные сферы влияния, не пересекающиеся ни в чём. Однако Малыш Чино твёрдо решил идти до конца, поэтому ехал дальше и дальше, в самую глубь гаитянских трущоб. Неизвестный остановился, Малыш тоже, следом затормозила ещё одна машина. Преследуемый вышел, и так же неспешно двинулся куда-то в сторону, где пестрели матерчатые палатки, зонты и навесы от солнца небольшого стихийного рынка. Чино, стараясь умеривать свой пыл и идти не слишком быстро, потопал за ним следом. Урод останавливался у некоторых прилавков, что-то спрашивал, кивал в ответ, снова говорил, улыбался и шёл дальше. Его белокожесть и цивильная европейская одежда выглядели здесь чужими, однако сам он чувствовал себя, как казалось Малышу, своим. Он петлял и петлял между прилавками, на которых были разложены пучки непонятных трав, сушёные рыбины, экзотического даже для разноцветного и разношёрстного Майами вида, банки с чем-то совсем уж неудобоваримым и клетки с живыми курами, стоявшие между столов прямо на земле. Возле одной из палаток он остановился особенно надолго, но потом стремительно отошёл и затерялся в потоке людей. Чино собрался было подойти туда и посмотреть, что же там такого любопытного, но вдруг заметил, что следит не он один. Довольно рядом с Малышом маячил допрашивавший его сержант и напряжённо вглядывался в толпу, разыскивая наверняка того же парня. Малыша Чино он, в своей сосредоточенности, не замечал. Потом сержант двинулся к той самой палатке и обменялся несколькими словами с кем-то в её глубине. Когда он отошёл прочь, вид у него был довольно обескураженный. Чино резонно решил, что спрятаться и точно так же затеряться среди людей у него не получится, поэтому надел маску невозмутимости и шагнул навстречу Доаксу. — Ищете кого-то, сержант? — ухмыльнулся Малыш Чино. — В гаитянских кварталах, говорят, опасно. Особенно для полицейских. Доакс удивлённо посмотрел на него, но одновременно будто мимо. — Зачем этому психу их вудуистские зелья? — спросил он в никуда. — Кому? — насторожился Чино. — Да этому ублюдку Моргану! У меня от него мурашки по коже! Псих! Извращенец долбаный! — сержант покачал головой, но потом словно прозрел. — Малыш Чино! Какого хрена ты здесь ошиваешься? — Гуляю, — пожал плечами Малыш Чино всё с той же наглой ухмылкой, бесящей, как он знал, всех полицейских. — А что, нельзя? — Гуляй-гуляй, пока мы тебя не закрыли. А это будет очень скоро! И не попадайся мне на глаза! — рявкнул Доакс и зашагал туда, где были припаркованы машины неизвестного — впрочем, Малыш Чино теперь знал, что это «псих Морган», — его самого и, очевидно, Доакса. Чино дождался, пока сержант отойдёт подальше, а после сам подошёл к палатке. В ней сидел сморщенный чернокожий старик. — Эй, что те двое у тебя спрашивали? — потребовал Малыш. Морщины старика пришли в движение — он скривился из-за невежливого беспокойства, но ответил. — Первый — специальные иглы. Второй — что спрашивал первый. — Какие такие проклятые иглы? — удивился Чино. — Именно что проклятые, — усмехнулся старик. — Для сильного сглаза. Смертельного проклятия, — и старик из палатки уткнулся в какие-то бусы в своих руках, перебирая их и тихо напевая что-то на жуткой смеси английского, французского и каких-то местных наречий. Малыш Чино отошёл от палатки на негнущихся ватных ногах. Он не мог — не хотел — верить в услышанное, потому что точно знал, что это неспроста, интерес к иглам не случаен, и всё это имеет прямое отношение к нему самому. И ему очень не нравилось это отношение. В его мозгу вдруг вспыхнула яркая картинка того, как стеклянная пипетка собирает его кровь, а потом, следом за ней, — рассказы о том, как изготавливают кукол для проклятий вуду. Необходима частица тела проклинаемого. Чино похолодел. Его желание разыскивать, преследовать и мстить обидчику испарилось без следа. Однако он не был бы Королём, если бы простил своему обидчику позор побега голышом по улицам Майами...***
Декстер умел затаиваться, как никто другой: он мог стать случайным прохожим, на которого не обращают внимания, сидеть за соседним столиком в кафе, покупать газету в киоске, отдыхать на лавочке в парке... Никто и никогда не подумал бы, что он — охотник, который выслеживает свою жертву. Вот и на гаитянском рынке, торгующем всякой колоритной всячиной, в том числе барахлом для туристов, имитирующим настоящие артефакты для магии вуду, он затаился буквально за спинами сержанта Доакса и Малыша Чино. Разговор между ними он слышал совершенно чётко, несмотря на гвалт окружающих. В кои-то веки Доакс оказался полезным: его обычное обращение к Декстеру — «этот психопат Морган», «извращенец Морган», «у меня от него мурашки по коже» — было на руку Декстеру. На Малыша Чино слова Доакса, которые не удивили бы никого в полицейском управлении, произвели неизгладимое впечатление. Отлично! Теперь осталось дождаться лишь того момента, когда Чино свернёт в тихий и удивительно безлюдный переулок сразу за стариком с иглами. А уж там... Что именно там произойдёт Декстер спланировал как можно тщательнее, предусмотрев, как ему казалось, все варианты развития событий. Малыш Чино, как и предполагалось, расспросил старика про иглы и странно побледнел. Так, будто он на самом деле верил во всю эту чушь с магией вуду. Вот только даже эта вера не мешала ему страстно желать убить того, кто на него покусился. Скорее, эта убеждённость в существовании чего-то сверхъестественного даже придавала Малышу Чино сил, хотя и, казалось бы, куда уж больше. Декстер тенью скользнул в нужный поворот и остановился как раз там, где его не видно, но у него самого был прекрасный обзор. Вскоре Чино появился в переулке. Он озирался, пытаясь понять, куда именно мог отсюда уйти «псих Морган». — Какой самоуверенный, — неожиданно прозвучало у него за спиной, но, оглянувшись, Чино никого не увидел. — Сам пришёл... Что же, так даже проще: на расстоянии её действие ослабевает. Чино посерел, но взял себя в руки и резко выкрикнул в пространство: — Где ты? — Здесь. Или там. Или же нигде. А может, везде? — Декстер тихо рассмеялся, наблюдая за тщетными попытками Малыша Чино сохранить хладнокровие. — Выходи! Ты мужик или целка после свадьбы?! — Чино хотел вывести Декстера из себя, разозлить, заставить совершить ошибку и выдать себя. И тогда Чино не упустил бы свой шанс... — А может, всё лишь у тебя в голове, а, Малыш? Может, ты сам придумал себе и куриц, и черного петуха, и икону на стене? Помнишь её? Эшу Эрзули... Ты веришь в Маму Эрзули? Думаешь, она тебе поможет? Вряд ли, потому что Барон уже смотрит на тебя от перекрёстка... Чино рефлекторно провёл пальцем по свежему ещё рубцу на щеке, убеждаясь, что тот на месте, что всё происходящее — не сон. Тихий смех, который раздавался, казалось, отовсюду, нервировал. Странно заныло в груди... — Не веришь в реальность? Путаешь явь и сон? Может, потому что уже стоишь одной ногой на кладбище, а, Чино? На улице ощутимо потемнело, и Чино прижался спиной к стене: так хотя бы не было шансов получить ещё одну двойную дозу транквилизаторов, хотя эта опасность, несомненно, исходящая от человеческого существа, волновала Малыша гораздо меньше другой, тёмной, колдовской... в которую он как никогда страстно не хотел верить, но не мог заставить себя выгнать из собственной головы все сказки-страшилки про шаманов, могущих одной только молитвой и пучком трав либо вылечить человека, либо убить его — истории, знакомые ему с детства. Откуда-то сверху, кажется, с самого неба, упала восковая кукла. Руки, ноги, голова — всё как у всех, ничего необычного. Вот только к голове была приплавлена фотография Чино, а из туловища торчали длинные тонкие иглы. «Кукла вуду», — понял Чино, и в груди заныло ещё сильней, почти нестерпимо. А голос, раздававшийся, казалось, отовсюду, продолжал: — Помнишь, я брал у тебя кровь? А теперь присмотрись к сердцу... И действительно: из-под иглы, воткнутой туда, где должно было располагаться сердце куклы, медленно, но верно сочилась та самая сакральная алая жидкость, капли которой были вытатуированы на мощном плече Чино. — Твоя, Малыш, узнаешь? Слышишь её голос? Она зовёт тебя... — прошелестел всё тот же проклятый голос у самого уха Чино. Малыш вздрогнул от неожиданности, прижал руку к груди и рухнул на асфальт. Всё оказалось до ужаса просто: у Малыша Чино было слабое сердце — неудивительная для его габаритов проблема. Декстер быстро огляделся вокруг: на улице все так же безлюдно. Он поднял куклу и отключил стерео-систему. — Как вовремя натянуло тучи, — пробормотал Декстер, усмехаясь. — И почему никто не верит в прогноз погоды? Говорили же, что сегодня пасмурно... Кажется, я становлюсь непрофессиональным: моя жертва умерла от банального сердечного приступа до того, как я уложил её на свой стол! А я ещё считал, что убийство слепого старика — это не спортивно...