И наконец мы дома (and we are finally home)

На что только Сэм ни подписывался в своей жизни. К примеру, на службу в армии, на борьбу со Щ.И.дрой вместе с Капитаном Америкой, и один раз даже на рассылку фанклуба Черной вдовы (в чем он никогда никому не признается). Но вот это? Это совсем другое дело. Он точно не подписывался натыкаться по утрам на собственной кухне на Зимнего, мать его, солдата. Сэм выбрался из кровати на рассвете и дополз до полутемной кухни, чтобы выпить кофе перед пробежкой. Он старался поддерживать себя в форме, хоть и завязал бегать со Стивом: этот засранец может наматывать вокруг тебя круги и даже не запыхаться. Но, похоже, на этот раз с пробежкой придется подождать. – Эм, – сказал Сэм, жалея о том, что недостаточно страдает паранойей: привычка держать под рукой пистолет в любое время суток сейчас не помешала бы. И, разумеется, это должно было случиться именно тогда, когда Стив уехал в Нью-Йорк по мстительским делам – после месяцев, потраченных на поиски этого красавца. Человек, которого сейчас видел перед собой Сэм, выглядел уставшим, настороженным и не особо угрожающим. Одежда в самый раз для бомжа, длинные всклокоченные волосы, заросшее лицо… И не скажешь, что он один из самых смертоносных бойцов в мире. – Стива здесь нет. Если ты его ищешь. Но я могу ему позвонить… Он будет рад услышать, что… – Нет. Я не... Нет, – голос звучал так, словно им давно не пользовались, и... Он что, нервничает? Сэм озадаченно моргнул, не ослабляя бдительности. Если он шагнет к кофеварке, станет ли этот шаг последним в его жизни? Сложно сказать. – Ладно. Значит, не Стив. Тебе что-то нужно? В душ сходить, например? Зимний солдат беспокойно топтался на месте, открывая и закрывая рот, и сосредоточенно хмурился, как будто тщательно обдумывал то, что собирался сказать. – Ты… помогаешь. Людям. Как я. Солдатам. – Ему удалось заговорить, но все равно он выглядел неуверенно, и его пристальный взгляд порядком нервировал. Еще больше нервировала его осведомленность о жизни Сэма. Похоже, он следил за ними все то время, что они пытались выследить его, только с гораздо большим успехом. Сэм не имел ни малейшего представления о том, где находился Барнс после падения геликэрриеров. А ведь не сказать, что они плохо искали, пусть даже после развала Щ.И.Т.а Стив и Сэм не страдали от переизбытка ресурсов и не очень-то ладили со старым добрым правительством. Особенно после того, как эти уроды конфисковали его порядком потрепанные крылья – ну да, они были краденые, но ради хорошего же дела. Имена, упомянутые в личном деле Зимнего солдата, никак не помогли выйти на его след. В ходе поисков им довелось столкнуться со всяким: некоторые вещи даже богатый жизненный опыт Сэма не помогал переварить. Но, похоже, их любимый убийца был не в настроении (или не в состоянии) заниматься кровавой местью. Он просто растворился в воздухе. Если кто-то думает, что человека с серьезными травмами и металлической рукой легко найти, то он сильно ошибается. Стив даже боялся, что его друг мог покончить с собой, не выдержав воспоминаний из тех времен, когда был марионеткой Гидры. Тем не менее, они не совсем зря потратили время – в Восточной Европе им удалось отловить парочку безумных ученых. К тому же Стиву, наверное, нужно было время на то, чтобы справиться со своими чувствами… и хорошенько вломить кому-нибудь из ответственных лиц. Сэм не возражал – он бы сделал то же самое для Райли, а эти больные ублюдки сполна заслужили обрушившийся на них гнев Капитана Америки. И вот Зимний солдат, чем бы он ни занимался все это время, неловко стоял на кухне у Сэма и больше напоминал потерянного ребенка, чем беспощадного убийцу, с которым Сэм сражался и которому проиграл. Но и на человека, о котором постоянно рассказывал Стив, на того смеющегося парня с черно-белых записей из Смитсоновского музея, он тоже не был похож. Сэм вспомнил фото из папки Гидры, с Зимним Солдатом в одной из камер для заморозки, и задумался. – Хорошо. Я могу тебе помочь. Окей. Я... но сначала кофе. Будешь кофе? Получив в ответ невнятное пожатие плечами, Сэм все же взял две кружки под взглядом, провожающим каждое его движение. Сэм знал, что такое ПТСР. Он испытывал его на себе, наблюдал его, изучал его, говорил о нем, лечил его… Но этого человека ломали десятилетиями, не говоря уже о том, что он побывал в плену у нацистских ученых и сражался на второй мировой, потерял руку и убил множество людей, пока находился под контролем Гидры. Квалификация Сэма явно не распространялась на такие случаи. Так что он решил начать с кофе. Они стояли в неловком молчании под свист автомата и оценивали друг друга. Отхлебнув половину своей кружки, Сэм протянул вторую Зимнему солдату… Баки? Барнсу? Барнсу. Тот схватил ее с нечеловеческой быстротой, отступил в свой угол и, поколебавшись, сделал несколько осторожных глотков. – Так ты вспомнил что-то? Из прошлого? Барнс так задумался, что прокусил губу до крови. – Чуть-чуть. Немного, но… Кое-что. – Это хорошо. Мы тебя искали, знаешь? В ответ Сэм получил едва заметное движение губ, которое технически можно было назвать зародышем улыбки, и приподнятую бровь. Ничего больше похожего на настоящие эмоции в его исполнении Сэм еще не видел, если не считать фильмов из сороковых. Что ж, уже лучше, чем ничего. А Сэм был оптимистом в глубине души. Может, Стив прав. Может, его все-таки можно спасти. Сэм определенно собирался попробовать. – Хорошо. Чувствуй себя как дома. Но легко сказать, что ты собираешься кого-то спасти. Другое дело это сделать. Практически каждую ночь гостевая спальня Сэма подвергалась разгрому – когда Барнс там ночевал. Иногда же он просто исчезал на некоторое время и не говорил потом, где был. И, если даже обычные солдаты не торопятся обсуждать с другими людьми свои проблемы, то что говорить об особенно неразговорчивом ветеране из сороковых, травм которого хватило бы на парочку взводов. По счастью, Сэм хорошо знал свою работу. Большую часть времени говорил он сам, и, если ему везло, Барнс слушал. Когда Стив позвонил через пару недель, Сэм ничего ему не сказал. Странно было, что Стив не привлек к поискам Старка со всеми его футуристическими штуками. Хотя может, ему просто успело надоесть вездесущее присутствие Большого брата. Сэм не стал ничего рассказывать, поскольку Барнс сидел рядом с ним на диване и смотрел какую-то кулинарную передачу. Он выглядел расслаблено: единственное напряжение в его теле проявлялось в том, как он барабанил пальцами металлической руки по бедру. Но Сэм знал: стоит ему только намекнуть, что Барнс здесь, и это станет его последним словом. Возможно в жизни. Но главным образом Сэм молчал не из-за этого. После того, как часто и как сильно доставалось Барнсу, казалось чудом уже то, что он сидел здесь и смотрел ужасный телеканал, а не разговаривал с голосами в голове где-нибудь в психушке. Его трудно было назвать полностью вменяемым, но у них был шанс справиться. По ночам Барнс просыпался от собственных криков. Иногда Сэм будил его – так осторожно, как только мог, – и тогда на него смотрел не тот человек, которого он успел узнать. Несколько раз он чуть не задушил Сэма. Привыкнуть к этому почему-то не получалось. После Барнс всегда извинялся, смотрел огромными испуганными глазами и порывался уйти, чтобы больше не подвергать Сэма опасности. Сэм предлагал ему заткнуться и спать дальше, не драматизировать, и, если он на самом деле хочет уйти, обсудить это с утра. Они никогда не обсуждали это с утра. А хуже всего было, когда он просто становился пустым, как чистый лист – прикажи ему что угодно, и он без вопросов слепо подчинится. Ничего столь же чудовищного Сэму не доводилось видеть ни на поле боя, ни за его пределами. Он не мог представить, через какие пытки должен был пройти такой человек, как Баки Барнс, чтобы так сломаться, чтобы превратиться в вещь, потому что в этом состоянии он не человек, а просто оружие, которое ждет, когда его направят в нужном направлении. Но ему все же становилось лучше, хотя этот процесс нельзя было назвать ни быстрым, ни линейным. Бывали хорошие дни, когда он не забывал поесть и сам заговаривал с Сэмом. А затем он мог впасть в ступор и не выходить из своей комнаты два-три дня. Время от времени он начинал нарываться безо всяких причин. Сэм не отвечал ему, просто не трогал, пока тот не успокаивался, часто после того, как убегал в ярости на несколько часов. Их "сеансы" бывали столь же непредсказуемыми и всегда неприятными. Барнс с невыносимой отстраненностью рассказывал ужасные вещи о том, что делал он сам и о том, что делали с ним. А иногда он просто сворачивался в клубок и подолгу плакал. Со временем все стало понемногу налаживаться. Стив оставался в Нью-Йорке, работал со Старком над созданием организации для замены Щ.И.Т.а. На этот раз они собирались все сделать правильно, так, чтобы оружие массового поражения больше не попало случайно в руки террористов. Из-за этого Стив считал свое присутствие необходимым, хотя сам, конечно же, предпочел бы вернуться к поискам Баки и уничтожению оставшихся ячеек Гидры. Он звонил, когда мог. Несколько раз пытался уговорить Сэма переехать в Нью-Йорк. Видимо, ему было одиноко: Наташа по-прежнему находилась неизвестно где, заново придумывая саму себя, а остальные Мстители, очевидно, жили своей жизнью. Барнс снова начал бриться и состриг свою гриву волос. При этом он все еще отказывался носить что-то кроме армейских футболок Сэма и спортивных костюмов. Одним утром, пока Барнс хмурил брови над миской хлопьев, как будто никогда не видел их раньше (хотя ел их на завтрак ежедневно уже не меньше месяца), Сэм все же дал волю любопытству. – Слушай, я никогда не спрашивал, но… почему ты решил прийти сюда? Барнс задумался на некоторое время. – Я видел выставку, там, в музее. Я выглядел... счастливым. В его голосе слышались отголоски удивления, и он смотрел на Сэма так, словно ждал, что тот будет смеяться над ним. Сэм просто кивнул, надеясь услышать больше. Надо же, в музее. Наверное, последнее место, где они стали бы его искать. – И… Он тебе доверяет, я это понял. Его абсолютная вера в Стива была как удар под дых, настолько непоколебимая, что ей можно было заразиться (пусть и не в такой же абсолютной степени). Похоже, она была единственной надежной опорой в его зыбком понимании окружающего мира. Барнс мало говорил про Стива (он вообще мало говорил). Время от времени он выдавливал из себя обрывки воспоминаний из их детства, но никогда не называл Стива по имени. Казалось, он считал, что ему нельзя этого делать. В такие моменты Сэму становилось больно за двух бруклинских мальчишек, так сильно израненных так далеко от дома. В один из дней появилась Наташа – как ни в чем ни бывало, без предупреждения и без звонка. Сэма не было дома, когда она пришла, и, судя по ножу, торчащему в кухонной стене, а также плачевному состоянию гостиной, Барнс тоже ее не ждал. Как бы то ни было, к возвращению Сэма они уладили свои разногласия и сидели рядышком на диване, склонившись друг к другу. Наташа сжимала его руки у себя на коленях, и они тихо, спокойно разговаривали (в основном говорила она) – кажется, на русском. Они даже не посмотрели на Сэма, когда он прошел через комнату в сторону кухни, слишком поглощенные друг другом, хотя он не сомневался, что они знали о его присутствии задолго до того, как он увидел их. Сэм был в курсе, что они знакомы. Это выяснилось случайно. Как-то раз он пожаловался на то, что Барнса невозможно найти, и Наташа небрежно заметила, что предупреждала Стива именно об этом. Барнс же практически ничего не говорил на эту тему, но Сэм научился довольно неплохо читать по его лицу, и однажды, увидев приподнятую бровь, понял, что на этом месте стоит остановиться. – Наташа? Черная Вдова? Ты знаешь, рыжая красотка с… – попытался объяснить Сэм. Барнс уставился на него типичным взглядом Зимнего Солдата, от которого Сэму, если по-честному, становилось несколько не по себе. – Окей, не будем про Наташу. Но ты знал ее, так? Еще до нашей, ээ, встречи. – Наталья, – сказал Барнс. – Что? – Ее зовут Наталья. Звали, когда я ее знал, – он замолчал, нахмурившись. – Я думаю. Значит, они все же знакомы, понял Сэм. Это показалось ему неожиданным, но многое объясняло. Сэм тогда предложил связаться с ней, но Барнс не захотел. А теперь, похоже, был вполне рад ее присутствию. Сэм больше не показывался им на глаза в тот вечер. – Спасибо, – сказала ему Наташа перед тем, как уехать. – Ты хороший человек, Сэм Уилсон. Она поцеловала его в щеку, выходя за дверь. Дождавшись, пока она исчезнет из виду, Сэм победно вскинул кулак в воздух. И впервые услышал, как Барнс смеется – тихо и хрипло, но по-настоящему. – А ты все равно будешь ремонтировать стены, – сказал ему Сэм, продолжая беспомощно улыбаться. Барнс ждал новостей от Стива, как наркоман – звонка от дилера. Он по-прежнему неотрывно смотрел на Сэма каждый раз, когда тот говорил по телефону, неподвижно затаившись, как будто любое движение могло его выдать. Может и могло – как знать с этим их суперострым слухом. – Я стрелял в Него, – сказал он однажды вечером после того, как Сэм положил трубку и изложил всю свежеобретенную информацию о Стиве своему внимательному слушателю. Металлическая рука сжала человеческую до синяков, а в голосе слышалась эта большая буква Н – тихое преклонение, смешанное с ненавистью к себе. – Почему он все равно… – Он идиот, а ты его лучший друг. Он никогда не откажется от тебя, приятель. Чего Стиву было не занимать, так это упрямства, но он зашел в тупик и все больше отчаивался из-за того, что не мог ничего выяснить про Барнса. То есть Наташа ничего ему не сказала, а Старк пока не обзавелся спутниками, с помощью которых можно заглянуть в дом Сэма, – это радовало, но хотел бы Сэм знать, как долго так будет продолжаться. – А стоило бы. – Именно так я ему и сказал, когда он впервые узнал, кто ты. Барнс и бровью не повел – это сообщение его совершенно не удивило. – Он должен был послушать тебя. – Неа. Теперь я начинаю думать, что он прав. Барнс долго смотрел на него, пытаясь почувствовать ложь. Сэм не отвел взгляда. Вместо этого он рассказал ему о Райли. Сэм не мог оставаться дома весь день. Когда укрываешь у себя человека, который прячется от чертовой уймы народу, в частности от Капитана Америки и остатков Гидры, не говоря уже о множестве других сомнительных личностей, не стоит делать ничего подозрительного, например, брать внеплановый отпуск. К тому же кто-то должен платить по счетам, особенно если этому кому-то приходится содержать суперсолдата, который ест все, что видит перед собой, словно не уверен в том, дадут ли ему еду в следующий раз, и регулярно что-нибудь ломает в приступах неконтролируемой ярости или ужаса. Сэм толком не знал, как Барнс проводит время в его отсутствие, но предполагал, что тот редко выходит из дома, предпочитая заниматься своими неизвестными делами под прикрытием ночи. Сэм не особенно беспокоился по этому поводу: раз уж Барнс, несмотря на весь свой эмоциональный раздрай, умудрялся скрываться долгие месяцы, и не было никаких признаков того, что он нападает на случайных прохожих даже в самом нестабильном состоянии… Что было в своем роде чудом… или чем-то чудовищным, если вспомнить, насколько пассивным он иногда становился после своих приступов. В итоге у Сэма чуть не случился сердечный приступ, когда соседка, старая и больная миссис Джонс, сообщила ему, что его молодой человек очень вежливый, а Сэм в следующий раз тоже должен зайти к ней на чай. Так он узнал, что Барнс помогает ей полоть огород. Она не возражала против его приступов. Ее муж воевал, и тоже был контужен, или как это сейчас называется, и, если Сэму нужен совет, пусть обращается в любое время. Поблагодарив ее, слегка обескураженный Сэм пошел домой, где обнаружил Барнса спящим на диване. – Ты в курсе, что миссис Джонс считает нас парой? – спросил Сэм позже, пока они выбирали, какую пиццу заказать – готовили оба посредственно, хотя Барнс и отличался нездоровым пристрастием к кулинарным передачам. Ладно, можно признать, в их жизни было что-то семейное. – Ага. Она предположила как-то раз. Я решил, что это прикрытие не хуже любого другого. – Хм. – А что? Теперь это нормально, – его упрямый, настойчивый тон будто провоцировал Сэма на возражения. – Я видел в новостях. – Я знаю, что это нормально. Но не думал, что это нормально для тебя. Барнс закатил глаза. – В те годы за такое можно было попасть за решетку, но это еще не значит, что люди этим не занимались. Сэм, наверное, еще ни разу не слышал от него такого длинного предложения, и Барнс тоже это заметил. Они обменялись растерянными взглядами, и Сэм попросил его просто выбрать уже, наконец, пиццу. Примерно тогда же коллеги Сэма и ребята из его терапевтической группы начали предполагать, что он встречается с кем-то, поскольку он постоянно торопился домой после работы и чаще, чем раньше, отказывался сходить куда-нибудь вечерком. Он просто спешил убедиться, что его дом (и Барнс) все еще на месте, но не мог же он им об этом сказать. Барнс приходил и уходил, когда ему вздумается, но после того, как Сэм однажды спросил, ждать ли его на ужин, стал отчитываться каждый день с армейской точностью. Сэму становилось от нее неуютно, но он не показывал вида. Он знал, что Барнс где-то ремонтировал свою руку, но толком не замечал разницы, пока тот однажды не надел майку без рукавов (неизвестно откуда взявшуюся), и Сэм увидел, что красная звезда больше не красная, а белая. Сэм смотрел чуть дольше – гораздо дольше – чем следовало бы, пока Барнс не попросил его свалить уже наконец. Невероятным усилием воли Сэм так ни о чем и не спросил. Иногда в холодильнике волшебным образом появлялись продукты, а на кухонном столе – газеты. Иногда Барнс приносил выпечку от миссис Джонс (у них и вправду вошло в привычку время от времени пить с ней чай), а одним памятным утром заявился домой с чем-то вроде гранатомета. – Нет, сюда нельзя приносить оружие, – сказал Сэм, как ему казалось, разумным и спокойным (с учетом обстоятельств) голосом. Барнс бросил виноватый взгляд в сторону своей комнаты. Сэм вздохнул. – Я не хочу об этом знать, да? – …наверное, нет. Сэм попытался не думать о том, что в одной из его комнат, по всей видимости, спрятан целый арсенал, приобретенный сомнительными способами. Оставалось только надеяться, что ему не придется объясняться по этому поводу с полицией. Однажды Барнс принес крылья Сэма. Сэм не представлял, как ему это удалось (ну, немного представлял, ему самому доводилось их воровать) и кто их отремонтировал, но они были полностью исправны. И пусть это было не очень умно с его стороны – скорее даже совершенно безрассудно – но Сэм сжал Барнса в крепких объятьях, только через секунду вспомнив, с кем именно решил пообниматься. Барнс уставился на Сэма, как будто у того выросла вторая голова, застыл на месте и сжал кулаки так, словно очень старался не сорваться. Сэм вздрогнул; порыв благодарности отступил так же быстро, как и возник. – Извини. Но спасибо, мужик. Спасибо тебе. Барнс сухо кивнул и неловко прошаркал в свою комнату, где оставался следующие два дня, пока Сэм не принес ему блинчиков в качестве извинения. Как-то раз, когда Барнс отважно пытался осилить завтрак размером в собственный вес, Сэм спросил: – Ты думаешь иногда о своем будущем? – О каком будущем? – Есть ли что-нибудь, чем ты хотел бы заниматься, когда тебе станет лучше? – Не станет. – Ты не будешь таким, как прежде, но у тебя есть прогресс. Черт, да ты не пытался меня убить уже почти месяц. – Какое достижение. Надо отпраздновать, – бесстрастно ответил Барнс. – Просто подумай об этом. Наташа заглядывала время от времени, якобы для того, чтобы посмотреть, как дела у "Джеймса", как она его звала (Сэм не сразу вспомнил, что это его настоящее имя). В конце концов Барнс позволил ей привести свою прическу в более презентабельный вид. При ней он выглядел гораздо более оживленным. Чередуя насмешки и уговоры, она добилась того, что он стал нормально одеваться, регулярно бриться, разговаривать и выходить на улицу. Но ее визиты очевидно вызывали плохие воспоминания у обоих. Сэм считал, что именно из-за этого она никогда не оставалась надолго. Они говорили о том, что надо бы восстановить сеть конспиративных квартир и складов оружия, раз уж все, что было у Щ.И.Т.а и Гидры, оказалось в Интернете; пили какую-то абсурдно дорогую водку (Сэм бы не советовал Барнсу употреблять алкоголь, но, похоже, тот со своим метаболизмом все равно не пьянел), и иногда исчезали по вечерам, с одинаковой вероятностью проводя время в дорогих ресторанах на дружеских свиданиях (Сэм уточнял – действительно на дружеских) или уничтожая остатки советских спящих агентов. Ох уж эти шпионы. Сэм старался не иметь с этим ничего общего. Однажды они даже провели выходные в Париже (судя по всему, Наташа реквизировала частный самолет Старка). Сэм узнал об этом только тогда, когда Барнс подарил ему дешевый магнит с Эйфелевой башней (он почему-то думал, что это смешно). – Почему Париж? – немного озадаченно спросил Сэм. Барнс пожал плечами и отвел взгляд. – Я обещал ей. Много лет назад. День, когда в Нью-Йорке случилась Большая Жопа (часть вторая) стал, возможно, одним из самых тяжелых дней в жизни Сэма, даже с учетом времени, проведенного на активной службе. Они с Барнсом не отрывались от телевизора, и, в общем-то, больше ничего и не могли сделать: ехать до Нью-Йорка на машине было слишком долго, а крылья Сэма, при всех своих достоинствах, не предназначались для полетов на дальние расстояния. Трудно сказать, кто из них тяжелее переносил роль стороннего наблюдателя. Барнс обменялся смсками с Наташей – когда он успел завести себе телефон? – но его выражение лица не изменилось, и Сэм не стал задавать вопросов. Когда хаос немножко успокоился и на экране появился Стив, они оба громко выдохнули. Он выглядел уставшим, слегка опирался на Бартона и вытирал кровь, текущую из пореза над бровью, чтобы она не заливала ему глаза. И все же он победно сиял, обращаясь к журналистам. – Смотри-ка, Кэп прекрасно обошелся и без нас. Барнс дернулся практически незаметно, и Сэм хлопнул его по плечу медленным движением, оставляя возможность уйти от прикосновения. – Ему же хуже, да? В ответ Барнс лишь рассеянно хмыкнул. Сэму пришло в голову, что они теперь, наверное, друзья. Кто бы мог подумать. Когда на улицах было немноголюдно, Барнс с удовольствием ходил с ним на пробежки. Он мог сколько угодно держаться в темпе Сэма, хоть его дыхание едва ли ускорялось. Когда Сэм не мог или не хотел бежать дальше и останавливался, он неизменно получал разочарованный взгляд и иногда – ехидные комментарии: Барнс оказался той еще заразой, и теперь стал гораздо разговорчивей. На этот раз он не произнес ни слова, хотя Сэм уже научился различать разновидности его молчания, и понимал, что ничего страшного не происходит: он просто задумался. – Я думаю… теперь можно ему сказать, – объявил он Сэму, пока тот пил воду большими глотками. Сэм не сразу уловил связь: был слишком занят размышления о суперсолдатах с легкими из стали, будь они неладны. – Что? – Про меня. – Ты хочешь, чтобы я позвонил Стиву? – Да, пожалуй. У Сэма не было иллюзий насчет того, чем вызвана эта внезапная перемена. Барнс ужасно боялся причинить вред Стиву, но еще больше его пугало то, что это могут сделать другие люди, а он, Барнс, ничем не сможет им помешать. Его защитные инстинкты, очевидно, пересиливали все, что сделала с ним Гидра, пусть Стив и был теперь суперсолдатом. Сэму стало немного жаль тех, кто имел глупость обижать Стива, когда они были детьми, о чем он Барнсу и сообщил. – Заткнись, Уилсон. Сэм ждал этой возможности все прошедшие месяцы, но звонок Стиву стал испытанием для его нервов. Для нервов Барнса тоже. – Привет, Сэм. Все в порядке? Прости, что не звонил в последнее время, у нас тут было малость… беспокойно. – Да, я видел. Весело было. Мог бы и позвать, я бы тебя прикрыл. Стив издал какой-то утвердительный звук, явно думая о своем. – Я знаю, тебе есть, чем заняться и без того, но ты не узнал ничего про Баки? У меня не было времени, а Наташа больше мне не помогает: сказала, что раз мы ничего не нашли, значит, он не хочет быть найденным, и я должен отнестись к этому с уважением. Думаешь, она знает, где он? Сэм собрался с силами, пытаясь говорить как можно мягче. – Вот как раз насчет этого… Он живет у меня уже довольно давно. На другом конце линии раздался резкий вдох. – Что? – Он обратился ко мне за помощью… Я не знаю, как объяснить, но он пришел ко мне, и сейчас у него все не так уж плохо, с учетом обстоятельств. И, да, насколько я понял, он наконец-то готов к тому, чтобы ты узнал, где он находится. – Он помнит? – Вряд ли все, что хотел бы помнить, но как бы да. Голос Стива был полон трепета, иначе не скажешь, но, когда прошел первоначальный шок, стал почти истерическим. – Он с тобой? Я могу с ним поговорить? Пожалуйста, Сэм. Барнс, который стоял достаточно близко, чтобы слышать весь разговор, отчаянно замотал головой. Еще бы он теперь не струсил. – Секунду, – сказал Сэм Стиву и повернулся к Барнсу, сжимающему кулаки до металлического скрежета. – Ты говорил, что готов. – Сказать ему. Не разговаривать с ним. После долгого уламывания Барнс сдался, и, когда он наконец взял трубку, его голос отчаянно дрожал. Сэм отошел в сторону, чтобы оставить их один на один, но успел услышать всхлип: – Привет, Стив. Стив добрался до Вашингтона в рекордные сроки и поселился на диване. Радовало, что в доме наконец-то появился человек, с которым можно по-человечески поговорить. Барнс – мастер ехидных комментариев, но не самый разговорчивый парень, и эмоции его выражались в основном посредством замысловатой хореографии бровей и убийственных взглядов. Тем не менее, стало тесновато. Дом явно не был рассчитан на то, что в нем будут жить три взрослых мужика с целым арсеналом проблем и опасных рефлексов. Сэму нередко приходилось выступать в качестве буфера: Стива и Барнса переполняли чувства, в основном друг к другу. Стив старался. Стив очень сильно старался поддерживать и быть понимающим. Он прочел все, что можно о ПТСР (хотя ему не приходило в голову применить полученные знания к себе), он ходил на встречи для ветеранов и пытался устраивать с Барнсом совместные медитации (которым, видимо, его научил доктор Беннер). Он старался так сильно, что Сэму порой физически больно было на это смотреть. Такой уж он, этот Стив Роджерс. Вот только его самого, увы, нельзя было назвать образцом душевного здоровья. Наташа (она однажды появилась, готовая принять выговор за то, что скрывала местонахождение Барнса, но вместо отповеди получила объятия) считала, что все это идет Стиву на пользу, поскольку он учится расслабляться, справляться с паническими атаками и т. п., хоть он и не задумывается о том, как это может пригодиться ему самому. Она тоже пыталась помогать, используя все, что знала о советских техниках промывки мозгов и прочих неприятных вещах. Впрочем, однажды за кофе она призналась Сэму, что совсем запуталась с этой парой и их сложными взаимоотношениями. Да, теперь Сэм и Наташа иногда пили кофе вдвоем, над чем Барнс не переставал потешаться (обходясь минимальным количеством слов). Сэм начал воспринимать их четверку как странную, запутавшуюся семейку, в которой каждый старается не дать другому утонуть, хотя сам еле держится на плаву. С появлением Стива Барнса снова начали одолевать кошмары. К счастью, Стив был гораздо прочнее Сэма, так что имел больше шансов выжить, но из-за этого он расслабился, и однажды получил перелом челюсти в двух местах и синяки, которые не сошли за ночь даже несмотря на сыворотку. После этого случая Барнс исчез и согласился вернуться только на условии того, что Стив пообещает быть осторожней в будущем. Стиву тоже снились плохие сны. Он не говорил о них, но иногда не спал по ночам и приходил к Сэму играть в покер. Сэм выигрывал, потому что покерфейс Стива никуда не годился. В тех редких случаях, когда Наташа оставалась на ночь, она делала их обоих. Она ночевала в комнате Барнса, а Сэм и Стив делали вид, что ничего не имеют против. Не обходилось и без разногласий, обычно носивших односторонний характер (кроме тех случаев, когда Барнс заявлял что-то типа «лучше бы я умер» или «как ты вообще можешь смотреть на меня»: это был верный способ вывести Стива из себя). Барнс просто не умел в конструктивной манере справляться с виной, злостью и обидой, которые поедали его каждую минуту каждого дня. Но однажды он все же попал в точку, и неизвестно, кто больше удивился, когда Сэм встал на его сторону. – Стив, тебе нужно хобби. Ни одному из вас не становится легче от того, что ты целыми днями смотришь на Барнса грустными глазами. И посещения миссис Картер не в счет – они точно так же вгоняют тебя в депрессию. Барнс согласно промычал что-то над своей миской с хлопьями. Стив поморщился. Так началась Великая битва за искусство. Барнс вспомнил, что Стив был художником, и пришел к заключению, что если уговорить его вернуться к этому занятию, то он станет счастливее. Сэм одобрил план. Вот только для его осуществления пришлось завалить чуть ли не каждый сантиметр жилой площади бумагой, холстами, кисточками, альбомами и карандашами; Сэм даже не подозревал о существовании стольких разновидностей карандашей. Один бог знает, где Барнс достал все это добро. Возможно, через Наташу. Прошла неделя, и Стив снова начал рисовать. Рисовал он в основном Барнса во всех возможных ракурсах, но иногда еще здания, Сэма и Наташу, других Мстителей, случайных людей на улице. Впрочем, большая часть рисовальных принадлежностей все же отправилась в ближайший благотворительный центр. Стив с головой ушел в рисование и две недели ежедневно ходил в Смитсоновский музей (ни на шаг не приближаясь к выставке Капитана Америки). Сэм с Барнсом смогли удержаться от фразы "я же говорил", но обменивались самодовольными улыбками и развешивали наброски на холодильнике, как гордые родители. Стив действительно много рисовал Барнса. Слишком много. Сэму и раньше приходило в голову, что их отношения могут быть не вполне платоническими, но впервые эта мысль не просто промелькнула, но и задержалась в его сознании. Сэм не считал себя экспертом, но в этих набросках порой сквозило слишком много любования для рисунков лучшего друга. Сэму показалось, что Барнс тоже обратил внимание (возможно из-за того, как тот смотрел на Стива, когда думал, что никто не видит). Сэм не пытался говорить об этом ни с кем из них: им и без того было, чем заняться. Не только он оказался таким наблюдательным. Однажды утром, когда Сэм помогал миссис Джонс донести покупки до дома, она негодующе поцокала языком: – Ты бы присматривал за своим Джеймсом, милый мой. Я видела, как он поглядывает на того мальчика, который к вам переехал. Сэм засмеялся. – Я думаю, у Стива на него гораздо больше прав, чем у меня, мэм. Спасибо, но не беспокойтесь из-за этого. Позже на той неделе Барнс, слегка обескураженный тем, как миссис Джонс стала с ним холодна, спросил у Сэма, не знает ли тот, что случилось. – А, точно... Она думает, что ты изменяешь мне со Стивом. – Я… Что? Не правда! – возмутился Барнс немного обиженно и очень испуганно. – Особенно с учетом того, что мы вообще не вместе. – …верно. После этого Барнс довольно неловко сменил тему и спросил, хочет ли Сэм лазанью на ужин (очевидно в порядке отвлекающего маневра: пусть Барнс не слишком хорошо готовил, но лазанья ему удавалась потрясающе). Меньше всего Сэм ожидал, что ему придется объясняться по поводу этих несуществующих, полностью вымышленных отношений со Стивом. Хотя он уже смирился с тем, что в его жизни постоянно происходят дикие вещи, и даже научился получать удовольствие. В общем-то, это было даже весело. – Эй, Сэм, можно с тобой поговорить? – Конечно, в чем дело? – Да просто… я слышал… что ты и Баки?... – он запнулся с таким видом, как будто ему было физически больно закончить это предложение. – Что у нас фондю? – продолжил за него Сэм. Стив побледнел. – Ты-то откуда об этом знаешь? – О, по всей видимости, эта история передавалась из поколения в поколение семейства Картер. Они хранители знания о том, что Капитан Америка – полный лопух. Думаю, это придает твоему образу человечности, или типа того. Шэрон как-то спьяну рассказала Наташе, а та почувствовала необходимость поделиться с остальными. – Постой-ка, Шэрон – родственница Пегги? – О боже, приятель, ты всегда все узнаешь последним? – Похоже на то. – В общем, мы с Барнсом не занимаемся тем, что ты понимаешь под словом фондю, и не связаны никакими другими отношениями, кроме, скажем так, соседских. Он весь твой, приятель. – Нет, что ты… Я не… Я не поэтому спросил. На этом Стив, умеющий вовремя признать поражение, совершил тактическое отступление. Сэм не мог с точностью сказать, в какой момент эти два придурка поняли, что одинаково сходят с ума друг по другу. Он не знал, новый ли это этап их отношений, или они были вместе еще тогда в сороковые, просто никогда не упоминали об этом при нем. Честно говоря, он прекрасно обходился без подробностей. Есть вещи, которых лучше не знать про Капитана Америку. У Сэма и так оставалось не много иллюзий насчет Стива, если они когда-то и были. В конце концов Стив перебрался с дивана в комнату для гостей (оставалось только догадываться, как два парня их размеров помещались на кровати, которую можно назвать двуспальной только с большой натяжкой). После этого, закономерно или нет, количество ночных кошмаров резко пошло на убыль. Стив, как и Сэм, не оценил склад оружия в комнате Барнса. Сэм испытал некоторое облегчение: ни Барнс, ни Наташа не понимали, в чем проблема, и он начал беспокоиться насчет адекватности своей реакции. Однозначно, ему стоило больше времени проводить в компании нормальных людей. Он изо всех сил старался не обращать внимания на звуки, доносящиеся из гостевой спальни по ночам, но не по очевидной причине – эта кровать все равно не выдержала бы секса двух суперсолдат. Сэма смущали и невыразимо расстраивали беспрестанные повторения «прости, прости, прости», шепот «все нормально, все в порядке, все хорошо теперь, я здесь, никто больше тебя не тронет, я убью их, если они только попытаются, я не подведу тебя снова» и «боже, мне так тебя не хватало, пожалуйста, останься, не оставляй меня»... Уж лучше бы они ломали мебель. – Я не понимаю его, – сказал Барнс со своей позиции у окна, откуда он наблюдал за тем, как Стив стриг крошечный газон перед домом. Он сам вызвался, потому что Сэм этим никогда не занимался, а Стиву, конечно же, было ужасно неудобно находиться на положении нахлебника. – Я думал, я привык, но теперь… Я не понимаю, как он может простить все то, что я делал. Вопрос о том, несет ли Барнс ответственность за действия Зимнего солдата, Сэм обычно перенаправлял Стиву, который испытывал по этому поводу Очень Сильные Чувства. – Это был не ты. – Но это был я! Как вообще можно быть таким хорошим? Даже для него это слишком. – Никогда не думал, что тут дело в эгоизме? – Что? – Когда мы с ним познакомились... Он был в глубокой депрессии. Считал, что у него ничего не осталось. Затем появился ты, и это стало для него потрясением… Но я даже не знаю, что могло бы заставить его пожалеть о том, что ты жив. – Но я почти убил его. – Было дело. Я не говорю, что он умный. И не убил же. Ты остановился. – Я его не заслуживаю. Никогда не заслуживал, особенно сейчас. – Может и нет. Но, может быть, он заслуживает тебя. Он выглядит счастливым, когда ты рядом. Бог знает почему. – Заткнись, Уилсон, – ответил Барнс мрачно, но уголки его губ дернулись вверх. Сэм наблюдал за тем, как эти двое стояли плечом к плечу (жарили барбекю, подумать только) – одновременно и так же, и не так, как они стояли рядом на записях из сороковых. Они никогда не будут полностью нормальными, но, возможно, они никогда и не были. Барнс по-прежнему неадекватно реагировал на резкие движения; в его воспоминаниях оставались огромные дыры, которые, может быть, никогда не будут заполнены. Стив носился с ним, как курица с яйцом, и считал, что ему-то самому никакая терапия не нужна. Иногда по ночам Сэм видел, как он сидит за кухонным столом, опустив голову на руки, и выглядит так, словно никогда больше не будет улыбаться. Они по прежнему ходили на цыпочках друг вокруг друга, и иногда целыми днями не могли посмотреть друг другу в глаза, а иногда взрывались в спорах, после которых Барнс на время растворялся в воздухе. Но в хорошие дни все это не имело значения. В хорошие дни Сэм приходил домой и заставал их обнимающимися на диване. Они обсуждали, какую ерунду показывают по телевизору, совсем как два старика, которыми они на самом деле и являлись, нежно толкались и обзывали друг друга так, будто признавались в любви. Веди они себя подобным образом все время, Сэма уже тошнило бы от них. А так он просто плюхался на пол перед диваном и просил вести себя прилично в его присутствии. Барнс слегка его пинал, а Стив предлагал не завидовать. Когда они решили вернуться в Нью-Йорк, Сэм не удивился. Рано или поздно это было неизбежно. Они переехали в квартиру в Бруклине, гораздо более шикарную, чем то жилье, которое они могли позволить себе в юности, но все же скромную по сравнению с апартаментами Стива в Башне Мстителей. Стив неплохо ладил со Старком и остальными, но чувствовал себя неуютно в роскошной обстановке, поэтому Башни старался по возможности избегать. Когда Стив сообщал Сэму об их отъезде, в его голосе звучало приглашение, но Сэм слишком любил свою работу, и у него была своя жизнь (хоть он в последнее время ее подзабросил). А кроме того, он не сомневался, что им еще есть, над чем поработать наедине друг с другом, особенно если они хотят продолжить свои отношения. А вот когда Барнс его обнял, он удивился. Слишком быстро, слишком сильно, слишком жестко, но все же это определенно можно было назвать объятием. – Я перед тобой в долгу. – Нет, что ты. – Да. Я не забуду, что ты сделал для меня… И для Стива тоже. Сэм пожал плечами. – Ну, для чего нужны друзья? Барнс посмотрел на него немного удивленно, хотя на то не было причин: пусть это никогда и не говорилось прямым текстом, но всегда очевидно подразумевалось. – Да, пожалуй. Но то, что ты сделал… Пустил меня к себе, когда я был… – он как будто начал уходить в себя. – Я хочу сказать, ты сделал больше, чем можно было ожидать от кого бы то ни было… Думаю, я просто… Хотел сказать спасибо. – Обращайся. Долго репетировал эту речь? – Заткнись, Уилсон. Практически такой же разговор состоялся у них со Стивом пять минут спустя. Наташа появилась, чтобы помочь с переездом (а именно перепрятать оружие Барнса в другое место). Она вернулась, пока они паковали свое немногочисленное имущество, и замерла в дверном проеме. Как раз когда Сэм собирался спросить, нужно ли ей что-нибудь, она повернулась и небрежно спросила, не хочет ли он сходить с ней на прием, на который она собирается проникнуть, чтобы получить какую-то информацию от иностранного чиновника. – Я не шпион, – сказал Сэм, немного растерявшись. – Я знаю. Я не предлагаю тебе шпионить, я зову тебя на свидание. Разве можно было отказаться от такого приглашения? Конечно же, все прошло не так гладко, как планировалось – пришлось побегать и пострелять, но кого Сэм обманывает? Он давно не проводил время так здорово. А кроме того, за свои старания он был вознагражден поцелуем на ночь. Наконец дом снова оказался в его единоличном распоряжении. Конечно, Сэм был этому рад. Просто раньше он никогда не замечал, насколько дома тихо, когда живешь один – а ведь его недавние соседи были не самыми разговорчивыми ребятами на свете. И, разумеется, стоило об этом задуматься, как он обнаружил в полумраке своей кухни знакомый силуэт, освещенный лампочкой из холодильника. – Боже, Барнс. Смерти моей хочешь? Тот обернулся с яблоком в одной руке и пакетом молока в другой. – У тебя закончился апельсиновый сок. – Ты тоже здравствуй. Не мог позвонить или типа того? – Наташа никогда не звонит. – Когда без предупреждения появляется она – это мило. А когда ты – это жутко. Так что ты тут делаешь? Какое-то задание, о котором я должен знать? Барнс начал мяться, и Сэм догадался, что он поругался со Стивом. Очевидно из-за глупости, иначе он не отправился бы во второе место, в котором Стив будет его искать (первое – у Наташи, которая на тот момент изображала из себя богатую наследницу где-то в Лос-Анджелесе; на следующей неделе, когда она вернется, они встречаются). – Нет. Мне просто нужно было побыть подальше от… кое-чего, ненадолго. – Влюбленные поссорились? Барнс закатил глаза. – Типа того. – Ладно тогда. Чувствуй себя как дома. Пробежка подождет. Сэм вернулся в кровать. В более подходящее время он выслушает жалобы Барнса на привычку Стива пренебрегать базовыми правилами личной безопасности. Стив позвонит и извинится, независимо от того, был ли он не прав или нет, и Барнс вернется к нему вприпрыжку – а что ему еще остается. Наташа, наверное, вечером постучится в скайп и расскажет, как провела день среди гламура и интриг, и пожалуется, как все это скучно, и скажет, что когда вернется, то наденет треники и весь день будет смотреть сериалы вместе с Сэмом. Сэм ни на что из этого не подписывался, но был чертовски рад, что все это с ним произошло.