Мия

1. From: mia_miaw@gmail.com To: Керстин Бирхоф. Тема: Без темы. Если бы меня спросили, каков он на вкус, я бы не сумела ответить на этот вопрос. Ах да, вы же и так спросили. Вкус – это что-то из области кулинарии. Кстати, о ней. Ненавижу готовить. Почему-то все, с кем мне доводилось сталкиваться, уверены, что я, отправляясь готовить, надеваю уродливый фартук в рюшах, лучше всего – сразу на голое тело, не размениваясь по мелочам. На белоснежном поле нарисованы красные сердечки, и украшает это торжество безумия надпись «поцелуй повара». Меня блевать тянет от одного только представления о подобной идиллии, но почему-то у большинства мужчин напрочь отсутствует чувство прекрасного, и об эстетике они имеют поверхностные понятия. Каков он на вкус? Занятный вопрос, честное слово. Понятия не имею, потому что никогда в жизни не прикасалась к его грёбанному члену, да и вообще считаю подобную фразу до ужаса убогой. Вкус – это характеристика блюда, а не физиологической жидкости. Последняя вовсе не предназначена для того, чтобы её пили. Я ни с кем из этих мужчин не занималась любовью, хотя, не скрою, им бы этого хотелось. По-моему, это природа мужчины даёт о себе знать. Любой из них, независимо от того, насколько он привлекателен или отвратителен, считает, что женщины должны падать ниц и моментально бросаться в койку, желая получить несколько секунд, а если повезёт, то минут сомнительного удовольствия. Каков он на вкус? Что вы имели в виду, когда задавали этот вопрос? Ещё немного, и я уличу вас в поклонении Томасу Харрису и его легендарному герою. Массовая культура имеет обыкновение мощно воздействовать на мозги и крепко там заседать, занимая немалое количество внимания, а то и полностью приковывая его к себе. Так вот, это предположение даже забавнее, чем его предшественник. Я не знаю, каков он на вкус, поскольку много лет не ем мяса, и уж точно не стала бы делать исключение для того, чтобы попробовать приготовить блюдо из человека. Это отвратительно, хотя, стоит признать, что датчанин, имени которого я абсолютно не помню, в роли психиатра-каннибала-советника ФБР крайне убедителен. Его лицо уж точно приятнее пропитой рожи Энтони Хопкинса, которое можно лицезреть в «Молчании ягнят». Быть может, я ошибаюсь, но одно только его лицо – не датчанина, а Хопкинса – способно отбить всё желание знакомиться с сериалом, книгами, фильмами, героем. Герой занимателен, книги занимательны. Меня даже не стошнило ни разу, хотя подробности там совершенно неаппетитные прорисованы. Кстати сказать, первая книга серии повергла меня в шок. Когда-то я сама мечтала писать книги подобной направленности, даже сюжет придумала, что мне совершенно несвойственно. Не имею склонности подолгу думать об одном и том же. Мысли приходят и уходят стремительно, как снежинки, что тают на ладони, стоит только подуть на них аккуратно. Один выдох – и всё. Нет снежинки. Примерно так и обстоят дела с моими увлечениями. Я быстро загораюсь идеей, столь же стремительно от неё избавляюсь, если понимаю, что не сумею достичь поставленной цели. Скажите, вы видите смысл в том, чтобы растрачивать свою жизнь на всякую ерунду, в которой получить признание нереально? Я тоже не вижу. Потому и не трачу, занимаясь реализацией в тех сферах, где мне по-настоящему везёт. Так вот, моя мифическая книга, о которой я заикнулась парой абзацев выше. Там убийца тоже имел обыкновение уничтожать жертв этим способом. Зеркала. Всё упирается в зеркала. Вы задумывались когда-нибудь о природе этих предметов нашей повседневности? Ежедневно мы смотримся, как минимум, в два зеркала. Одно дома, другое – на работе, а ведь есть ещё стеклянные витрины, окна, в которых отражаются наши лица. В сумке практически у каждой девушки лежит пудреница, а там тоже зеркала. Когда-то они ценились очень и очень высоко. Примета о разбитом зеркале как раз из тех времён родом. Семь лет, наполненных несчастьями. Семь лет, когда счастье даже легким шарфом не помашет перед носом, желая напомнить о своём существовании. Семь лет страданий за то, что разбил столь ценную вещь, принадлежавшую господину – вот истинный смысл всего сказанного. Слуги просто боялись причинить материальный ущерб, за который им долгое время не расплатиться, ибо цена запредельная. Зеркала – это вещь особая, не лишённая мистицизма. Если задуматься, то им наполнена вся наша жизнь, нужно лишь уметь не только смотреть, но и видеть. Замечать то, что скрыто от посторонних глаз. Уж вы-то точно наблюдательны. Мне так кажется, хоть мы и не сталкивались в былое время. Мой график забит, как и прежде, несмотря на то, что период хождения по мукам, связанный с «языком» для меня навсегда закончился. Хождение по мукам. Вам знакомо? Это русский классик. Толстой. Нет, не тот, что написал «Войну и мир». Кажется, из Толстых наиболее известен именно последний, но не различать их – это как-то не комильфо. Простите меня, но я немного сноб. Не могу удержаться от того, чтобы не ввернуть в свою речь упоминание каких-либо книг, стилей музыки, игры на музыкальных инструментах. Кстати говоря, вы играете? В Швеции – я жила там несколько месяцев – все на чём-нибудь, да играют. А если не играют, то поют. Музыка, кажется, у них в крови, хотя нельзя сказать, что от наличия музыкальных талантов народ этой страны становится веселее и радостнее. В Швеции столь же весело, как и в комнате смеха, когда тебе не десять лет, а, скажем, под сорок, и перекошенные лица, искривлённые зеркалами – снова зеркала! – действительно не производят впечатления. Швеция – это своеобразная вечеринка на могиле. Можно поверить, что усопшие поднимутся из могил и разделят твоё веселье, но чаще всего ничего подобного не случается. Они продолжают лежать каждый в своей домовине, серой, приземистой, с маленькими окошками, а развлекаются бренчанием на гитаре и пивом. Кажется, у них вместо крови – пиво. Или кофе. Или кофейное пиво. Или пивной кофе. Я могу признаться в пламенной любви к их музыке, но образ жизни мне не по душе. Всё слишком скучно, серо, размеренно, и иногда отдаёт тем ещё маразмом. Возможно, они придерживались такого же мнения обо мне. Этого мне уже не узнать никогда, поскольку Швеция осталась в воспоминаниях, а я не люблю ворошить прошлое. Это всё равно, что обнаружить в холодильнике протухший сыр, в котором поселились черви, и вместо того, чтобы моментально выбросить находку сомнительной ценности в мусорное ведро, с восторгом рассматривать зародившуюся жизнь. Но вы-то, наверное, привыкли к такому наблюдению. Я могла бы сравнить вашу работу с ещё более неаппетитным примером. Хотите? Вы копаетесь даже не в сыре, а в чужой блевотине, стараясь отыскать там что-то ценное. Красный дракон рассыпается по полу, латексные перчатки обхватывают плотно вашу ладонь, кровь всюду и везде. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы выбрать для себя подобную профессию. Если вы до сих пор не сошли с ума, то, видимо, можете похвастать таковыми. Так вот. Моя жизнь в Швеции. Если бы кто-то сказал мне, что дни могут быть настолько похожи друг на друга, я бы просто не поверила и рассмеялась в лицо шутнику. Для меня жизнь всегда была чем угодно, но только не рутиной. Вплоть до того времени, пока я не переселилась в Стокгольм, желая познать собственное «я». Вот, кстати, для чего эта страна идеально подходит, так это именно для попыток самоанализа. Там можно часами бродить по улице, слушать мрачную музыку – одну из лучших в мире, по моему скромному мнению – и думать о себе, проникая в подсознание, снимая слой за слоем, чтобы затем снова сложить его в ином порядке. Ладно, я преувеличиваю. Или, напротив, преуменьшаю заслуги этой страны, сравнивая её с равниной без единого выступа. Жизнь там спокойная, и всё познаётся в сравнении. В Дании, говорят, ещё хуже. И именно сестра Швеции – самая унылая страна в мире. Мне достаточно того случая с зоопарком, что прогремел на весь белый свет. Как считаете, способен ли человек, возмущённый насилием над животными, убить человека? Человек ведь, по сути, то же самое животное, только более окультуренное. Швеция. Sweden. Sverige. Свэрь-я... Это «э» щекочет мне нёбо и обжигает губы, когда я произношу его, стараясь подражать коренным жителям данной страны. Вибрирует лаконичным «рь». А жизнеутверждающее «я» в конце ставит колоритную точку. Кажется, гундосые шведы мне до конца жизни будут сниться. Только представьте себе этот ужас. Кругом одни шведы, каждый из них кивает головой и повторяет, как заведённый «я-ха». Это что-то типа «да-да». Слово-паразит, от которого мурашки по коже. Ты им рассказываешь о себе, а они только и знают, что я-ха, да я-ха. Под вечер меня от этого тошнило. Несколько различных тональностей, произносящих одно и то же слово. А за вечер перезнакомиться я могла не с одним десятком человек. Швеция – единственное место, где мне впервые захотелось выбраться на пробежку, и я это сделала, не откладывая в долгий ящик. Вообще с тех пор, как моя карьера в модельном бизнесе приказала долго жить, я на многое смотрю иначе. Во всяком случае, приходит осознание, что рано или поздно, но круг, в котором вращался человек-бренд, разорвётся, и больше не будет паршивых статей, которым следует соответствовать. Мия начинает утро с порции кокаина, запивает её мартини, а то и чем покрепче. Пьёт прямо из горла, если хочет казаться грубой и брутальной – мужиковатой, сказали бы многие, а шведы, кстати, посчитали бы нормальным, поскольку дамы, проявляющие инициативу, для них не редкость, а правда жизни. При этом, как и любая модель, одета Мия в какую-нибудь брендовую шмотку, подаренную очередным гуру моды, на показе которого она прошлась накануне вечером. Привата никто не требовал, всем и так известно, что в модном бизнесе можно ловить себе мужа разве что среди фотографов. Модели-мужчины за редким исключением предпочитают себе подобных. Мия поедает на обед салат из айсберга, молодых стручков гороха и помидоров-черри. А ещё на ужин и завтрак... Стереотипы, что б их. Те, кто писал подобное, не видели меня всё в той же Швеции – будь она человеком, уже судорожно хваталась бы за стакан с водой, желая избавиться от икоты – потому не представляют, как я могу выглядеть. Никто не сумел бы узнать Мию в этой серости, что старательно соответствовала общему колориту. Знаете, как я сейчас выгляжу? У меня по-прежнему, тёмные волосы. Я так и не решилась их осветлить или превратить в рыжий. Ненавижу эксперименты с внешностью. Добавьте к этому серую футболку, кеды, шорты и клетчатую – красно-чёрную – рубашку. И наушники с вызывающей, щёгольской буквой «b». Кажется, есть ещё страны, где они не пользуются большой популярностью. Кажется, есть ещё страны, где они считаются роскошью. Но вот, допустим, американцы отдают предпочтение именно им. Я давно не была в Штатах, и меня туда, признаться, совершенно не тянет. Эта страна не для меня. И я радовалась, покинув её. Однако, пробежки... Меня хватило на пару недель и, подозреваю, что пользы мои спортивные вылазки не принесли, поскольку сразу после завершения пробежки я заходила в магазин и покупала себе горчичные булочки, густо присыпала их солью и поедала за несколько укусов. Соль, сдоба, масло – ужас и страшный кошмар любой модели. Меня это мало волновало. Я наслаждалась. Каков он на вкус? Снова этот ваш вопрос, с которого началось наше общение. Я могу расписать вам в деталях и соль, слизанную с пальцев, и горчинку в кофе, и приторность торта «Принцесса», который мне притащил один шведский приятель, узнав, что я праздную очередной день рождения. Торт оказался на любителя, чисто визуально он походил на зелёный холм. Не знаю, почему, но самый знаменитый шведский десерт на вид крайне непривлекателен. Он вызывает отторжение. Может, на то и сделан расчет? Шведы скупы. Они экономят на всём. Вот и торт этот можно растянуть на неделю. Есть его всё равно не хочется. Мне хватило одной чайной ложки. Остальное доел сам знакомый. Что свело нас с ним? Это даже для меня загадка. Первая наша встреча состоялась в кафе, где я коротала очередной скучный, серый, по-настоящему шведский вечер, почитывая «Униженные и оскорблённые» в оригинале. Кириллица за пределами России – это метка, клеймо и вообще то, что принято именовать знаком позора. Редко находятся любители этой страны, а шутки (или это всерьёз?), направленные в сторону её жителей, вызывают натянутую улыбку и желание сделать нечто отвратительное, например, помочиться в стакан с пивом, пока никто не видит, и заставить собеседника выпить это, не поморщившись. Во мне всего лишь капля русской крови, но и она не мешает мне столь отчаянно любить и культуру, и книги, и музыку. Правда, не стоит отрицать, что культура уже дотлевает и агонизирует. Люди рукоплещут виртуозному исполнению Чайковского, которого давно нет в живых. Первым делом, сказав литература, я слышу в ответ фамилии Достоевского, Чехова или того же Толстого, но и их давно нет в живых. А то, что есть, внимания практически не заслуживает. Разве что снисхождения. Швед, ненавидящий кириллицу. Но решивший заговорить о литературе, что была в моих руках. Мы скверно переругивались в тот вечер, а после сошлись и нашли немало тем для разговоров. Наверное, в следующем письме вы спросите, каков он, и что я с ним сделала? Найдите Элиаса Эдвинсона, что живёт недалеко от центра Стокгольма и каждый вечер праздно шатается по Гамла-стану. Он жив, здоров, слушает Abba и The Cardigans, запивая бессмертное «Ватерлоо» тёмным пивом и заедая фрикадельками с клюквенным соусом, ну или свежеприготовленным лососем. Свежий лосось – вот светлое пятно на грязном полотне шведской жизни. За него можно простить всё, что угодно. А рыбалка, между прочим, неплохо борется с унынием. Вы вроде бы хотели развести меня на кулинарную дискуссию? У вас получилось. Каков на вкус шведский lax? Всё лучше, чем подмороженные бесцветные кусочки в глазировке, которые мне доводилось встречать в других странах. И уж точно вкуснее отвратительного немецкого гуакамоле, где вместо авокадо один лишь кумин, придающий благородному соусу пластмассовый вкус. И лучше шоколадного соуса, в котором порошок-какао перекатывается на языке отдельно от всего. Ещё вопросы, м? 2. From: mia_miaw@gmail.com To: Керстин Бирхоф. Тема: Без темы. Я знала, что вы снова мне напишите. Действительно знала. Наверное, тут стоило бы особо подчеркнуть, что это общение важно именно для вас, а не для меня, но тогда я солгу, ну, или не договорю часть правды. Временами меня посещает удивительная по своей нелепости мысль. Хочется осложнить вам жизнь и написать всё письмо кириллицей, чтобы вы потратили немалое количество времени на перевод, недоумевая, что хотела сказать в своём послании эта полусумасшедшая женщина? Если я полусумасшедшая, то вы начисто лишены такта или имеете самое смутное представление о том, что он собой являет. Ваши вопросы от раза к разу становятся всё более личными. И провокационными. Если прошлое письмо было наполнено сексуальными подтекстами, а то и вовсе намекало на своеобразные пищевые пристрастия, то теперь вы интересуетесь моим отношением к наркотикам. Неужели с момента прошлого разговора что-то изменилось, и вы перешли работать в отдел по борьбе с химическими веществами? О них лучше разговаривать с профессионалами, а не со мной. Я не занимаюсь производством и распространением. Они нередко были где-то рядом, но мы не подружились и не стали родными. Газеты лгут. Но начнём по порядку. И переместимся из Швеции, где остановились в прошлый раз, вооружившись спиннингом для ловли форели, на вашу родину. Вы и сами знаете, что мне довелось жить одно время в Берлине. Ещё одно скучное место, во всяком случае, показалось мне таким на момент пребывания там. «Я, мои друзья и героин». Знакомо, правда? Вот, мне тоже доводилось читать эту книгу, а ещё смотреть клип одной немецкой группы, внезапно решившей запеть на английском. Сладкий мальчик превратился в оторву. Good boy gone bad. А после свалился на самое дно, если верить клипу. Странно, учитывая тот факт, что песня легковесная, и если мне не изменяет восприятие, описывает всего-навсего какое-то клубное знакомство, а не трагедию личности, разыгранную в лицах. Ладно, я просто не создана для такой музыки. И стараюсь не искать глубокий смысл там, где… Думаете, напишу, что там, где его нет? Ошибаетесь. Смысл рано или поздно, но обнаруживается везде. Я не ищу смысла там, где не хочу его искать. Разговаривая с вами посредством писем, я ощущаю себя студиозусом, который вновь оказался в стенах учебного заведения, и его заставляют писать сочинения на заданную тему, а он, не зная, что можно выразить, старательно разливает воду, чтобы не провалиться окончательно, сдав чистый лист. Быть может, однажды моя фантазия истощится, забьётся и пересохнет, как русло реки, и вы получите ответ, в котором будет всего лишь три слова «Я не знаю». У меня было желание сделать так в этот раз, но потом я подумала и решила, что не могу позволить себе отделаться коротеньким посланием. Я же не случайный человек в этом деле, верно? Я представляю интерес для следствия. Не знаю, чем это вызвано, но раз вы говорите, что я должна отвечать на вопросы, то я, несомненно, это сделаю. Во имя правосудия! Не подумайте, что я насмехаюсь. Просто нервничаю. Мне прежде не доводилось общаться с представителями закона, даже в тот злополучный вечер, когда моя закадычная подруга откинулась, переборщив со своим спасительным порошком. О! Ещё одна точка соприкосновения с тем, что вы решили выдать мне в качестве слова дня, а я уж думала... Надо же, как вовремя приходят воспоминания. Быть может, моё письмо получится столь же внушительным по объёму, как его предшественник, а то и больше. Не имею привычки загадывать на будущее, а то, говорят, не сбывается. Когда мечты разбиваются – это всегда больно. Особенно для меня, некогда лелеявшей мечты о написании великолепной книги. Но усидчивости не хватило, и мой максимум – это пара исписанных от руки страниц в блокноте с разлинованными страницами, где на обложке дымится чашка кофе, а чья-то дрогнувшая рука рассыпала кофейные зёрна. Мне не хватает чугунной задницы, которой, говорят, должны обладать все писатели. Ну, или те, кто желают ими стать. Меня разрывают на части множество идей, но яркими они кажутся жалкие пару секунд, потом приходит понимание, что всё не так, как виделось прежде, и я напрасно так радовалась, прикидывая, какими событиями наполню своё сочинение. Иногда мне кажется, что текстовый редактор смеётся надо мной-неумёхой. Пока другие пишут огромные сочинения и, используя громкое имя, выпекают бестселлеры, я просто засоряю ваш мозг чёрными термитами на белом поле с зелёной каймой. Люблю красиво оформлять письма, независимо от того, кто окажется его адресатом. Можете считать, что таким образом я развлекаюсь, ну, или набираю материал для своей дебютной книги. Когда она выйдет, я первый же экземпляр из числа авторских вам отправлю... Какое у вас звание? Всё забываю спросить. Вот такая я рассеянная. Наверное, мои письма производят своеобразное впечатление, и меня вполне можно заподозрить кое в чём. Да-да, в том, что у меня изменённое сознание, и здесь не обошлось без темы сегодняшнего письма. Знайте, что это заблуждение. Просто даёт знать о себе всё то же непостоянство и отсутствие усидчивости, о котором говорилось выше. Обычные люди пишут письма одним махом, я растягиваю процесс на длительное количество времени, позволив себе за это время несколько сигарет – моя единственная вредная привычка – с десяток треков, прогнанных по несколько раз, пару партий в шахматы, сыгранных с компьютером в отсутствие живого противника. А между этим – стакан сока, несколько прогулок на балкон и обратно, сорванные листья у комнатных растений. Пока я доведу до конца одно письмо, проходит приличное количество времени, а вместе с ним меняется и моё настроение. Всё дело именно в этом разбросе, а не в чём-то ином. Сегодня у меня настроение в стиле ностальжи. Год где-то две тысячи пятый. Пока я писала это письмо, у меня набралось несколько песен по теме. Первая гласит о ненависти. Самое прекрасное чувство, которое мне доводилось испытывать в своей жизни. Странно, но мне сложно найти и обозначить моменты, когда я испытывала бы к кому-то чувство любви. Настоящей, которая «ах», и в самое сердце, до почек, до ступней. До всего ливера пробирающая и замирающая на кончиках пальцев. Она, по-моему, не существует. Просто фикция. Или же я совершаю самую большую ошибку, которую может совершить человек, решивший примерить на себя роль аналитика. Я меряю всех по себе, что категорически запрещено, потому что... Потому. Я знаю людей, страдающих от любви не один день и даже не один год, а несколько. Мне хотелось бы сказать им что-то подбадривающее, но я не могу, словно рот сургучом запечатан. Мне кажется, что я обязательно сболтну глупость, а они посмотрят на меня и покрутят пальцем у виска. Я бы покрутила. И им не возбраняется. Я гружу письма размышлениями, не обращайте на это внимания. Относитесь проще, будто читаете книгу. Книгу без сюжета. Мне в последнее время много таких попадается. Наверное, получив это письмо и раскрыв его, вы приготовитесь читать исповедь человека бывалого, который перепробовал все вещества на свете, а получите унылые суждения, которым место не в переписке следователя и... Кто я в вашем представлении? Свидетель? Подозреваемая? Жертва? Не суть. Моим суждениями нашлось бы отличное применение в персональном блоге, независимо от того, разгорались бы под каждым постом жаркие дискуссии, или читатели проходили мимо, не замечая меня и не придавая значения этим многобуквенным попыткам разобраться во всём, одновременно запутываясь сильнее, чем прежде. Кажется, стоит задуматься о возвращении в Швецию, ибо, как я говорила ранее, лишь там меня накрывает катарсисом. Но мне туда нельзя. Почему? Вам лучше знать, поскольку не далее как несколько дней назад вы сами были там. И я вас видела в аэропорту. Прилетели, чтобы допросить меня лично? Или же преследовали иные, неведомые мне цели? Да-да, конечно. Я была в Швеции. Но сейчас меня там уже нет. Догадаетесь, куда занесла меня судьба? Мне нравится разговаривать с вами посредством писем. Не стоит разрушать эту хрупкую идиллию, настаивая на встрече в камере. Ну, вот. Я снова непоследовательна. Недавно задавалась вопросом, какую роль играю в этом деле, сама же и отвечаю. Главный кандидат на роль убийцы. Позволите задать вам ещё один вопрос? Вы решили играть в обход своим коллегам, потому пишете мне письма, задавая столь пространные вопросы? Или же это постарался ваш знакомый психолог, посоветовав таким способом вытащить меня из скорлупы, в которой я нахожусь? Не удивлюсь, если верным окажется второе предположение. Психологи любят строить теории, а когда те терпят крах и рассыпаются на глазах, делают вид, что с самого начала предрекали нечто подобное. Странно, но многие не могут разобраться со своей жизнью, попутно пытаются навязать свою точку зрения окружающим. Не верьте им. Я знаю одну девушку, вверившую свою жизнь в руки психологов. Он драл деньги, а реальной помощи оказать так и не сумел. Мне будет обидно, если второе предположение окажется верным. Перечитав написанное, понимаю, что на поставленную тему ничего толком не написала, лишь размазала по тарелке пару капель каши. Просто мне действительно есть о чём сказать отвлечённо, и не о чем – относительно наркотической зависимости. Давайте поиграем в ассоциации? Так будет проще. Книга, как я уже говорила. Клип. Иглы и шприцы. Но это может быть и медицина. Ломка. Песни. ПЕСНИ! Я ведь собиралась написать о песнях. Преступно говорить о наркотиках и не вспомнить Placebo, пусть и слушаю я их от случая к случая. На каждую группу находится свой слушатель, но они остались для меня музыкой «настроения». То есть, я не смогла их полюбить, хоть и слышала огромное количество положительных отзывов. Мне нравится в исполнении господина Молко лишь одна песня, да и та – не в составе его основной группы, а ставшая результатом гостевого участия. Та, в которой упоминаются наркотики, ко двору не пришлась, но на ум сразу же приходят определённые слова. Как странно, правда? Забудем о мифических существах, будем ближе к реальности. С одной стороны, драконом называли порошок, с помощью которого можно обнаружить отпечатки пальцев. С другой – такое дерьмо, о котором был задан стартовый вопрос. Течением меня уносит в сторону от нашего разговора. Почему-то мне хочется подняться на сцену, обхватить руками микрофон и попытаться скопировать голос Брайана, пропев что-то там относительно me and the dragon... За точность цитаты не ручаюсь, поскольку действительно не помню. У нас даже есть что-то схожее во внешности, только волосы у меня длиннее, да рост куда выше. Но это была минута отвлечённых замечаний. Вернёмся к нашим баранам. Драконам. Дракон номер один и номер два. Две стороны одной медали? Вторая песня, которая мне приходит на ум, тоже успела покрыться пылью лет, но я бы и знать о ней не знала, если бы не попытка ознакомиться с творчеством одной австрийской группы, которая долгое время мелькала перед глазами. Вам, как патриоту своей страны, должны быть обидны такие слова. I hate Berlin Little city on heroin. Наверное, уже обиделись. А мне они кажутся верными. Один мой знакомый, датированный восьмидесятым годом выпуска – он повернут на автомобилях, потому сам о себе примерно так и говорит – признался во время одной из бесед, что ему такая трактовка происходящего тоже невероятно близка. Он и его родители, предаваясь воспоминаниям, только подтверждали выдвинутую теорию. – Чем пахнет для тебя Берлин? – Героином. Они говорили, а я... А что я? Просто слушала и внимала, впитывая в себя очередную порцию информации. Мне всегда интересны такие рассказы, потому что в них нередко обнаруживается огромное количество неизведанного, а ещё мне нравится проверять себя, своё понимание языка. Нравится чувствовать себя человеком мира. Английский. Немецкий. Шведский. Русский. Иногда я дико жалею, что не сумела выучить их все в совершенстве. Иногда о том, что никогда не решусь добавить к этому списку ещё один пункт. Если же рискну, то у меня и без всяких наркотиков в голове будет истинная филологическая каша. Наверное, я просто не понимаю, чего вы ждали от меня, отправляя подобное послание, потому так ничего по теме и не написала. В следующий раз, пожалуйста, формулируйте вопрос не столь обтекаемо, и я постараюсь ответить. Только, умоляю, без двойственных намёков. Договорились? Порадуйте стареющую приму театра одного лицедея ещё одним вопросом из разряда тех, что до глубины души. Прима жаждет выхода на сцену. 3. From: mia_miaw@gmail.com To: Керстин Бирхоф. Тема: Без темы. Поймай меня, если сможешь. Помните этот фильм с Ди Каприо? Ненавижу слащавого Ди Каприо. Кажется, что у меня немало единомышленников среди тех, кто занимает не последнее место в американской киноакадемии. Потому у бедняги Лео до сих пор нет ни одного «Оскара» при море номинаций в том или ином качестве. Не о нём, конечно, речь, а о нашем с вами взаимодействии. Я снова видела вас в толпе, но не стала подходить, опасаясь, как бы мне желание продуктивно пообщаться не вышло боком. А, судя по тому, как серьёзно вы смотрели на мир, крутя головой с двумя тугими косицами – типичная школьная староста, простите меня за столь странное сравнение – общаться вы собирались исключительно на тему смерти. Эрос и Танатос. Вечные темы. В литературе. В кино. В музыке. В жизни... Во всём. Вы снова были в одиночестве, и это продолжает меня настораживать. То ли вы действительно хотите изучить меня, а потому держите в секрете это общение, то ли у вас заранее проработан хитрый план относительно того, как поступить с доверчивой рыбкой на крючке. Интересно, почему ко мне подсылают вас, а не мужчину? Или мужчины опасаются за сохранение своей... целостности? Вдруг коллеги-полицейские окажутся не слишком расторопными, и за поимку преступника придётся расплачиваться крупными жертвами. Или мелкими? Здесь уже кому как повезёт. Иногда мне кажется, что вы заинтересованы во мне сильнее, нежели другие. Иногда мне кажется, что вы знаете больше, чем говорите в своих письмах, весьма лаконичных, то при этом тяжеловесных. Каждое слово там лишено лёгкости, лишь сухие факты, короткие ответы на вопросы, словно вы экономите место в письме. Словно вы пишите его на листке бумаги и опасаетесь, что каждый новый листок будет всё сильнее раздвигать конверт, превращая его в толстую, увесистую папку для хранения мыслей, предназначенных одному человеку. Не экономьте. Мне интересно почитать и о том, что вы думаете о сложившейся ситуации, а не только то, что думаю я. Я и без того знаю, что именно приходит на ум. Для этого не обязательно писать, хотя, стоит признать, хочется периодически эти мысли проговаривать, вновь чувствуя на языке привкус каждой тональности, определяя ударения, выбирая интонации. У писем нет лица и нет голоса, потому каждый из собеседников волен самостоятельно выбирать себе персональную визуализацию. А какая она, на самом деле? Теперь я знаю, каково ваше лицо. Суровый капитан полиции. Сжатые губы. И вечная складка между бровей. Вам стоит меньше хмуриться, иначе в столь юном возрасте заработаете морщины, а они никогда не красили женщин. Мужчин, в общем-то, тоже, но... Но почему-то к мужчинам природа более благосклонна и стареют они – при должном уровне ухода за собой – куда благороднее, нежели женщины. Ещё я ловлю себя на мысли, что книги, прочитанные прежде, не лгут. В одной из них мною было встречено выражение о том, что женщин, работающих в полиции, легко узнать в толпе. Верно. Не просто, а очень просто. Взгляд незабываем. Он сканирует всех и каждого. Он потрошит не хуже, чем нож патологоанатома, а женственности нет вообще. Это даже забавно. До того, как вы решили выбраться из-за стола, вашим письмам можно было пририсовать любое лицо, а теперь я неизменно буду думать об этом сочетании компонентов, которые никак не желают складываться в моей голове. Скажите, почему вы продолжаете писать мне письма, несмотря на то... Впрочем, об этом я спрошу позднее. То есть, позднее я задам истинный вопрос, а сейчас ограничусь обманкой. Почему меня до сих пор не вызвали в участок? Почему я до сих пор разгуливаю по другим странам, а депортировать меня никто даже не пытался? Сомневаюсь, что все мои комбинации были разыграны настолько чудесно, что бравые полицейские не нашли ни единой зацепки. На чём-то однажды прогорают и великие комбинаторы, а мне с моими мозгами, засыпанными древней литературой, вряд ли под силу создать гениальную комбинацию. Тема последнего письма ставит меня в тупик, и я начинаю глупо краснеть. А потом – истерически смеяться. Признаться, не было и мыслей о том, что следующая тема нашего сочинения окажется именно такой. Приземлённой? Растиражированной? Пошлой? Давно привычной. Секс. И проблемы в этой сфере. Странная работа у полицейских. Они и психологи, и сексопатологи, и ещё море всяких профессий в одном лице. Если я отвечу, что у меня нет никаких проблем, что вы спросите в следующий раз? Простите, что отвлекаюсь от заданной темы. Я не отвечу так, как предположила выше. Моё словоблудие подобно неиссякающему потоку, а потому письмо снова разрастётся. Для меня это тема из раздела... «Поболтать за завтраком». А вы наверняка стесняетесь. Готова поставить сотню на то, что действительно стесняетесь. Долларов? Евро? Выбирайте, сколько готовы отстегнуть мне за свой проигрыш. Можете даже в рублях поставить, я всё равно приму. Хотя откуда у вас рубли? Ставьте евро. Или вообще ничего не ставьте. Скажите приказным тоном, что мы с вами не в игры играем, а обсуждаем серьёзные вещи. Это я устраиваю здесь выступления на потеху публике, от которой таких серьёзных женщин, как вы, подташнивает. Вы боитесь выглядеть глупо в чужих глазах, и уж точно никогда не решитесь дурачиться перед аудиторией, скорее сжуёте ботинок без соли и сахара, чем позволите окружающим посмеяться над вами. Не подумайте дурного. Я не хочу никого обидеть. Просто... размышляю. Не сомневаюсь, что и вам есть, что мне сказать. И вряд ли это будет хвалебная ода, наполненная любовью и восторгом. Моя прошлая жизнь – это сплошной глянец и гламур, а что у вас? Да всё то же, что и сейчас. Обшарпанный кабинет, чёрно-белые распечатки, пистолет в кобуре, да сотрудники, что спят и видят, как бы вас, капитан, подсидеть. Гля-нец. Гла-мур. От этих слов у меня наступает перманентная тошнота, от которой невозможно избавиться ни одним из народных методов. Даже, когда я сжимаю зубами кислую, недозрелую вишню, чтобы проглотить сок, мне не становится легче. Да и с чего бы? Первое отдаёт блеяньем, а потому не воодушевляет совершенно. Второе имеет уютное окончание, но совершенно дикое начало, будто крик отчаяния. Ох, снова я со своими филологическими штучками. Простите. Но, согласитесь, именно среда, в которой человек вращается, максимально формирует его личность. И в моём случае не было никаких исключений. Меня сформировала библиотека и подиум. Снова сочетание противоречивых понятий, как кажется многим. Я ведь говорила уже, что по натуре своей склонна к проявлениям снобизма. Я не люблю тех, кто делает одно со мной дело. Не люблю, так уж сложилось. Они меня, по большей части, раздражают. И это французское лобзание воздуха рядом с твоей щекой, и тихий шёпот на вполне понятном мне английском. Bitch. Miststuck. Javla subba. Сука. Пожалуй, на английском оно звучит бескомпромисснее всего. Коротко, ясно и хлёстко. В один слог, чтобы надолго не растягивать. Так вот, модный бизнес многое мне продемонстрировал, в том числе и сторону жизни, связанную с сексом. Не скажу, что это было крайне интересно, просто я видела, наблюдала со стороны, стараясь не принимать участия. Но это вовсе не значит, что я никогда не видела мужчину без одежды, и стоит только увидеть, как я моментально упаду в обморок. Ничего подобного. В принципе, я видела даже такое, что особо сексуальным не назовёшь, а многие, видя только конечный продукт, умудряются возбуждаться. На самом деле, когда смотришь со стороны, никакого возбуждения, только смех от нелепости, неловкости и неуместности. Догадались? Порнофильмы, конечно. Со стороны может показаться, что у меня тьма сомнительных знакомств. Так и есть. У меня действительно есть определённые личности в круге общения. Подобным знакомым я обзавелась в... Германии. Всё та же Германия. Ловлю себя на мысли, что продолжаю неосознанно напевать всё ту же песенку о маленьком городе, подверженном слабостям. Знакомый из Германии, но не немец. Он из Прибалтики. Сеть знакомых пёстрая, как фреска в арабском кафе, где соседствуют синий, жёлтый и зелёный. И он снимает порнофильмы на заказ. Знакомство состоялось странно. Мне предложили принять участие. Тогда я ещё бродила по «языку». И уж точно не собиралась светиться в подобных фильмах. Тот, кто думал, что я отвечу согласием, точно неоднократно прикладывался головой о твёрдую поверхность. Иного объяснения я не в силах отыскать. Чего только не увидишь, сведя знакомство с подобными людьми. Признаться, я позволила им в качестве съёмочной площадки использовать мой дом. Зачем? Просто так. Ради куража. Мне было смешно. И чем дольше длилась эпопея, тем смешнее становилось. С тех пор видеть не могу овсяную кашу и кефир. Думаю, сами догадаетесь, почему. Их там активно используют, потому, даже отказавшись от такого стремительного падения, я могу ответить вам, какой вкус у актёров, играющих в этих дурацких фильмах. Кефирный и овсяный. Каждый раз, когда вижу, как кто-то наливает в стакан белую жидкость, меня основательно передёргивает. Что касается проблем, то... Нет секса – нет проблем. О чём вы? Какие проблемы? Мне интересен лишь процесс знакомства, а всё остальное становится скучным и неинтересным. Ходить на свидания, слушать пошлые комплименты, которые кочуют из одного века в другой, нисколько не меняясь, словно мы всё ещё живём в дремучих годах. Возможно, раньше они имели какую-то цену, но сегодня они больше ничего не значат. Банальное сотрясание воздуха и попытка закосить под интеллигента, а, может, блеснуть остроумием, хотя как раз его-то и не наблюдается, если взять за основу среднестатистический случай. Это просто моветон и полное отсутствие вкуса. От этого веет обречённостью сильнее, чем от осознанного одиночества. От второго как раз не несёт. Ради чего люди вступают в разговоры? Ради обмена информацией. Тогда почему говорю только я, а вы продолжаете хранить молчание, будто ваш язык превратился в костную пластинку и перестал поворачиваться? Вы задаёте странные вопросы, а я вынуждена отвечать на них. Где мой адвокат? Простите. Мне свойственны глупые шутки. Вопросы неизменно обтекаемы. Иногда мне кажется, что вы не знаете меня вовсе. Иногда, что вы видите меня насквозь. Это пугает, потому что я предпочитаю ничего о себе не говорить, а вы то и дело подсматриваете в моё личное дело и своими вопросами ставите в тупик, будто нарочно подгоняете под определённые рамки, желая увидеть какого-то знакомого, с которым пересекались прежде. Мы действительно пересекались пару раз в толпе, но только я видела вас, а вы не видели меня, капитан. Наверное, даже если я опишу вам себя в деталях, то вы, проходя мимо, засомневаетесь, того ли человека увидели. Мне доводилось слышать, что окончание модельной карьеры получило своеобразное отражение на моём лице. Ничего подобного. Просто теперь на нём нет косметики, и оно стало естественным. Вы просите рассказать подробнее о карьере в модельном бизнесе, а я вновь теряюсь, потому что не представляю с чего начать, и какая из историй покажется вам наиболее убедительной. У меня находятся знакомые на любой случай из жизни, у них же находятся и подходящие истории. И снова я хожу вокруг да около, не отвечая на поставленный вопрос. Мне даже немного неловко. Но вы сами подталкиваете меня к подобным шагам, задавая вопросы на темы, о которых мне нечего сказать. К чему должны привести меня три ключевых слова? Вкус, наркотики, секс? Ради чего вы посылаете мне эти отвратительные фотографии, на которые я не могу смотреть без отвращения? Иногда мне кажется, что стоит задержать взгляд на каждом из снимков дольше положенного, и я моментально попаду в шкуру эпилептика или задыхающегося астматика, готового отдать всё, что у него есть, за один паршивый ингалятор. Вы определённо испытываете порочную страсть к романам из той серии, что я упоминала ранее. А, может, по вечерам зависаете в сети, с нетерпением ожидая новости о старте очередного сезона, попутно пересматривая прежние серии? Я не понимаю, как можно столь откровенно смаковать подобные вещи, а после перекладывать всю тяжесть со своих плеч на плечи человека, не имеющего отношения ни к вашей жизни, ни к вашей работе. Ни к чему вашему. Вы словно выбиваете из меня признание в том, чего я никогда не совершала и вряд ли совершу. У меня не столь крепкие нервы, как у вас. Потому я не работаю в полиции, предпочитая работу попроще, а в последнее время и вовсе – праздное безделье. Ваши коллеги выбивают признание ногами, а вы словами и мерзкими фотографиями, внимательно рассмотрев которые, я крепко зажимаю рот рукой и бросаюсь в ванную комнату или в туалет. К чему быстрее доберусь, туда и бегу. Жаль было бы испортить ковёр завтраком, что так старательно просится наружу, подкатывая к горлу. Удивительные пристрастия. Что, говорите, стало с этими несчастными? Прежде чем описывать такое, капитан, вам следовало сделать небольшое форматирование, предварительно расставив тэги и коды. Так, чтобы заголовок бросался в глаза, и сразу становилось понятно, когда можно читать, расслабленно сидя на стуле, закинув ногу на ногу и небрежно накручивая на палец прядь волос, попутно попивая сладкую газировку или тыквенный латте с приторным переслаженным привкусом. Так, чтобы ваш вынужденный читатель знал, когда стоит замереть, перевести дыхание и близко не подходить к тому, что вы написали в порыве вдохновения.

Шок-контент. Слабонервным не читать.

Знаете, знакомясь с такими сочинениями, я начинаю невольно завидовать, поскольку сравниваю одну манеру письма с другой, и выходит, что сравнение не в мою пользу. Я проигрываю вам, капитан. Если однажды я решусь вернуться к давней мечте и вновь взяться за написание историй, всенепременно обращусь к вам за помощью. Столь подробная консультация мне не помешает. Отвратительные подробности, которые мне даже мельком читать не хочется. Сейчас самое время поиграть в томную барышню, которая никогда не сталкивалась на жизненном пути с грязью, а потому не может воспринимать предложенную информацию без отторжения к написанному. У вас всё расписано в вашей стандартной манере. Описание орудия преступления, рассказ о том, как всё происходило. И стиль больше похож на мужской, нежели мои цветистые описания, от которых я никак не могу отойти, сколько бы усилий не было приложено для этого. Я стараюсь сдерживаться, но вместо этого на страницах появляются всё новые и новые строки, заполненные буквами, как стручки забиты горошинами. Латексные перчатки, заточенные скальпели, острая иголка шприца, наполненного наркотиком. Вам не кажется, что это немного клише? Где-то мне уже встречалось подобное. Возможно, я ошибаюсь. Возможно, это просто даёт знать о себе заявление, гласившее, что сюжетов в мире существует ограниченное количество, остальное – лишь вариации на тему. Вы пытаетесь повесить на меня это преступление и требуете каких-то подробностей? Капитан, я была о вас лучшего мнения. Что я должна рассказать о тех людях, чьи имена слышу – читаю – впервые в жизни? Что это мои руки издевались над их телами, превращая мужчин в евнухов? Что вы подразумевали под своими вопросами о сексе, девиациях, психиатрах и прочем, прочем, прочем? Однако... Прошу прощения. Стоило лишь опустить глаза ниже, и вот они – ваши домыслы. Вы рассказываете мне мою жизнь. Она моя, но вместе с тем – не моя, потому что ничего из описанного вами я не делала. Это слишком эпатажно и кроваво. И в этом нет ни капли красоты. Почитаем, что вы здесь придумали. Удивительно смотреть на себя чужими глазами. Знаете, я читала пару книг-вариаций о том, как человек, получивший донорское сердце, начинал думать, как этот самый донор. А ещё читала комикс, где после пересадки радужки девушка начала видеть себя глазами сталкера. Я не проходила через подобное, но есть подозрение, что ещё немного чтения ваших писем, и я начну смотреть на всё вашими глазами, а потом раскаюсь в том, чего не совершала, сочиню впечатляющую историю о том, как решилась коллекционировать мужские гениталии и ради удовлетворения своего – вашего, согласитесь – ненормального желания отправилась на охоту. О, да! Охота... Расскажите мне о том, как я прикасалась к этим мужчинам, шептала им на ухо что-то соблазнительное, срывала с них одежду, брала инициативу в свои руки, связывая их и лишая возможности двигаться. Как вкалывала им дозу и ждала, когда они под воздействием химических препаратов сами будут готовы на что угодно. Расскажите в подробностях, а то сама я никогда не догадаюсь, как обстояло дело. Представьте себе, я читаю ваши бредни и смеюсь. Почему-то мне даже не страшно, а смешно. Картины я кровью этих несчастных не писала? Точно нет? Хорошо подумали, капитан? Нет, ну вдруг? А если однажды я напишу вам нечто подобное, кто скажет с уверенностью в сто процентов, что это чистосердечное признание, а не моя попытка вернуться в мир сочинения криминальных историй? Все лгут. И всё в мире относительно. Признайте это. Мне не нравится ход ваших мыслей. Вы больны. Что вы там ещё обо мне знаете? Может, поделитесь соображениями? Двумя часами позднее. From: mia_miaw@gmail.com To: Керстин Бирхоф. Тема: Без темы. Меня не существует. Отлично! Просто здорово! Но кто-то же отвечает на ваши письма, верно? Браво, вы превзошли саму себя. Такое даже мне в голову прийти не могло. В ожидании письма с ошеломительной сенсацией я перебрала в мыслях несколько вариантов возможных ответов, но все они были далеки от того, что в итоге получилось, и ныне смотрит на меня с монитора компьютера. Удивительно, что вы способны генерировать подобные идеи, да при этом оставаться на своём месте в полиции. Окажись я на месте вашего начальства, присмотрелась бы внимательнее, да не медлила с принятием решения, потому что с этим действительно нужно что-то делать, не откладывая в долгий ящик, иначе будет поздно. У вас есть свободная минутка? Не сомневаюсь, что есть. В таком случае сядьте и послушайте мою версию событий. Я расскажу вам всё, как есть. Ни капли лжи.

У маленькой девочки Мэри Был брат по имени Гэри. Однажды девочку Мэри Съели дикие звери. И Гэри решил отомстить.

Эпилог. Из рецензии на книгу Мартина Уорена «Мия». Скандальный роман, взяв который в руки, вы не сумеете оторваться от чтения до тех пор, пока не будет перевёрнута последняя страница. Двадцать пятый, юбилейный детектив известного, признанного во всём мире автора, чьи книги расходятся миллионными тиражами, а переплетение судеб героев заставляет читателей глотать одно произведение за другим, не пресыщаясь, а с каждым разом всё сильнее проникаясь талантом молодого писателя. Мартин Уорен дебютировал пять лет назад и сразу же снискал популярность не только у литературных критиков, отметивших высокий уровень повествования и владения писательским даром, но и у профессиональных полицейских, признавших, что расследования описаны правдиво и достойно, будто автор побывал на этой «кухне». Тонкий психологизм, яркие герои и напряжённая атмосфера делают книги Мартина поистине прекрасным блюдом, достойным оказаться в руках настоящих гурманов. Его новая книга названа просто и незамысловато, по имени главной героини. «Мия». Этот роман повествует нам о близнецах, разлучённых по воле обстоятельств. До самого финала автор умело держит интригу, приготовив для эпилога несколько Джокеров в рукаве. Развязка романа застанет вас врасплох, шокирует, но уж точно не разочарует. * * * Газета легла на стол, чуть зашелестели страницы. Смешок на секунду нарушил тишину, после позволив ей вновь вступить в права. Пиар. Вечный, неизменный пиар, благодаря которому можно продать любое дерьмо. Достаточно только добавить в описание слова «шокирующий», «скандальный», «запретный». Уловки, которые действуют не один десяток лет, да так и не выйдут из моды. Люди продолжают попадаться на эту удочку. Пальцы скользнули по обложке, очерчивая контуры белого платья на талии модели, выступившей в качестве прототипа героини. Мартин часто слышал, что автор силой мысли может превратиться в кого пожелает. Он не верил в такую чушь. Чтобы написать, нужно прочувствовать. Чтобы достоверно вывести детали, нужно проверить на практике. Красавица Мия, любительница иностранных языков, бывшая модель, подруга прибалтийских порнорежиссёров, шведов, презирающих кириллицу, и многих-многих других. Красавица Мия, которая хочет быть не той, кто она есть на самом деле. Несколько шприцов, латексные перчатки и острые скальпели в дамской сумочке вместо ленты презервативов и губной помады. Красавица Мия, которая рождена Мартином. Существовала ли когда-либо Мия, или родилась в его воображении, он не мог сказать точно. Он просто верил. Он соединялся со своим образом. Он жил этой жизнью. Его герой примерил на себя личину погибшей сестры-близнеца, известной модели, попавшей в руки негодяев и решившей смыть свой позор кровью. Его герой играл в кошки-мышки со следствием, а реальность тесно переплеталась с выдумкой. Его герой умудрился привлечь к себе внимание капитана полиции, ставшего пешкой на доске судьбы. Мартину Керстин действительно нравилась. Временами. Пока не докопалась до истины и не стала вмешиваться в его дела. Реальность и выдумка разошлись. Бедняжка Керстин. Шантаж никому не идёт на пользу. Не стоило угрожать. Не стоило всё портить. А теперь газеты наперебой кричат о том, что сотрудник полиции оказался жестоким убийцей. Чудо, что она в порыве гнева не расправилась со своим женихом. Ей могло грозить пожизненное, но она легко отделалась. Всего лишь – сумасшедший дом. Не без вмешательства Мартина. Всё-таки он любил её. Хотя бы немного. Пару раз – на жёстком ковре в её квартире и где-то в подсобке бара на окраине города – чисто из спортивного интереса. Теперь можно вычеркнуть Керстин из памяти и забыть. К прошлому он не возвращается. Пожалуй, стоит притормозить и поискать источник вдохновения где-нибудь в другом месте. Например, в той журналистке, что назначила ему интервью на сегодняшний вечер. Романа о журналистских расследованиях он ещё не писал. – Искусство требует жертв, – произнёс Мартин надменно, отводя в сторону прядь длинных тёмных волос. И усмехнулся.