Холодные камни Арнора (11.1) //о мире и о женах//

Весна – как юная дева: она лжет каждый день, но не от желания обмануть и не от дурного нрава, а просто потому, что сама не знает, чего хочет: то ли бури с ливнем и градом, то ли унылого сумрака, то ли радостного солнечного дня. С утра ей возжелалось именно этого. Тепло, ясно, и только по молодой листве скажешь, что сейчас еще не лето. Араглас попросил вынести его стол наружу. Он быстро освободил его, Миринд привычным движением сложила и вынесла из пещеры. Хэлгон едва успел сказать «дай я», но уже понял, что не успеет. Разве что сложить стул и вынести следом, сделав вид, что чем-то помог. – Он же легкий, это сосенка, – отвечала Миринд, пока они вместе переносили принадлежности Арагласа. – Ты, главное, ничего тяжелее не носи, – тихо сказал эльф, когда дунадан не мог их слышать. – А ты откуда знаешь?! – Видно. Ты движешься по-другому. – Разве-едка, – с нарочитым недовольством отвечала Миринд. – Он знает? Она кивнула. – Можешь перебираться, – сказала она мужу, входя. Хэлгон подхватил обычный стул: – Посижу с тобой, если не возражаешь. – Буду рад. Они уселись спиной к солнцу, которое решительно уверяло, что сейчас лето. Просто-таки июль. Араглас разжег масляный светильник под крошечным треножником, поставил сверху чашку с воском. – Ты ведь поможешь? Ненавижу линовать. – Тогда зачем ты это делаешь? – улыбнулся эльф. – У тебя строки и так ровные. – Нет, не настолько. И тысячу лет потом краснеть за кривизну? Хэлгон промолчал. Он понимал, что имеет в виду человек, говоря о грядущей тысяче лет… это было правильно, но… странно. – Не тревожься. Я поживу у тебя недельку. Разлиную всё, что есть. Тебе надолго хватит. – Хватило бы до зимней кожи. Я же ближайшие три года никуда из дому. – Ну да, она не допустит, чтобы с тобой поехал кто-то другой. Воск начал таять, Араглас взял пергамент, плашку с насечками и, обмакнув острую палочку в воск, стал расставлять точки по краям листа. – Подожди, – нахмурился Хэлгон, но вовсе не предлагая прервать разметку, – а откуда ты знаешь, что я знаю? – А вы больше переглядывайтесь. Воск наконец растаял, эльф убавил фитиль в лампадке, взял нить, опустил в воск и стремительным движением нанес несколько строк на лист. – Быстро у тебя выходит. Я так не могу. – Ну так я же здесь. Какое-то время они работали, говоря ни о чем. Солнце перебралось им в бок, Хэлгон помог Арагласу переставить стул. Миринд принесла им просяной каши и восхитительно пахнущий отвар трав. Сама с ними есть не села, изобразив самое озабоченное выражение на лице: дескать, у меня столько хлопот-хлопот-хлопот… а на самом деле я хочу дать вам наговориться. – Я часто думаю, – проговорил Араглас, когда тарелки были пусты, – как странно повернулась судьба. Как много я обрел, потеряв ногу. Хэлгон молчал, готовый слушать. – Если бы я сейчас был… как все, то – что бы я делал? – Сидел бы на северо-востоке. Елки бы сторожил. От ворон. – Вот именно. Делал бы вид, что защищаю нас, но на самом деле бы – ничего… А так – я с чистой совестью возле жены, занимаюсь делом. – Хорошим делом. Миринд забрала посуду, они вернулись к работе. – Осенью набьешь побольше? – Араглас показал взглядом на стопку готового пергамента. – Непременно. – Бедные оленята. – В голосе дунадана не было и намека на жалость. – Их мясо всё равно достанется волкам, – пожал плечами нолдор. – Разве бегать за добычей не придется. Пачка разлинованных листов пергамента медленно росла. – Скажи мне, Хэлгон, – дунадан говорил тихо. Так говорят о самом важном. – Скажи мне, что мы тогда остановили? Оркам стало тесно в Мглистых горах? Или Враг решил устроить разведку боем? – Спрашивай об этом К*. Нолдор с самым серьезным видом поправил фитиль и занялся линованием так, будто от этого зависела судьба Арды. – Я спрашиваю тебя. – Я простой разведчик. – Я спрашиваю простого разведчика. Когда я захочу узнать мысли К* – я спрошу его. А сейчас я хочу знать, что думаешь ты. – А я ничего не думаю. Но если тебе нужно мое мнение – я бы сходил посмотреть. – В Ангмар? – приподнял бровь дунадан. – В Ангмар, – пожал плечами нолдор. – Первый раз, что ли? – Сходишь? – Ты лист размечай, не отвлекайся. – У тебя еще три неготовых, – строго возразил Араглас. – И вернуться к осени, чтобы набить тебе оленят? – Желательно. Хэлгон посмотрел на него укоризненно: – И давно у нас «мирной жизнью» называется такая беготня? В четыре руки и под разговор дело шло на удивление быстро. Главное сказано, и можно беседовать о незначительных вещах как о важных. То, что Хэлгон рассказывал о границе, было скорее пересказом забавных случаев. Над этим можно было посмеяться, под это легко линовался пергамент, и все эти истории складывались в то, что Араглас знал заранее: тишина. Который год. Второй десяток лет. Случайные шайки диких орков. Столкновения, при которых первое чувство – не ненависть, не вражда, а удивление. И множится число тех, кто в свои десять, двадцать и даже тридцать лет ни разу не убил врага. Что же они остановили тогда? Радоваться мирной жизни? Или знать, что это – затишье перед бурей? Страшной бурей… Впрочем, радоваться всё равно надо. Даже если затишье. Особенно если затишье. Если тебе еще придется кусать локти, что ты, калека, сидишь возле жены, в то время как они там сражаются. Вот и радуйся. Вот и дорожи каждым днем, когда ты точно знаешь, что, сидя здесь, делаешь больше полезного, чем они там… как Хэлгон сказал? елки от ворон сторожат? вот именно. Дорожи и наслаждайся счастьем. Что-то ты сделал в жизни правильно, если получил такое. Ее властную заботу и доверчивую слабость, безумие их ночей и светлую тишину их дней… и ведь, казалось бы, всё рассчитали, а вот – не всё, но она сильная, всё обойдется… только в будущем придется быть еще осторожнее, ей уже не по возрасту. – Это всё-таки несправедливо, – сказал Хэлгон, то ли слыша мысли дунадана, то ли читая их по его лицу, – несправедливо, что они получают нас, только когда мы что-то теряем. Они заслуживают нас, когда мы счастливы, а не когда нам… разрубили судьбу пополам. Араглас посмотрел на нолдора, словно впервые его видя: – Ты любишь свою жену? – Что тебя удивляет? – Но ты оставил ее. – Оставил… – глубоко вздохнул Хэлгон. – И даже два раза. – Почему? Дунадан чувствовал, что сегодня такой вопрос будет не только позволителен, но и правилен. – В моем сердце две любви, – качнул головой нолдор. – И другая сильнее. Во всяком случае, пока. – Ей, – Араглас знал имя жены Хэлгона, но не решился произнести его, – тяжело жить с соперницей? – Соперница – она. Она вторая и всегда знала это. Сделать вид, что занят разметкой листа? Зря заговорил об этом? Или наоборот? – Нам проще. Мы всегда можем сказать, что нас уводит долг. Нолдор кивнул: – Когда-то так говорил и я. – А теперь? – А теперь пришлось по-честному. Первая и главная любовь. Хэлгон вдруг заметил, что у него застыл воск на нити, принялся счищать. Спросил чуть насмешливо: – Тебя не смущают мои слова? Ты ведь, наверное, учил, что эльфы любят только раз в жизни? Араглас глянул на него исподлобья, став чем-то неуловимо похожим на Аранарта: – Для начала я учил историю моего рода. Я потомок Финголфина, если ты забыл. – Да нет, я помню. – Ну вот и я помню, сколько жен было у Финвэ. – Он занялся пергаментом, но потом всё же проговорил: – А ты ведь их видел… – Если ты о королевах, то нет, – Хэлгон тоже вернулся к делу. – Индис – издалека, пару раз, так что это не считается. А Мириэль… я же из молодежи. – Совсем мальчишка, – Араглас оценивающе посмотрел на него. До вечера еще было далеко, но солнышко, слабое по весне, начало уставать. Несвоевременный июль превращался в обычный май. Сыро и холодновато. Миринд принесла мужу высокую кружку горячего бульону, вопросительно взглянула на эльфа: хочешь что-нибудь? Тот движением глаз отказался. Она снова ушла. – Ты смотришь на нее так, – усмехнулся Араглас, – что я ревновать готов. – Ты что-то выучил про эльфа с третьей любовью? – поинтересовался Хэлгон. – Нет. А что, был? – Я завидую вам, – совершенно серьезно ответил Хэлгон. – Вы можете быть вместе. – Я и сам себе завидую иногда, – в тон отвечал дунадан. – Когда-нибудь… – нолдор смотрел на запад, и солнечный свет не слепил того, кто некогда стоял подле Древ, – я устану разрываться надвое. Тогда я приду к Кирдану и скажу: довольно писем. И дождусь корабля. А если… Араглас понял, что Хэлгон никогда не говорил ничего подобного его отцу. Что Хэлгон вообще никогда и никому не говорил этого. – …а если владыка Гаваней мне ответит, что ждать слишком долго, что ж – надеюсь, у него найдется лодка. Не найдется – так построю. – А доплывешь? – тихо спросил дунадан. – Будет воля Ульмо и милость Оссэ, то и челнок доплывет. А нет – и корабль погибнет… Эльф долго молчал, блуждая мыслью по тропам прошлого? будущего? Человек ждал. – Ну а если не доплыву, – Хэлгон вернулся в здесь-и-сейчас, – так попаду в Мандос. Несмер… то есть, я хочу сказать: ничего страшного. Был, видел. Второй раз будет быстрее. И не всё ли равно, каким путем вернуться. – Понимаю, – кивнул Араглас. Он действительно понимал, но не то, о чем говорил эльф, – человек этого понять не может. Он понимал, что чувствует муж, готовый когда-нибудь пожертвовать своей свободой ради любимой женщины. Хэлгон не стал продолжать этот разговор и решительно занялся делом: впереди в очередной раз Ангмар, а у него еще столько пергамента не разлиновано.