Будут ли волки в раю

Глава 1. Человек так устроен - если выстрелить, польется кровь… Пусть бы он кричал на меня, как сумасшедший, только бы услышать его голос, но нет, телефон прохрипел что-то вроде: «Абонент временно недоступен», и тем грустнее жить в куче проводов, когда они не приносят пользы и не соединяют с родным человеком, когда нам это нужно. «Человек так устроен - если выстрелить, польется кровь»- цитировал кого-то Харуки Мураками. Это было нечто вроде последнего выстрела. Он мог бы взять трубку и холодно, с трепещущим сердцем и равнодушным голосом заявить, что отныне я ему безразлична, но нет, он просто недоступен. С какой-то несвойственной ему дикостью, он потом бросил бы телефон об стену и забылся в вине, тогда, видя его в окне первого этажа, я бы поняла, как он зол, обижен, расстроен, но он просто недоступен… Что-то сломало меня в его улыбке, что-то зацепило внутри и, как кинжалом, отрезало от остального внутреннего существа.

***

Человек так устроен - если выстрелить, польется кровь… Или он мог бы сказать, что я самая родная для него во всем свете(!), (что вряд ли), но теперь осталась только ненависть. Тогда я поняла бы, что он все еще любит меня, потому что так было сотни раз, было бы и сейчас, но нет, он просто недоступен. Я сидела в местном кафе, наперекор колонкам слушая джаз. *** Уехал? В таком случае потерян целый год. Так же глупо, как до этого мы теряли друг друга в течение шести лет, пока любили. Мы могли пропасть на неделю, месяц, или даже несколько, не сказав ни слова, оправдывались, только когда у обоих едет крыша, а истерика начинает сопровождаться нервным тиком, только в самые переломные моменты. Джаз сменился классикой. Пожалуй, нужно успокоиться. *** Мы жили через дорогу, но могли не видеться очень долго, причем не всегда специально, а потом просто прийти, зная, что у него (или у меня) никто другой не появился. Такой странной была наша любовь, но…есть одна проблема, что человек так устроен - если выстрелить, польется кровь… *** Человек так устроен - если выстрелить, польется кровь… Я выстрелила в него. Я попалась ему на глаза, идя с парнем, который любит меня, замерла и обернулась. Что-то вдруг изменилось, что-то застонало в неуемном желании броситься к нему в объятия и тут же исчезло без следа, как пар. Но это «что-то» и перевернуло меня. Он усмехнулся так ядовито, как умел только он один - со всей искренности выражая презрение, будто он оказался сильнее, дожидаясь меня еще несколько месяцев, а я вдруг выстрелила. Во взгляде его светилось удивление, хотя он знал, что когда-нибудь так будет. Однако он привык считать меня своей… Не знаю, что он чувствовал или думал. Наверное, это больно. *** Глотку душили безудержные рыдания, облачный рисунок неба резал глаза резкостью и ясностью. Одна единственная слеза скатилась по щеке и растворилась на языке морем, блаженно увлажнив сухую, почти потрескавшуюся кожу обветренных губ. Я выстрелила в него, не хватало сил отвергнуть воспоминания, но неужели стала чужой ему? Неужели больше не увижу, может ли он вообще не вернуться? Мысли, ужасные, вихрем кружились в голове, отрешенно вспыхивая и всплывая в сознании и ударяя неизбежностью, как электричеством. *** Человек так устроен - если выстрелить, польется кровь. Ирония в его глазах стала для меня кровью, текущей из сердца, светлого, сокровенного… Все люди созданы Богом, Он - совершенство, а все мы - маленькие кусочки совершенства. У Него – Великого и Вездесущего – наверное, самое чистое сердце, какое человеку невозможно представить. Значит, и у людей – Его творений, тоже чистые сердца. Я чувствовала себя ужасно, ощутив его боль почти физически, чувствовала, как после моего исчезновения, он остался наедине со своим одиночеством, в то время как любящий меня был рядом со мной. Луна свирепо смотрела в окно. Я вышла на улицу. Лучше бы услышать, что я предала его, пробила брешь в доспехах души, лучше пусть проклинает меня, только бы знать, где он, с кем, что с ним, или кто,… но телефон не понимал моих криков, угроз, просьб, слез и истерик. Он просто хрипел через покалеченный жизнью динамик: «Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение после сигнала». Он никогда не проверяет сообщений. Я тоже. Кажется, ученые не лгут. Музыка Моцарта действительно успокаивала расшатанную психику. В ту ночь я нещадно боялась темноты, точнее образов, возникающих в ней… Он, где-то лежит один в пьяном угаре, истекая кровью души, а все потому, что я выстрелила в него… *** Кофе сменилось бокалом красного вина – из алкоголя вкус вина мне нравится больше всего. Хотя я и перепробовала немного: пиво, (когда папа в нетрезвом состоянии перепутал его с моей содовой, тогда мне было четыре года). Коктейли. Мартини (случайно перепутав с минеральной водой на чьем-то дне рождения), ликер – сладкая роскошь, когда папа ушел из семьи, наутро проявились последствия этой роскоши… Воспоминания разжигали старые раны. Не думаю, что Моцарт одобрил бы «попойку» под свой «Реквием» или «Панихиду», но я не удосужилась об этом подумать. Итак, Изабелла, Мускат? Придерживаясь сегодня классического стиля одежды и классической музыки, пожалуй, Изабелла. Именно ее почему-то называют классикой. Позже я вспомнила, что пить вино – кощунство, если это не причастие. Совесть ночью перегрызла все мои кости, когда я с ужасом осознала, что грех обладает силой притяжения, может быть такой же, как и наша Земля, и что поверни я время вспять, все равно поступила бы так же. Такова сущность человека. Было очень стыдно смотреть правде в глаза. Помню нашу последнюю встречу. Он был непредсказуемым, в сущности, и в нежности. Пламя его груди было жарким, но тихим и успокаивающим. Как всегда. Любви уже нет, но все же… Такой ласковый, с по-детски наивными прикосновениями, губами, легкими, как морская пена, глазами, серыми, как у лани, огненно-рыжими волосами и милыми веселыми ямочками на щеках. Сразу появился образ, как его взгляд вдруг становится сладким, как пудинг, таким ощутимым, что можно пить, задумчивым до благоговения и заботливым до серьезности. В эти моменты я почему-то смеялась, а он беззаботно улыбался и обнимал меня. Мы ни разу не целовались, только однажды под Новый год, да и то не в губы. Думаете, что за пять-шесть лет этого мало? Вполне достаточно, чтобы свести с ума. Имея в принципе большой опыт общения с противоположным полом, я все же была и остаюсь совершенно невинной. Я считаю, что не вступать в близкие физические отношения с любимым человеком до вступления в брак – это не просто идеально, это норма и правило. Вино не избавило от чувства горечи внутри, стало только хуже. В голову приходили глупые мысли, вроде: «О, Вольфганг Амадей, наверное, был бы доволен, узнай он о существовании интернета и собственной всемирной популярности». Итак, что там у нас? Виолончель, скрипка и пианино? Великолепно… Ностальгия не позволяла уловить аккорды аккомпанемента в полной мере их красоты. Как сильно я ранила его? Не знаю. Глава 2. Крушение души. Моя семья. Семья распалась, когда мне было одиннадцать, я – единственный ребенок, в детстве порой чувствовала себя от этого ущербной, но потом привыкла. Папа был и навсегда останется для меня лучшим на свете, несмотря ни на что, у нас с ним всегда были особые, доверительные отношения. Связано это было, прежде всего, с тем, что он единственный из всей семьи никогда не кричал на меня, даже голос не повышал. При полном отсутствии понимания и проявления хоть какого-то интереса к моей личности со стороны матери я страдала не особо, бабушкой (с которой и живу) очень дорожила. Но потом отношения с мамой очень хорошо наладились, благодаря общей вере в Бога. Все чаще и чаще я чувствовала себя любимой, и решила сама любить, как любил Иисус: не за что-то, а несмотря ни на что. Не помню, сколько мне было лет, когда умер дедушка, помню только, что спать меня отправили к соседке, а потом я долго плакала. Бабушке было еще хуже, чем мне. С тех пор я начала учиться скрывать свои эмоции. Про дедушку никому не рассказывала. Звали его Миша. Каждый день после работы он приносил мне трехлитровый баллон молока и шоколадку, от него всегда приятно пахло свежим хлебом, мы часто ругались - я хотела смотреть мультфильмы, а он - спорт. Спали втроем: дедушка грел бабушку, а она – меня. Так было до моего пятилетия. Вот и все что я помню о нем, кроме внешности. Скудновато, не правда ли? Со временем, когда дедушки не стало, я приходила к папе. Он жил со мной и бабушкой, и иногда в церковном реабилитационном центре. Обычно дома засыпал перед телевизором, на перине на полу, не в силах доползти до постели. Ни в коем случае не хочу, чтобы кто-то осуждал моего отца. Не хочу, чтобы кто-то думал о нем плохо. Но что было-то было. Вскоре все привыкли к шуму, так как денег не хватало, бабушка сдавала комнату, которая раньше была моей. Мама работала, но из-за периодических семейных скандалов половина получки главой семейства успешно пропивалась. Поэтому, когда я была совсем маленькая, то мы с бабулей иногда забирали бутылки из местного кафе, когда посетители уходили, чтобы сдать их за копейки. Оба родителя изрядно выпивали и иногда дрались в моем присутствии. Приходилось разнимать. Тогда мне было четыре года. Насчет наркотиков ходили слухи, но употребляли их в моей семье, или нет, я не знаю. У отца были попытки покончить жизнь самоубийством, не думая о судьбах домочадцев: например, оставлял включенным газ. Иногда он не мог уснуть, пока не положит под матрац ножи. Приходилось их прятать в ванной. Ну что ж, у каждого свои скелеты в шкафу и ножи под матрацем. Однако, не смотря на эти «мелочи» у меня и в мыслях не возникало осуждать его, вплоть до момента внезапного ухода из семьи. Мы более семи лет дружили с девочками из соседнего дома, одноклассницами, о них позже. Мама сестричек училась с моим отцом, и отзывалась о нем, как о приятном в общении добром человеке. Как и все сотрудники по работе – мастера столярного дела. *** Папа как раз лечился от всех своих зависимостей в месте, называемом реабилитационный центр, при церкви «Преображение», в которую ходим мама, бабушка и я, когда познакомился со своей новой зависимостью – рыжей мегерой по имени Ольга. Надо отдать должное, волосы у нее были шикарные, заплетенные в тугую длинную косу и натуральные, насколько я знала. Эта фурия быстро пронюхала, что папин брак на грани развода. Вино лениво плескалось в бокале. «Изабелла» разжигала эмоции, а не успокаивала. Это не входило в мои планы, но кровь уже начала быстрее двигаться в жилах, еще глоток и она превратится в магму, рассудок вопил, а останавливаться не хотелось. Совесть моя уже утонула в бокале, пока я наслаждалась воспоминаниями, позволяющими жалеть саму себя, потому что рассказать кому-то означало опозорить нашу и так не особо счастливую, но семью. Если бы я тогда знала, что добрая тетя, дающая конфеты направо-налево, бывшая наркоманка с дочерью, как я, живущей с бабушкой, разведена и собралась отца прибрать к рукам – то, не задумываясь, переехала бы ее асфальтоукладчиком в каком-нибудь темном лесу! (темный лес, техника – это все детали). За папу я молилась около девяти лет. С тех пор как научилась говорить. И вымолила – таки! Сергей Михайлович Б. бросил свои привычки и торжественно… вернулся в семью? Как бы ни так! Женился на другой женщине. Как я была зла на него! А на нее, так это просто без комментариев! Правда, мама тоже не сахар… хотя она старалась наладить наши шаткие отношения, очень хорошо готовила и держала в чистоте дом. Надо сказать, в абсолютной чистоте. Как известно, мужчина любит, чтобы дом выглядел чисто, а женщина – чтобы в нем было действительно чисто. В такие моменты я любила и люблю ее так сильно, как только дочь способна любить мать. Глава 3 Замерзшая в снегу. Колонки начали играть громче, но подпитанный алкоголем разум не воспринимал отдельные звуки – только сплошной вопиющий шум. Руки автоматически перешли от Моцарта к тяжелому року и пропагандирующему смерть, магию и нацизм, металлу. Гнев немного поутих. Новая жена отца – всего лишь фактор, мешающий спокойно логично мыслить. Необходимо было его ликвидировать. За отсутствием возможности сделать это в реальности, сознанию пришлось пытаться утилизировать ее во внутреннем мире. Еще вина? Определенно, да. Почему-то песни о демонах, ведьмах и прочую нечисть успокаивали. Какая – то темная сфера, заполняющая душу, мешала мне любить всех людей, наполняла сердце ненавистью и делала из нежной девушки загнанного в угол зверя. Или не стоило вином запивать успокоительное лекарство? Не важно. Но, пожалуй, одного бокала все же хватит. Очень хочется ему позвонить… Тряхнув головой, пытаюсь выбить из сознания бредовую идею. Нет, нельзя, а, хотя, что если я и пьяна, в первый и, надеюсь, в последний раз в жизни, потому что отцу должны делать операцию в Германии, куда он за отсутствием денег, конечно не поедет?! Что если и так? Да, я пьяна, потому что у матери предынфарктное состояние, а бабушка стара и у нее рак, так что может… страшно и думать… да, я пьяна, и пусть все катится в тартарары, потому что сегодня я – волк-одиночка, и сегодня я собираюсь забыться! Я ведь и на трезвую голову пыталась связаться с ним, а он недоступен. О чем только думает?! И о чем я только думаю?! Лучше бы мне провалиться, чем снова увидеть его. Это было похоже на фантомные боли – когда конечность уже отрубили, а тебе кажется, что она еще болит. Жестоко. *** Он был нужен мне. Очень нужен. Я даже знала почему. Как человек, черпающий вдохновение в сильных и острых эмоциях, я чрезвычайно нуждалась в приливах адреналина, сильной эйфории, а получить их было больше неоткуда. Как безумный зверь бродит под деревом, на котором сидит его жертва, так и я, как голодный волк, сидела под окном его дома, прячась от оконного света, как вампир от ультрафиолетовых лучей. Как я добралась от кафе до его дома? Не помню, но по дороге к вину на пустой желудок добавилась бутылка мятного пятнадцатиградусного ликера под названием « Morello». Глупо ли это было?- несомненно. Важно ли было для меня, что я снова делаю глупость?- ни капельки. «Так всегда было, есть и будет»,- говорят обычно люди, сравнивая такую сильную влюбленность с врожденным кретинизмом. Итак, в зимний период года, в середине января обычные нормальные люди могли наблюдать следующую картину: молодая девушка лет 17-18 жалуется на свою жизнь стоящей неподалеку мусорной урне. Урна внимательно слушает. Девушка вполне довольна своей собеседницей, ей не нужна критика и здравомыслие, а потому юная особа не задумывается, подходит ли ей урна по интеллекту. Спустя некоторое время девушка начинает петь. Скорее всего, делает вывод любой прохожий: она пьяна, вывод правильный. Однако любой прохожий не знает, что, не находясь в состоянии алкогольного опьянения, девушка обычно тоже поет на улицах, и куда погромче. *** В это же самое время молодой человек, живущий на первом этаже, отчаянно пытается дозвониться до возлюбленной, но абонент недоступен. Вот же ирония судьбы! Юноша хмурится и в темноте серость глаз становится подозрительно темной, почти сливаясь с чернотой окружающей ночи. Он берет в руки гитару и начинает играть, на скамейке под домом продрогшая и озябшая девчонка с трудом отрывается от своей собеседницы - мусорной урны - та подмигивает ей. «Не пила и не надо было начинать»,- смеясь, думает девушка, подмурлыкивая знакомую до боли мелодию. Сероглазый юноша мотает головой, как бы пытаясь стряхнуть наваждение, она не здесь, а очень далеко, убеждает он себя, смеяться так может кто угодно, так ведь? Показалось, ему это показалось? Слегка пошатываясь на каблуках, тряхнув локонами, виновница воображаемых галлюцинаций молодого человека возвращается домой, мелодия их вместе придуманной песни слышна на ближайшие два квартала. Девушка почти плачет и уже не видит изумленного взгляда, направленного ей в след, она сворачивает за угол ближайшего дома и падает в обморок. Фонарь освещает акацию. Привкус неба на губах доходит до поразительной концентрации и становится ощутимым. Листья дерева похожи на светлячков. Светлячков очень много, крошечных, как звезды. Там где заканчивается фонарный свет, лежит девушка, волосы запорошены снегом. *** Одинокий умирающий Город пропускает по своим артериям-магистралям машины. Никто не замечает красоты падающих хлопьев снега, зеленоватого в свете, который просачивается сквозь акацию. Никто не замечает единственного на протяжении улицы окна на первом этаже, где еще горит свет и мучается приступами отчаяния и одиночества молодой парень, никто не слышит его грустных песен. Никто не видит спящую на подоконнике этого окна кошку, точнее кота, рыжего, как его хозяин. И уж точно никто не видит черный силуэт лежащей в снегу девушки, кроме молодого человека, выскочившего на улицу в четыре утра. Глава 4. Встреча. Я лежу в снегу, мне очень холодно. Очень холодно. Что со мной? Вероятно, снова приступы, но, учитывая состояние моего тела, неудивительно, что я не заметила легкой дрожи в руке и сокращений мышечной ткани (эти симптомы обычно сопровождают приступы). Помню прием в больнице, врач тогда сказала, что неправильно сплетенные нервы, отвечающие за координацию движений, связаны с мозжечком головного мозга, но находятся так близко к венам, что никто из специалистов не возьмется делать операцию. Тогда мне было все равно, но сейчас это было не вовремя. Хотя, какая разница, зачем пытаться, я и цифр таких не знаю, выжить, чтобы за операцию расплачиваться, что ли? Итак, я лежу в снегу и мне очень холодно. Чьи-то руки прикасаются к щекам… Руки теплые. Очень теплые. Можно ли умереть от обморожения? Думаю, нет. А вот от воспаления легких, наверное, вполне. Руки меня куда-то несут. Какая наглость! Неслыханно! Однако отбиваться я уже не в силах. Лицо кажется знакомым, а голос – родным. Это все вино виновато, думает рассудок, прикидывая, нужно ли вырываться. Куда меня тащат, не знаю, но это должно быть помещение, а значит, там тепло. *** Я был просто в шоке! Не в ее правилах шататься, где попало в три-четыре утра, это больше на меня похоже. И вдруг голос любимой, причем, совсем неадекватный, доносится за окном моей квартиры. Галлюцинации? Выскакиваю на улицу и вижу, что причина моего сумасшествия валяется в снегу и уже чуть дышит. Не помня себя, бегу к ней, проверяю пульс на шее, она шепчет мое имя, смотрит в глаза, но, похоже не узнает. Я испуган, хватаю ее за плечи, трясу, она отбивается, но я крепко держу, слезы жгут щеки, от милой исходит запах вина и чего-то еще сладкого, как сгущенка, руки ее трусятся, она тоже плачет, но устает бороться, и тает в моих руках. Пытаюсь согреть ее руки своим дыханием, бережно поднимаю и несу в квартиру, несчастную и уставшую. Она дрожит. Некоторые остатки воспоминаний. Я остановилась перед зеркалом, раздумывая какой образ более реален – этот или зеркальный? Каждому нужен свой нереальный, возможно игрушечный, мирок, хотя бы крошечный. Где все – марионетки, а ты – их хозяин. Где всегда погода, которая тебе нравится. Все живое любит тебя. Все живое признает твоё существование, талант, силу. Все живое не умирает. Формы, стихии, тела: ты управляешь всем. Но не заведется ли в этом мире такая же, как я? Может ли образ жить в такой же Вселенной за стеклом? Есть ли там такое же государство, такой же город, улица, квартира или же частный дом, и честнее ли твой облик, чем ты? Кто из вас кого изучает, когда ты смотришься в зеркало? Куда уходит твое «второе я»? Может ли оно мыслить как ты? Или это она в него смотрит, а ты всего лишь отражение и повторяешь действия личности, гораздо более сильной, личности более самостоятельной и стеклом неограниченной? Отражение нахмурилось, тень сомнения пробежала по лицу, но расчесывающаяся девушка за гранью этого даже не заметила. А в это время… Я залетел домой, словно громом пораженный, тихо запер дверь на ключ, только бы она не издавала никаких звуков! Взяв в руки хрупкое тельце, понес в свою комнату, решив, что не совсем благоразумно вешать в прихожей чужое пальто, когда кому-то из родителей (а в моем случае обоим) необходимо работать в третью смену. Обувь под кровать, верхнюю одежду в шкаф. Я грел ее, как мог: положил в свою постель, накрыл толстенным одеялом, лег рядом и обнял. Озноб тут же охватил мои руки, по телу пробежало стадо мурашек, гигантских, как мамонты. Она была не из тех, кто хватается за сильную мужскую руку в трудностях, поэтому я даже не догадывался, насколько она беззащитна и ранима, бедняжка совсем замерзла. Холодная, как ледышка! Я с трудом сдерживал себя, чтоб не спихнуть с кровати это несчастное создание, моя бедная маленькая девочка! Я себя буквально ненавидел, стоило ей все объяснить раньше… Глава 5. Я очнулась. Думаю, по названию главы понятно, что я пришла в себя. Через некоторое время. Осмотрелась. Комната явно не моя. «Изабелла» все еще пошаливала в крови. Голова трещала по швам. Петь больше не хотелось. От одного бокала такого быть не может, скорее всего, я заболела. Нос пока не заложило, но подозрение на гайморит сделало свое дело. Дышать было сложно, я хрипела, как поперхнувшийся курильщик, и вдруг знаковый голос пронзил казавшуюся безвоздушной оболочку пространства комнаты, как бы наполняя её кислородом. - Пока, мам, пока, пап! Голос звучал облегченно и ласкал слух. Как волна. Я застыла в предвкушении, а чего – не знала. - Сынок, мы позвоним, - пробасил мужской голос, больше похожий на утробное рычание льва. - Если что-то понадобится, позвони - добавил мягкий женский альт. В моей голове все окончательно перемешалось. Сердце кровавым гранатом (имеется в виду полудрагоценный камень) как-то слишком жалко заблеяло протест, но разум уже подал довольно здравую для моего состояния идею – смыться под шумок… Я поднялась с кровати с большим трудом, ведь одеяло было сказочно теплым и мягким, так что вставать охоты не было. Однако рассудок был неумолим – уйти необходимо. Немедленно. Тело, где-то вдалеке от мыслей, лихорадочно искало пальто. Так, теперь обувь… Я выскользнула в прихожую с грацией кошки и почти бесшумно. Здорово, оказывается, я могу тихо передвигаться! Ага, вот и мои сапоги рядом с большим зеркалом. Волосы растрепанные, под глазами глубокие тени, или показалось в темноте? Так или иначе, вид не радует точно. Отражение мне подмигнуло с намеком, что я сама виновата, опустив пристыженный взгляд, я начала обуваться и вдруг сообразила, что случилось. На кухне открылась дверца холодильника. «Молоко пьет»,- анализировать его действия – одна из моих укоренившихся вредных привычек наряду со словами-паразитами. Зашнуровав сапоги, еще раз взглянула в зеркало и испугалась. Отражение больше не подмигивало. Его вообще не было за стеклянной чертой, исчезло, испарилось, как дым или пар, (!) даже оно оставило меня наедине со своими проблемами и тоской. Именно в этот момент, не задумываясь о ненормальности данного явления, я почувствовала себя невыносимо одиноко и поспешила пожаловаться на жизнь самой лучшей в мире собеседнице. Выбравшись из чужого дома, я отправилась в точку возврата – на лавочку возле подъезда, терпеливо дожидаясь меня на старом условленном месте (когда руки его несли меня к себе в квартиру, я успела договориться встретиться там же). Урна никуда не ушла. Она со мной поговорит (к тому времени Муна (уменьшительно – ласкательное имя, данное новой подруге от «мусорной урны») уже начала отвечать, и наши диалоги сменили мой вечный монолог). Выслушал бы хоть кто, хоть мусорный бак! Как мало, однако, порой бывает нужно для счастья. Лунный свет обволакивал тело, проникая сквозь ткани одежды, и, импровизируя, я начала читать новой подруге свои стихи, похожие на заклинание следующего содержания: Ты храни его, небо синее, Ты храни его, море властное, Своим мягким и нежным инеем Огради его сердце страстное. Пусть ночами лишь очи серые Укрываются тьмой паленою, Омывай его тело белое Дребезжащей водой соленою. Пусть рука моя, как в глубоком сне, Выбьет имя клыками-клиньями. Он так нужен мне, он так нужен мне! Ты храни его, небо синее. Стихи авторские. Ивановская Екатерина. *** Кажется, я снова что-то забыла у него в квартире и сбежала, не попрощавшись. Как всегда. Впрочем, он знал, что от меня такое и следует ждать вместо благодарности. Но что? Кольцо, как прошлой осенью? Нет. Браслет из бирюзы, как летом? Вроде, тоже нет. Его квартира смахивала на Бермудский треугольник. Все, что туда попадало, обратно не возвращалось. Огромный перстень с черными и белыми камнями? Вряд ли, я его где-то посеяла, ах, нет же, оно так и валяется у него с прошлой зимы. Кстати, надо об этом напомнить. Нет, это более важное, только что? Или я специально оставила его там? Мысли вздрогнули и улетучились. Так и есть. Оно осталось в квартире вместе с отражением! Мое сердце пожелало остаться там вместе с отражением! Пожелало остаться с ним, а не со мной! Как всегда! Так вот почему так пусто, горько и обидно… Муна стояла рядом, словно поддерживая меня и давая опору. Глядя на то, как беззаботно живется мусорке (только ей не рассказывайте, что я так назвала ее), я глубоко позавидовала собеседнице и разрыдалась. Почему я опять ушла? Потому что заслуживаю лучшего. Так ведь? Лучшего, чем тот, кто спал под моей дверью, не желая уходить, не услышав мой голос? Лучшего, чем тот, кто пытался похитить меня ночью на прогулки под луной? Лучшего, чем тот, кто не спал, по восемь часов в сутки добровольно разговаривая со мной по телефону? Лучше, чем тот, кто под окном пел мне песни и писал письма на испанском языке? Лучшего? А действительно ли я заслуживаю его? Не удивительно, что мое сердце осталось там. Жаль только что не по любви, а по привычке. И жаль, что он сам об этом не знает. Не знает о том, что уже нет никакой любви. Глава 6. Пропажа. Так значит, она ушла. Что ж, этого и следовало ожидать. Но почему-то нет ощущения утраты, будто часть любимой осталась со мной, надо почистить зубы, умыться, выпить и что-то еще… Я посмотрел в зеркало и ничуть не удивился, увидев рядом с собой ее отражение. Улыбнулся. Любимая такая недогадливая… Она даже не замечала, как я по маленьким кусочкам воровал ее душу по ночам. Конечно, когда я приходил, прежде всего, хотел услышать ее голос, увидеть добрые глаза, почувствовать, всю нежность и доброту, на какую способна любящая девушка. Но уж слишком чистым, непорочным и светлым было ее сердце, слишком наивной и незащищенной душа… и уж очень хотелось навсегда забрать все это богатство с собой… Покурить тоже не мешало бы. Я, правда, обещал бросить, но она ведь ушла, так почему я должен держать слово? Ах да, на днях неплохо бы для моей совести признаться, что не такой уж я и ангел, что не все несколько месяцев ждал, когда любимая соизволит вернуться, однако, никто никому ничего не должен, так? Да и девушка у меня уже есть, не могу сказать, что я с ней счастлив, но хоть какая-то стабильность,… а то захотела-пришла, захотела-ушла,… что это такое?! Правда в этом тоже я виноват, но ведь она первая начала весь этот романтический бред! Призналась, что я ей нравлюсь, наверное, хотела каких-то отношений, хотя сама была еще в пятом классе! Да это смешно! Разве я мог смотреть на одиннадцатилетнюю девочку, как на потенциальную девушку? Нет, конечно! Я и сам только в восьмом классе был! Я невольно улыбнулся. Она всегда была и осталась очень наивной и маленькой. Милая и так ростом не вышла, а в школе, пока мы учились вместе, она была просто крошечная! И очень злилась, когда я её подкалывал. Хи-хи. Она и сейчас не особо высокая. Столько лет взаимных радостей и гадостей, и я ушел в институт, завалил первый курс и поступил в колледж на пожарника, а она осталась в школе, однако, приезжала ко мне в Ростов. В этот период времени я старался быть паинькой, потому что ей было особенно тяжело: учеба, экзамены, проблемы в семье, ссоры с друзьями и преподавателями, окончание музыкальной школы, конкурсы, танцы. Она постоянно изучала меня, когда мы были рядом, будто никого вокруг больше не существовало, откровенно льстила, когда хотела добиться своего, но в ее светлых глазах это не выглядело лестью. Она ненавидела свое имя (единственное, что осталось от отца, ушедшего в другую семью и поэтому все друзья знали ее как Ксюшу или Инну (Ксюша по сочетанию букв Ксюша-Катюша, разница две буквы всего) и Инна от «Катерина»). Потрясающе-искренняя девушка, хотя я, как параноик, не уставал ее постоянно подозревать в чем-нибудь. Например, что она записывает наши телефонные разговоры или дает слушать песню, которую я ей посвятил и сбросил при условии неразглашённости. Сначала это срабатывал механизм защиты, (разбитое сердце в мои планы не входило), а потом просто от безделья. Забавно было наблюдать, как она злилась и всегда со мной спорила. Моя маленькая девочка давно выросла и уже не верит в сказки, которые сама мне писала. Конечно, ее стихи и песни, посвященные мне, всегда найдут место в моей душе, но, боюсь, это все, что мне осталось от нее. Вероятно, потеря и смерть ходят за руку, с каждым исчезновением она становилась все дальше и призрачнее. Боюсь, что в жизни любимой не осталось больше места для слез, прогулок под луной, бесконечных разговоров по телефону и песен, которые мы писали вместе, моя роль в сценарии, который она никогда со мной не согласовывала, окончена. Ее занял другой, чем он лучше меня, я никогда не узнаю. Хотя, кто знает, может быть, точка еще не поставлена, может быть, она – лишь часть многоточия? Учитывая мой маленький зеркальный козырь. *** Когда луна светила в окно, я сходила с ума, меня что-то влекло к ней, и это был не просто магнетизм. Неудивительно, что спутник так часто воспевают, она (спутник мужского рода, но луна... бывают вещи, которые по-другому не назовешь) будто сфера вдохновения, созданная Богом и прекрасная. И я все гадала, для какой цели она сотворена. Разве может источник эйфории быть просто камнем? Не верю. В ночи, разбавляемые полнолуниями, я писала самые прекрасные стихи, самые чудесные песни, слыша музыку в голове - и все полны боли, грусти, одиночества и смерти. Ну что ж, не всем дана счастливая любовь, которая греет холодными вечерами, а от мыслей о ней и сладких поцелуев эмаль на зубах трескается и крыша едет водостоками вперед. Я не оборотень, просто чувствую себя волком. Это не болезнь, не психические отклонения, не проклятье-это сущность. Это не объяснить. Мне не хочется крови, убийства, ну разве что, когда злюсь. И, хотя нос у меня заложен круглый год, запах крови наравне с резкими запахами сажи, серы и спирта, я чувствую очень четко. Я не вампир, а то, что от аромата алой жидкости у меня иногда расширяются зрачки, то я не считаю это не нормальным. Кусаться не бросаюсь, никому жить не мешаю. Быть может, это специфика вегето-сосудистой дистонии? Ха. Отсутствие вредных привычек порой разрушает не хуже самих привычек, я пассивный курильщик - сама не курю, но чуть ли не помираю от аллергии, когда кто-то курит рядом. От запаха спиртного голова идет кругом, даже когда на губах ни капли. Может быть, с луной так же, я не рабыня ей, но когда кто-нибудь рядом преклоняется пред Гекатой, (древнегреческая богиня ночи, смерти и Луны) то и мне тяжело не опуститься на колени. Ведь луна, нет, Луна, она сильнее спиртного, запаха сигарет и всего, что довелось попробовать семнадцатилетней девчонке – вечное удовольствие, как глоток воздуха в горах – каждый кажется первым и последним, и хочется дышать вечно. *** Нельзя же считать ее своей вещью! Уже несколько часов я не мог уснуть, вспоминая всю боль, причиненную смыслу моей жизни, и проклинал себя за такое ужасное к ней отношение. Солнышко мое! А ведь она столько терпела, просила и предупреждала, не придумали таких цифр, чтобы посчитать сколько раз она прощала меня. И еще больше, когда я не считал нужным извиняться, о том чтобы как-то загладить вину и речи не шло. Зачем? Я считал, что девушка, которой я дорог - явление постоянное и никуда не денется. Даже не понимал, что она такой же человек, со своими стрессами и проблемами. Дело было даже не в том, что Ксюша, как награда свыше, откуда не возьмись, появилась в моей жизни. Нет, дело было в моей гордости и эгоизме. Разве я не заслужил кусочек счастья, разве я хуже всех? Так я оправдывался, воруя ее душу. Своим счастьем я ни с кем делиться не собирался. Я пошел в ванную, умылся, выпил на кухне молока и сел писать новую песню, заранее зная, кому она посвящена. Скоро мне уходить в армию. Пальцы сами набирали номер, но кроме гудков, нарушающих пустоту и тишину, ничего вокруг уже не существовало. Три часа утра. Наверное, она спит. Спит и не знает. Что целый год вряд ли увидит меня. Ну, ничего, мы сможем это пережить, вместе с ее тенью и отражением - частями ее души, я собирал вещи, вспоминая, в какое зеркало она смотрелась последний раз. Нужно мыслить аналогично, как бы я поступил? Пока я прощался с родителями, она тихо прошла в коридор, обула сапоги, надела пальто и посмотрела в зеркало! Ну конечно! Какая девушка не посмотрит в зеркало перед выходом из дома, пусть даже не из своего?! Я выбежал в прихожую из своей комнаты и посмотрел в зеркало. Отражение гневно смотрело на меня. Так и есть. Я не волшебник, я только учусь,… кто это говорил? Кажется, Антуан Де - Сент. Экзюпери? Неважно. Я кривовато усмехнулся. Ее душа не понимает, как оказалась тут, куда ушло тело и почему она не может вырваться. Я усмехнулся. Снова. Бедняжку ведь должен кто-то утешать, так ведь? Возьму-ка я ее с собой. В армию. На годик. Вот только как? Придумал! Где карманное зеркальце моей сестры? Шкаф? Стол? Нет, полка! Я быстро нашел маленькое зеркальце и поднес его к большому зеркалу, что стояло в прихожей. Если бы Ксюша не задумалась о том, чтобы остаться, душа ушла бы вместе с ней в качестве тени или отражения, так что-же задержало ее? Необходимо узнать. Иначе как я смогу держать ее рядом с собой? А нужно ли? В этот раз она осталась добровольно. Неужели есть надежда все исправить? Тем временем отражение перешло в более маленькое зеркало, которое я мог носить с собой. Точная копия моей любимой там казалась еще прекрасней. Несмотря на явно наигранное недовольство, она улыбалась. Это прогресс. Она улыбалась иронически и с ненавистью, будто волчицу в угол загнали. Это уже регресс. И вдруг родной до физической боли взгляд заполнился нежностью. Она улыбнулась как раньше, когда любила меня, и сердце мое кольнуло внутри, отозвалось. Ее глаза, подобно хамелеону, способны менять цвет, но, что любопытно, по настроению. Например, когда Ксения злится (пусть читатель не судит строго, но я буду звать любимую различными прозвищами и именами, какие нравились ранее ей самой), взгляд становится зеленым, когда радуется он голубой с золотой радужкой, когда грустит он серый, почти прозрачный. Оттенок глаз девушки в зеркальце был ярко-зеленым. Она злилась, как химера, била маленькими кулачками по стеклу и нервничала, пыталась вырваться. Я только смеялся, осознавая собственное над ней превосходство. Наверное, никогда не оставлю ее в покое. А зачем, маленькая волчица отвечает тихой покорной нежностью, если я ей нужен? Пусть капризничает сколько угодно. Цели достижения не важны. Важен результат, разве не так? Кто-то может со мной не согласиться, конечно. У каждого правда своя. Мы будем счастливы. Всегда. Счастливы и неразлучны, хочет она, или нет. Я слушал одну из своих любимых групп. Ария никогда не устареет. Есть вещи или слова, которые не теряют силу никогда. «Ветер в твоих волосах тот же, что вечность назад»- пел Кипелов на концерте в Петербурге. Я задумался. Музыка заглушала все, что могло звучать в моей квартире. Я не могу просто так уехать. Никогда не мог. Она, как вспышка! Яркая, мимолетная, чарующая, ослепляющая и всегда не моя! Но душа не сможет долго обходиться без единения с телом. Кто-то ее заберет. Да и тело быстро погибнет без души. Милый и слишком красивый мираж, чтобы исчезнуть. Слишком невечная вспышка. Жалко просто отпустить, чтоб угасла. Но просто отпустить, отдать кому-то другому тоже жалко…просто невыносимо, она ведь не останется одна. Такие девушки не остаются одни. Как правило. Но есть и исключения. Пока что она не понимает, насколько прекрасна и ценна. Как картина гения, которую еще не признали. Надо выпить. Срочно. Вино обжигало глотку. Крик рвался из груди. Я побежал в свою комнату, схватил ближайшую подушку и стал кричать. Такое бывает, когда необходимо выплеснуть эмоции. А вопль все не прекращался. Я даже замолчал через некоторое время, удивившись, что так надолго хватило воздуха. Жаль под водой не получается так долго обходиться без кислорода. Вино было только началом, в отличие от любимой мне одного бокала не хватит, чтобы забыться и позвонить ей. Коньяк! Где-то в шкафу стоит коллекционный коньяк. Ну, так низко не летаем, мелко не плаваем! Если меня не замучает похмелье, повезет. Если не убьет передозировка, это попозже сделает отец. Хотя мне уже будет все равно. Ее улыбка на фотографии показалась удивительно укоризненной после шестого бокала вина. Когда я открывал коньяк, отражение отвернулось, не желая это видеть. Наутро к душевной боли добавилась еще и головная. Коньяк, ром, мартини, виски, мохито, вино - напитки благородные, но когда попали в желудок все вместе и всосались в кровь, мозг начал отчаянно бунтовать. Голова кружилась нещадно. Я поплелся к зеркалу. Сел на диван. В отражении Ксеня лежала у меня почти на коленях и улыбалась во сне каким-то своим мыслям. Внезапно страстно захотелось ее обнять и согреть (девушка лежала, свернувшись калачиком). Она была совершенна. Это знали все кроме нее самой. Я повторял стихи, посвященные ее совершенству сотни раз, бормотал про себя. Даже все уродливое в человеке, вроде упрямства, лжи и сомнений в собственных ценностях, в ней светились трогательным достоинством. Родители вернуться в четыре часа дня. Было бы неплохо привести себя в божеский вид и переписать лекции у друзей. Я умылся, расчесался, выпил кофе, позавтракал и почистил зубы. Стук. Я отчетливо слышал стук. Натянув штаны и первую подвернувшуюся рубашку, валявшуюся, кстати, на полу, я пошел в коридор. Открыл дверь. Никого. Что за дурацкие шутки?! Отвернулся. Тук. Тук, тук, тук! Стучали все громче. Я снова прошел к двери. Открыл. Никого. Начал злиться. Сел на диван и увидел - это моя радость проснулась и изо всех сил барабанит в стекло! Странная она девушка-все вокруг оживает там, где она появляется. Вот и мир за стеклом ожил, когда ее душа осталась без тела… я улыбнулся. Конечно, надо бы радоваться, что я ее не слышу. Тем более, судя по выражению лица, она меня не ласково называла. Такой идеальной по мужским меркам девушки вообще не существует, а у меня вот существует. Меня так и распирало от гордости. Но в нынешней ситуации этот факт все же являлся проблемой. Стоп! А понимает ли она то, что я ей говорю? От двери тянуло сквозняком, и я пошел надеть носки и тапки. Вернувшись, подошел к зеркальной поверхности и мягко сказал: «Не ругайся. Я люблю тебя и сейчас все объясню, хорошо?» и к своему удивлению обнаружил, что она, капризно изогнув брови, села на находящийся по ту сторону небольшой диванчик слушать мои объяснения. Так значит, вчера она слышала мои пьяные крики?! Мне стало стыдно. Любимая сидела, всем видом показывая, что оправдываться бесполезно. Я вздохнул. Криков с ее стороны не будет, но иногда ссора лучше простого молчания, потому что ругаясь, она выплескивает злость, а вот ненавидит меня всегда молча. Оттенок глаз становился из яблочно - зеленого мягко салатовым. Хороший знак. «Тебе там не холодно?» - спросил я. Она отрицательно покачала головой и поглядела язвительно. «Да, переживаю за тебя!» - воскликнул я, чувствуя себя даже не идиотом, а психически нездоровым человеком.… Покачнув длинными локонами, любимая пожала плечами. Это был знак недоверия. «Подождешь пару минут?» - спросил я. Она кивнула в знак согласия. Набросив на зеркало покрывало, я понес его на кухню и стал готовить. Под тканью послышался возмущенный стук. Стоп! Как она оказалась в коридоре? Пожарил яичницу, заварил кофе и сделал бутерброды. Отбросил ткань в сторону. «Сюрприз!» она улыбнулась. Правда, слегка кровожадно. «Так ты, по зеркалам можешь перемещаться? Да? И уйти можешь в любой момент?» - голос дрогнул и выдал волнение. Она отрицательно покачала головой. «Только с телом?» - догадался я. Милая кивнула. «А в замкнутом помещении в любом зеркале можешь быть? Да? Понятно. А невидимкой? Нет?» - вопросы сыпались, как из рога изобилия. Не хватало мне еще бегать за ней по дому, ища её в очередном зеркале. Затем Ксюша положила локти на стол, демонстрируя скуку. «Ах да! Ты, наверное, кушать хочешь!? Это я для тебя приготовил!» - опомнился я. Она пару секунд смотрела недоверчиво, а потом одарила меня сияющей улыбкой, которую я так люблю. Покушала, попила кофе. С едой на моем столе в это время ничего не происходило. Теперь понятно, почему люди Древности и Средневековья боялись ведьм и чародеев и сжигали на костре! Да они ведь могли изменять материю пространства и времени! Я был, мягко говоря, потрясен. Наверное, попытка заточить ее душу нарушила в духовном мире какие-то важные законы. Она ела беззаботно, глаза приобрели аквамариновый оттенок. Полу сапфир – полу изумруд. Я залюбовался. «Сапоги не отразились в зеркале, и потому ты босая?» - спросил я. Она кивнула положительно. Я принес ей ночной комплект, который сестра забыла дома. «Пойдет?» она снова кивнула и жестом велела мне отвернуться. Когда я повернулся, любимая была уже одета. Надо сказать, что голубой ей очень шел. «Рада, что осталась?» - спросил я как бы невзначай. Она пожала плечами. «А я очень рад!» - воскликнул я и кривовато улыбнулся. Она убрала локон за ухо и мягко улыбнулась в ответ. «Я тебе песню посвятил. Хочешь послушать?» - она кивнула, и я взял гитару. Подключил к колонкам и запел с дрожью в голосе… *** Я проснулась с ощущением потери чего-то самого главного в жизни. Три часа утра. Встала на колени, помолилась. Самое главное в жизни – служить Богу. Учеба, работа и даже семья - промежуточные цели, которые необходимы. Но как часто в моей судьбе они выходили на первый план! И вдруг утрата. Пропало что-то очень ценное. Стоп! Где моя тень? Ощущение странное, дезориентации в пространстве, потери равновесия. Голова кружится. Сердце стучит усиленно. Хочется и не хочется упасть. Где мое отражение? *** Девушка с длинными русыми локонами по ту сторону зеркала слушала мою песню. Я играл на гитаре, а рыжеватый парень за гранью стекла по ту сторону сидел без гитары и держал за руку голубоглазую фею с пушистыми ресницами. Я чувствовал себя глупо: вроде счастлив, но снова не в этой реальности, будто это всего лишь сон. Почему мне все и ничего, хотя по ту сторону нахожусь тоже я? Сон. Приятный и ужасный одновременно. Нужно вернуть душу телу,- это решение далось мне тяжело. Позвонив любимой и договорившись о встрече, я переманил своего ангелочка в маленькое зеркальце сестры, объяснив, что так надо, чтобы баланс ее души и тела нормализовался. Она послушалась с большой неохотой, не хотела переходить в ограниченное пространство. «Песня понравилась?» - спросил я, выходя на улицу чуть за полночь. Ксеня кивнула. Одарила полным восхищения небесным взглядом. Слов было не нужно. Мое сердце заполнилось радостной благодарностью. Она постучалась в стеклышко и указала пальцем мне в грудь. «В смысле? Что ты хочешь? Положить в нагрудный карман?» - я не понимал, что любимая, активно жестикулируя пыталась мне объяснять. «Приложить к груди?!» - она радостно и трогательно захлопала в ладоши. Я сделал так, как она попросила. Маленькая фея припала ушком к стеклу. «Она слушает биение моего сердца!» - догадался я, и душа наполнилась умилением и нежностью, а пульс участился. Я тайком открыла дверь торчащим из замка ключом. Бабушка спала. Выскочила на улицу бесшумной тенью на холод из теплой постели. Кости будто иглы пронзили, сердце закололо, а мышцы судорожно сокращались, вырабатывая энергию. В сиреневой ночной рубашке, халате и тапочках мое тело трусило от озноба. А вот и он. Стуча зубами от холода, я была не в силах потребовать объяснений. Вадим подошел ближе и, улыбнувшись, взял мой телефон с почти разряженным аккумулятором. Сбросил песню. Протянул зеркальце. Снял свою куртку. Я натянула ее и буквально утонула. Посмотрела прямо в глаза. И снова утонула - серые озера были полны искреннего удовольствия, почти счастья просто от того, что меня увидел. *** А вот и она. Что сказать? Как вести себя? При последней встрече были не те обстоятельства, невозможно было нормально поговорить. А сейчас? Да она же замерзла! Я снял куртку и укрыл ей плечи. Возлюбленная благодарно перестала дрожать и погладила мою руку. Глава 7. Мой ангел. Я забрала у него свою душу обратно. Он посвятил мне еще одну песню. И уехал, оставив с другим человеком и чувством полного одиночества. *** Он очень сильно изменился: от любви до коленопреклонения перешел к тихим эмоциям, вместо того, чтобы восхищаться, как раньше, моим желанием заботиться о нем, пытается решать свои проблемы сам. Кризис среднего возраста начался у Андрея в двадцать лет. Видите ли, семьи нет, жилья нет, жены нет, детей нет, студент без постоянного заработка. Одним словом, несчастный человек… хочет быть мужчиной. Настоящим. Смешно. Но кто такой мужчина? – мальчик с деньгами и машинками большего размера? Мужчина - это мальчик, который умеет нести ответственность за свою и чужую жизни. Преимущественно близких ему людей. Некоторые учатся этому всю жизнь. Но я не любила мужчину! Я любила своего мальчика, который носил мне лилии, плакал на плече, а я глотала его слезы и любила за это! А теперь он даже плакал по-другому. Тихо. Сухо. Сдержанно. Последнее меня ужасно вывело из себя! В последнее время он пытался обвинять меня во всем, что плохого случалось в его жизни, не понимая, что его отношение ко мне как к богине или ангелу держало меня рядом с ним, а не чувство вины или жалости… А тут еще Вадим уехал. То есть, завтра уедет… Волк внутри меня не думал о нем. Не думал ни о чем, кроме Луны… волк не страдал, а я так устала страдать: и душой и телом. Так устала, что выпустила волка наружу. В груди было тесно, на языке неприятная горечь. Я брезгливо огрызнулась. Никого не подпускать ни к душе, ни к телу. Только свет Спутницы моей планеты существует для меня, обволакивает, охраняет, дает прилив энергии и тепла. А мужчины – всего лишь временное явление, требующее слишком много затрат финансов и нервных клеток. «И еще они еда»- добавил внутренний голос и я хищно ухмыльнулась. А вот Луна не требует ничего, только слушает мои творения и наслаждается теми многими, посвященными ей. Вадим другой, не такой, как все, вроде отпускает, а невидимые нити от него ко мне тянутся уже половину моей недолгой жизни через время и расстояния. «Странно. Странно зависеть от кого-то. Из семи миллиардов людей именно от него. Странного. Почти как я. Он не волк. Не мое племя. Хотя у меня нет племени. Не моя стая. Хотя у меня нет стаи. Не мой ангел, хотя… нет. Сомневаюсь, есть ли вообще у меня ангел. Давно не удивляюсь самостоятельности своего отражения, вольным движениям тени во время того, как тело остается неподвижным... Странно? Может быть. Люди не поймут, Луна понимает, »- примерно так звучала исповедь в моем лице, обращенная в три часа утра все к той же урне возле его дома. Преследовать любимого было еще одной моей вредной привычкой, наряду с анализом его действий, нахальным требованием делать все, что я хочу, (когда это возможно) и жаждой постоянно получать романтичные действия, посвященные моему светлому образу. Целые сутки сгинули в никуда с тех пор. Странно. У Вадима раздвоение личности. Было. Теперь их семь. Я лишь улыбнулась, узнав это - ему очень долго не с кем было поговорить. Его, маленького, слишком одаренного и талантливого, никто не понимал. Пока не появилась такая же ненормальная, как он сам, я. Урна ругала меня за упрямство. «Он так и уедет!» - причитала мусорка,- «попрощайтесь, как нормальные люди!» «Сама знаю!»- орала я на нее, чуть не плача. Ночь выдалась безветренная и спокойная. Щеки колол морозец. Свет в окне Вадима горел. Я почти физически могла представить, как вместо гитарных струн пальцы юноши перебирают мои волосы, а в серых, как у лани, глазах загорается искорка смеха. Слезы сами покатились вниз. Закон гравитации, как и закон мирового свинства (согласно которому все не так, как хочется, а так как должно быть, надо, было, есть и всегда будет) существует для всех. Снежинки игриво качались на кончиках моих локонов. Завтра любимый уедет. Или… как мне теперь его называть? Чужой. После того, как этот «любимый» по ночам воровал мою душу, родным он мне быть не может. Хотя, возможно ли долго злиться на него? Мысли вновь смешивали жестокость действий Вадима с моим желанием оправдать оного. «Ну, надо же! Песня просто волшебна! Под сладкие аккорды хочется спать, отдохнуть от проблем, оставить разум в полном безмолвии, как на сеансе релаксации, немного забыться. Усыпить волчью натуру до следующего полнолуния. Ни о чем не думать. Не ощущать тяжести собственного тела. Стать самой легкостью, качаясь на лунном свете, как снежинки на моих локонах. И больше никого не нужно… ни Андрея, ни Вадима, ни кого бы то ни было, пытающихся навязать мне свое мнение о том, как мне стоит жить…» - шкура моего внутреннего охотника заблестела от таких радужных суждений. Глаза закрылись, все мышцы расслабились и стали текучими до кончиков когтей. И именно в этот момент теплые пальцы прикоснулись к моим волосам со всей нежностью, на которую только был способен их хозяин. Рыжий кот блаженно свернулся на окне. Сероглазый ангел улыбнулся и прошептал на выдохе: «Ты вернулась...», и моя тень согласно кивнула, когда он засмеялся. В ответ мой искренний смех заполнил пространство пустых дорог этой спящей ночной улицы, подхватив свернувшегося в клубочек серого волчонка души, любимый понес меня к дому. Не было смысла сопротивляться тому, чего ждала втайне от всех и себя. Руки сильные, кожа нежная, в голую шею хотелось впиться клыками от счастья, и я с трудом сдерживалась от восторга и желания прогрызть ему глотку от умиления и радости встречи! Луна была свирепой, дикой. Единение тел - ничто, по сравнению с единением душ! Нам с Вадимом не нужно было соединяться физически, потому что и душевного единства было много чересчур, так много, что слишком слабые для подобного юные наши души не выдерживали полноты счастья и взрывались, захлестывая оным все вокруг. В такие моменты сильнее всего я любила его. Вот и сейчас мы смеялись просто от радости и удовольствия видеть друг друга, и, как всегда, прекрасно друг друга поняли. Я не злилась, не злился и он. Снова прощая все, что не стоит прощать, мы смеялись теплу прикосновений кончиков пальцев и полному блаженству совместного присутствия на данной планете в выбранное Богом данное время. Время, выбранное для того, чтобы в три часа утра в середине зимы двум влюбленным почувствовать себя единственными на Земле. Он лежал на бетонной плите, одной из многих валяющихся у железной дороги. Было холодно, не помню времени года. Одета я была легко, но тепло обута. Показывая мне расположение различных созвездий, он выглядел таким счастливым, что становилось жутковато. Он лежал на плите в очень теплой толстовке с интересным узором, я сидела у него на коленях, зачарованная звездным небом. Странно, какой бы ты не был высокий, небо для тебя такое же. Его куртка – самая теплая вещь на свете. «Спасибо, Боже, я тебе благодарна, за ангела, которого не вижу, и за ангела, сейчас обнимающего меня!» - так шептала я в тот момент, благодаря Творца и Вадима, за то, что они оба есть в моей жизни. Глава 8. Чувство вины. Просто исповедь сумасшедшего, я вам скажу… Ночь. Зрачки расширены от темноты, руки дрожат. Снова этот… кошмар… преследует… меня… Кто-то боится увидеть во сне пришельцев, покоряющих Землю, кто-то опасается чудищ морских пучин и их клыков, щупальцев и ласт, выглядывающих из глубин океанов, кто-то боится увидеть во сне ад, ну а я… а я боюсь собственных рук. Смешно, может подумать человек, не знакомый с моей биографией. Обычные, среднестатистические руки ребенка, подростка, девушки. Нежные. Ласковые. В крови. Всегда в крови. Вадим заметил, что со мной что-то не так, но тем не менее ни сказал ни слова. Я не стану портить любимому настроение своими проблемами. Подумаешь, похороны… глаза наливались слезами от жутких мыслей, жутких для человека, не для волка. Волчица внутри сглотнула комок в горле и справилась с неровным ритмом собственного дыхания. Молчать. Просто обнимать его. И больше ничего не нужно. Однако мысли были далеко. Мысли были там, где хоронили Вову. Мысли были там, где я, собственными руками, убила его. Заброшенная больница, где до закрытия и разрушения лежали туберкулезники и существовали небольшой морг и крематорий, освещалась фонарями, разбитыми через один. Вечер. Зимой вообще темнеет рано. Мы с одним знакомым гуляли по парку, ели мороженое, он подарил мне цветы. Безупречная внешность, высокий уровень интеллекта, заботливый и добрый, казалось бы, чего еще можно желать? Но он мне не нравился. Слишком самоуверенный юноша, упрямый, свою точку зрения возводит на высший пьедестал, а других опускает на пару ступеней пониже, не слишком, чтобы не обиделись, но и к своему уровню не подпускает. Но я не из тех, кого можно попытаться оседлать, не сломав все ребра. В общем, личность интересная и привыкшая добиваться своего. Как индивидуальности, я ему, в принципе, симпатизировала, но как представителю противоположного пола - абсолютно нет. Юный упрямец считал по-другому. Мы были неразлучны довольно долго, и повсюду я сопровождала его, и повсюду мне приходилось претворяться его несовершенной копией. Он считал меня достаточно интеллигентной, талантливой и образованной, но не лучше себя, красивой, эффектной и решительной, но не лучше себя, нежной, грациозной и пластичной - но не лучше себя. И так во всем. Маска безупречности, которую Мистер Совершенство пытался себе создать, покрывая ей собственные комплексы, буквально таяла в сравнении с жаром моего природного света. Этот свет он не мог подделать и превзойти, и мы расстались. Родилась новая песня. А узнал он об этом вот как: на соревнованиях по плаванию мой бой-френд занял первое место. Как всегда. Чемпионом он являлся уже пять лет и не уставал поддерживать лидерство. Занявший второе место давно в меня влюбленный Эдик подошел после вручения наград ко мне, где Вова уже переоделся и стоял рядом. (С Вовой мы познакомились в бассейне, мне свела ногу судорога, а он благородно меня «спас», решив, что я не умею плавать). Сообразив, как он любит прослыть героем, я позволяла ему спасать меня везде, в любых мелочах. (Сделай мужчину своим героем - и он станет твоим рабом.) -А ты в соревнованиях не участвуешь?- наивно подставил меня Эдик. -Я, нет… - я смущенно покраснела. -Кто? ОНА? - вмешался Вова, - она и плавать-то толком не умеет! - и он вопросительно посмотрел на меня. -Да она мне жизнь спасла на море! Там такие трехметровые волны были! – взахлеб принялся посвящать Вову в подробности моей биографии старый приятель. -Правда?! – чемпион недовольно изогнул бровь – и как это ты раньше мне об этом не рассказывала? -Я стеснялась... – первое, что пришло в голову. -Понятно – отрезал мой спортсмен, и, дав понять, что тема закрыта, направился к раздевалке. -Что это с ним? – удивился Эдик – я думал, он должен гордиться тобой… -Должен, наверное… - как-то тихо ответила я и пошла, ждать его возле института. Домой мы ехали молча. На следующий день он сдавал экзамены в музыкальной школе, которую я закончила пару-тройку лет назад. Обладая «феноменальными», как твердили учителя, данными, т.е. чувственной игрой, до автоматизма отточенной техникой и абсолютным слухом, я начала писать музыку, которая быстро срослась со стихами моего же сочинения. Естественно, Вова об этом не знал. Парень попросил меня послушать его и поехать вместе на конкурс. Данные у него были неплохие, но довольно заурядные. Рахманинов, Бетховен, Моцарт и Паганини, Чайковский и Шуберт, Бах и Шопен, как я соскучилась по их музыке! С каким удовольствием и наслаждением я слушала их великолепные сюиты, вариации, токкаты, серенады и рондо! После конкурса знакомые начали подходить к Вове, хваля его технические данные, тот просто сиял от восторга - он ведь так долго готовился! И вдруг одна из представителей жюри, моя бывшая учительница заметила меня, стоящую в сторонке. Шансы не привлечь внимание, крохотные, мизерные, могли бы остаться, если бы, спеша к выходу, я не наткнулась бы на другую бывшую учительницу – по сольфеджио. Все они наперебой начали кудахтать, мол, куда пропала, почему так давно не заходила, учусь в школе или уже поступила в институт? Вова заметил, что центральное внимание начало перемещаться к другому источнику талантов, и поспешил, попутно разыскивая меня, посмотреть, кто же тот самородок, собравший взгляды присутствующих, и чрезвычайно удивился, увидев, что оба объекта его поисков выражены в моем лице. Узнав, что во многих аспектах жизни я лучше приспособлена выжить, чем он, и гораздо более эстетически развита, парень пожелал со мной расстаться… Через пару месяцев предложил возобновить наши отношения, но я не видела в данном действии никакого смысла. Я не из тех, кто лижет плетку, которой меня отстегали, и если он решил объявить себя королем, за мантией которого, как собачка, должна бегать я, то сильно ошибся адресом. Расставаясь с кем-то, я обычно пишу новую песню и пою вместо слов прощания, как поет волк, уходящий из стаи и чувствующий свою смерть. Я из тех, кто меняет роли, Я из тех, кто меняет чужие жизни, не глядя. Кто лишен и души и боли, Тот способен превозмочь расстояния взглядом. ПРИПЕВ. Нет на Земле места нам двоим. Подумай о том… подумай о том, что Ты НЕ КОРОЛЬ, чтоб за шлейфом твоим Мне бегать..! мне бегать хвостом… 2куплет. Я из тех, кто, как призрак бродит. Все века с сотворенья мира я одна. Я из тех, кто всегда уходит, Стоит лишь поманить туда, Где вновь Луна. Он преследовал меня несколько месяцев, буквально сводя с ума. Галлюцинации с образом чемпиона мерещились повсюду, а лица друзей порой превращались в его лицо. И вот, гуляя возле трех местных больниц (детской, взрослой и заброшенной) я увидела его, стоящего на верхнем этаже. Итак, заброшенная больница, где до закрытия и разрушения лежали туберкулезники и существовали небольшой морг и крематорий, освещалась фонарями, разбитыми через один. Вечер. Зимой вообще темнеет рано. Я забираюсь внутрь через наполовину разрушенную дверь, быстро взбираюсь по полуразваленным лестницам на верхний этаж и пытаюсь уговорить Вову спуститься. Он отказывается, он разбит, подавлен, не представляет без меня жизни, и т.д. я была в ужасе, любовь, подкрепляющая мою душу, совершенно раздавила его, сделала моего чемпиона ничтожеством, пообещала быть с ним рядом, не строя отношений, но зато сколько потребуется. Я всегда выполняю обещания. Бывший чемпион это знал, и, казалось, остался доволен, что я просто буду поддерживать его. Волчица внутри зарычала, как Цербер, грозно предвещая опасность, и я кинулась к парню, протягивая руку, за которую тот поспешил ухватиться. Но вот он поскальзывается, влажная ладонь выскальзывает из моих пальцев, чемпион падает с четвертого этажа заброшенной больницы и разбивается о камни и битое стекло, лежащие на снегу. Несколько секунд я в шоке смотрю на это, а потом вихрем слетаю к окровавленному телу его, юноша улыбается мне, рука моя, поддерживающая его голову обагряется кровью, последние слова, слетевшие с губ, были: «Я люблю тебя, мой ангел». Это был первый и последний раз, когда он признался мне в любви. Я поднесла к его губам стекло, оно запотело, значит, Вова еще дышал, я потащила его в соседнюю больницу, но там врачи объявили мне, что у них обед. Мне, с умирающим человеком на руках! После чего я раз и на всю жизнь возненавидела медицину. *** Говорят, что все-таки существует для меня кто-то идеальный. Любимый. Родной. Сильнее, чем я. Кто нужен мне и только мой. Я даже знаю, какой он должен быть. Просто его список недостатков должен включать в себя те, которые я смогу терпеть, вот и все. И чтобы мои слабости и недостатки мог терпеть он. Все гениальное просто, все простое гениально. Выхожу на балкон насладиться дождем. Вряд ли я смогла бы выжить вне цивилизации, без горячей воды, легкой добычи пищи, без бытовой техники. Нет клыков, когтей, внутреннее тело наделено ими, а внешнее такое слабое, что противно в нем находиться. Да, я не выжила бы одна. Будучи зверем. Но помечтать-то можно? В условиях международной глобализации о сошедшей с ума девушке, пожелавшей присоединиться к волчьей стае, сразу узнал бы весь мир, попади такая информация в СМИ. Глава 9. Желания. Русалочка. Есть много того, что хотелось сделать бы в жизни обычной девчонке. От степени твоего сумасшествия зависит высота твоей цели, так я считаю. Лично мне хотелось бы поплавать в бассейне с акулами, покорить Эльбрус, завести волка, а лучше жить в его стае, прыгнуть с парашютом (банально, но хочется), и многое другое. Правда, волк не станет жить в неволе, тут хотя бы лайку завести или далматинца, спаниели милые, овчарки сильные, малыши вроде пекинесов тоже ничего… Прыгнуть с парашютом смелости не хватит точно, на Эльбрусе, говорят, девушек воруют, а на акул денег нет. Кругосветные туры даже при финансовой поддержке самого папы римского мне не светят. Но одно крохотное желание все-таки удалось исполнить. На летних каникулах очень захотелось ночью искупаться. Позволив лунному свету окутать тело, я вошла в воду, похожую в полночь на расплавленное серебро. Мышцы бедер, грудной клетки и плеч сладко сокращались, сопротивляясь течению, я переплыла половину реки и вскарабкалась на буек. Ощущения были потрясающими. Тело дрожало от напряжения, ведь я заплыла очень далеко от базы с одной лишь целью – отдаться течению, добираясь обратно. Дойти так далеко пешком было бы слишком просто. Ласты Вадима (друг детства, чувство привязанности к которому сопровождает меня уже более десяти лет) пришлись очень кстати, хотя знать, что я взяла их без спроса, ему необязательно. Водоросли, приставшие к ластам, тянулись от кончиков волос (проплывая под мостом, я запуталась в них) и переплетались по всему телу, делая меня похожей на русалку. Буек мягко покачивался, и меня клонило в сон. Вернувшись на базу, уснула сразу же, свернувшись клубком, как котенок. Несколько ночей подряд я плавала так, каждый раз уходя все дальше и дальше от базы, пока однажды, проснувшись ночью по делам, Вадим не обнаружил пропажу своих ласт. Следующие несколько ночей приятель следил за мной. Будто предчувствуя его присутствие, я в ту же ночь прекратила эксперименты с обнаженностью в лунном свете. Раздеваясь, будто слышала чье-то дыхание. Купальник не просто пришлось оставить, сверху за лямки я прикалывала прозрачную ткань (платок метр на метр). Он не упрекнул меня в воровстве, а лишь решил проучить. Долго мне не забыть этот урок. Вадим рассказал друзьям о чудесной девушке с рыбьим хвостом, и ребята решили меня поймать. Наивные. Ха. Волны колыбелью раскачивали меня в разные стороны, склоняя в сон. Уже пять ночей я засыпала, располагаясь на буйке. Ласты приходилось водорослями привязывать к ногам, чтобы не уплыли, но речной воздух был настолько свеж и приятен, и будто изнутри промывал легкие, дышать было легко, и проблемы казались мелкими. Они поймали меня спящей, накинув сети, как на рыбу! Варвары! Долго еще я буду припоминать это другу детства! Животное! Он до сих пор смеется над этим и в шутку зовёт меня Русалочкой. Наверное, мало ластами по лицу била. Однако, вспоминая об этом, я всегда улыбаюсь. Наивной оказалась я. Глава 10. Некоторые остатки воспоминаний. Сегодня 14 января 2012 года. Я, наконец, зажгла ее. Свечу из Иерусалима. Под громкую музыку, раскаленный, как металл, воск стекал на руки, образовывая абсолютно гладкий слой, похожий на вторую кожу. Было ужасно больно, хотелось плакать. Кипящий воск выгонял из сознания все мысли, чувство жжения перекрывало все эмоции, жар становился сильнее, и абсолютная боль вытесняла проблемы в учебе и семье. Не помню свой разум таким чистым и ясным. На душе легко и спокойно. Ради такого расслабленного состояния я была уже готова повторить подвиги Жанны Д'Арк на Орлеанском костре, броситься под поезд, как Анна Каренина, утонуть, потеряться, что угодно! Плакать в пустом темном доме, будто ничего ценного нет в жизни, будто сама философия моего глупого существования - сплошная рутина и скука. Пропал интерес, и исчезли воспоминания о прогулках под Луной в три часа утра, об озябших ветрах, лижущих голые ноги, и как любимый касался теплой ладони кончиками холодных пальцев. А ведь его куртка когда-то была для меня самой теплой вещью на свете! Но когда он обнимал меня, я знала, что он скоро уйдет. Эта боль была похожа на ту, что причиняли мне капли раскаленного воска. Эта боль была такой знакомой. И очень ценной. Я села за стол, впервые за несколько месяцев написав пару новых песен. Вот одна из них: *** Ночь. Я заблудилась в лесу. И тихо тянется тень. За мной при свете Луны крадется черный человек. Знай, что я тебя не спасу, Когда настанет вновь день, И ты утонешь в течениях двух свирепых рек. С телом вдруг исчезнут мечты И мысли к берегу вплавь Вновь устремятся от черной в сердце пустоты. Я ему кричала: «Кто ты? Меня в покое оставь!» А он ответил коварно: «Я – ты». ПРИПЕВ. Всегда мы будем вместе, поверь. И это вновь сон, он станет вечным теперь. 2 КУПЛЕТ Вышла к остановке спеша, Стоит у берега он- Кого ждала я семь лет, Уйдя в свой тайный, жуткий мир. Навстречу еле дыша, Как будто все это сон, Бежит и плачет: «Я тебе говорил! Ты! Ответь, куда ты ушла?! Я эти годы искал, Не ел, и спать уже нормально не мог!» Я шепну: «А я ведь ждала, Хотя никто и не знал, Как я нашла перекресток дорог». *** Оспаривая великое, мы зачастую чувствуем себя великими. *** Я шла по парку, заснеженному и темному, на стоптанную дорогу фонари бросали янтарное, нет, цвета яшмы, сияние. Привычная дорога была окаймлена привычными деревьями. На каждом дереве было привычное количество снега, и вдруг я осознала, что каждый год на эти деревья выпадает снег в одинаковом объеме постоянно. Разум мой ловил образы, будто зная, что если придется жить в другом городе, он нескоро увидит эти образы. Привычные. Любимые. Глядя на эту дорогу, деревья и снег, я вдруг поняла, за что и как сильно любят свою Родину. Глава 11. Внезапный звонок. Кажется, скоро мне потребуется успокоительное лекарство. Три. Три ящика. Руки мои дрожали как у наркоманки, когда пару минут назад позвонил Вадим. Я НЕ УЗНАЛА ЕГО ГОЛОС ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ! Душа пела, на глаза наворачивались слезы. Скоро сто дней, как он служит в армии, время летит со скоростью космического корабля, во мне клокотало возмущение. Нет, отчаяние. Нет, гнев. Волчица всем нутром и фибрами души взвыла: «Да как он посмел оставить меня ТАК НАДОЛГО?!!!» Вдруг захотелось когтями разодрать ему глотку, выхлебать все, что вытечет из артерий и влить через губы обратно. Я была счастлива до безумия, до самого кровожадного безумия, на которое только способна оставленная добрая фея, превратившаяся в мстительную ведьму. ВОИСТИНУ ЛЮБОВЬ ТВОРИТ ЧУДЕСА!!!! Я быстро села за стол, чтобы написать Вадиму письмо. А получилось со следующего содержания: «Здравствуй, Вадим! Не знаю, обрадует ли тебя это письмо, но уж очень хотелось тебе рассказать, что не зря я чуть не перегрызла тебе глотку от радости нашей последней встречи и абсолютно не жалею о данной небольшой шалости, поскольку оказалась права. Дело в том, что через месяц после твоего отъезда, медвежонок, вернувшись из Пятигорска полная радостных и грустных воспоминаний, навеянных твоей песней, я решила проверить, кто из нас был прав. Точнее, права. Ты уехал, и некому стало переживать, что я замерзну и уговаривать, чтобы не делать глупостей. Итак, я шла по заснеженным заброшенным рельсам, вспоминая прогулки под Луной за руки и пытаясь вспомнить названия созвездий, которые ты мне показывал, вспомнила только что до Персеи 320млн. световых лет. Однако необходимо признать, что иногда, совсем редко(!), мне хочется вернуть наши отношения. Думая об этом я и дошла до семафора, издали приняв его свет за оттенок, подобный оттенку ультрафиолетовой лампы, каких множество было в Советском Союзе. И искренне посмеялась, представив в этот момент твое лицо, если бы ты это видел! Однако я все же решила подобраться поближе, чтобы не ошибиться, и медвежонок, о чудо! Он был АБСОЛЮТНО, СОВЕРШЕННО СИНИЙ. С голубоватым оттенком света. Если тебе не нужно это письмо, я лучше сама сожгу его, и попляшу на пепле, только не выкидывай, пожалуйста. Письма люди хранят годами, а все электронное и ненастоящее быстро устаревает и теряет актуальность. Вот почему я не спрашиваю, как дела. Это можно обсудить и по телефону. На всякий случай жду ответа. Екатерина». И о чем я только думала, когда писала это? А вот о чем: если есть в мире несправедливость, то в этом виноваты все, кроме Бога. Наверное, это удобно – быть святым и совершенным, когда люди могут думать о тебе плохо, а ты сам знаешь, что ты святой. Сразу отпадают мысли о поиске смысла жизни – ведь ты сам все создал, и сделал это безупречно, а значит, имеешь право сам назначить всему созданному смысл жизни. Или существования. Удобно, когда знаешь устройство каждого механизма и явления природы до мельчайших деталей, только потому, что они спроектированы по твоим чертежам. Удобно ждать идеальную невесту, которую сам создал, и которая будет славить тебя всю оставшуюся вечность, а не искать её. Удобно, наверное, знать наверняка, что никогда не останешься один и в любой момент можешь положить конец миру, который сотворил, а этот крошечный мир ничего не сделает, чтобы спасти себя. Удобно относиться ко всем с милосердным снисхождением, потому что нет аналогии тебе, а лишь только жалкие подобия… Удобно иметь возможность проявить праведный гнев, а не просто гнев, о котором приходится сожалеть. Удобно играть судьбами, любоваться правильными поступками собственных творений и карать их за поступки неправильные. Удобно уметь принимать любую форму и агрегатное состояние, брать все из ничего и помогать слабым существам, вечно славящим тебя за это. Бог благородно дал человеку право. Он сам мог решать, создавать или нет наш мир, и нам дал то же право. Причем со стороны наивысшей своей мудрости, которую сложно представить простым смертным, наверняка учел, что при нашем несовершенстве мы не сможем быть Ему подобны. Что ж, наверное, у Него хорошее чувство юмора. Вот так я думала. И еще о том, что там, на небе, наверное, есть пространство вне времени: это объяснило бы наличие вечности как таковой, а для нашего мирка, несовершенного, Бог создал ограничения – и поделом! Не бесконечно же длится человеческому безумию! Не бесконечно же черпать все, что нашли и до чего еще можно докопаться, ничего при этом не отдавая взамен! Человечество погибнет не от катаклизмов, а от собственной жадности. Люди никогда не смогут вернуть долг своей искупленной жизни Христу, но они ведь перестали даже стараться! Возможно Он, по милости Своей стал бы Ходатаем перед Всемогущим Отцом. Взял бы в Царствие Свое, где нет ограничения во времени и не нужно бояться смерти, где будут все самые прекрасные условия для жизни и счастья в ней. Хорошая мечта, не так ли? И все же, чисто по-человечески, обидно быть созданным по образу и подобию Совершенства, но не быть совершенством. Вот о чем я думала, размышляя, что за семь лет взаимной любви, почему-то мы ни разу не встретили вместе с Вадимом День влюбленных. Волки. Иногда на руинах растут цветы, иногда пепел от пожарища может служить удобрением для великолепной красоты растительности. Название этого заголовка, скорее всего, будет повторяться. Ссоры, о которых обе стороны уже забыли, вне зависимости от того, кто был виноват, порой способны подкреплять истинные чувства, а не разрушать их. Подобно стихийному бедствию, любовь, приходя в наши жизни, ломает устои, сжигает дотла принципы, рушит основы эгоизма, чтобы не существовало «я живу для себя», а существовало «живу для других». Эмоции захватывают тело и поднимают на воздух, как вихрь или смерч подхватывает от земли жалкие деревянные лачуги. За окном метель воевала с тишиной. Спать не хотелось. Не хотелось думать о чем-то очень важном. Не хотелось покидать теплый дом и идти куда-то. Не хотелось читать Библию и молиться. Не хотелось пить или спать. Внезапно я почувствовала себя так, будто полнолуние наступило раньше, чем положено. Волк внутри оскалился, заскулил, зарычал. Волк бывал очень одинок, требовал принадлежности к чему-то и приверженности к кому-то. Волку не бывало грустно, только тоскливо. Волк не скучал по нежности чьих-то рук, не был приручен и ни за кого не отвечал. Волк всегда знал, что делать именно в эту минуту. Но разум отвергал попытки насилия проникнуть в невинное внешнее тело, не оснащенное стальными когтями, слабо развитое физически, и мощное лишь духом. Там, где по лунным тропам, вспоминая прошлое, бродила душа, волк был не нужен. Волк так хотел слиться с душой, но не мог. Волк пытался захватить разум, но и на это был не способен. Волку было тоскливо, он был частью личности, частью сущности, но всего лишь частью! Вера в Бога вскоре должна была совсем вытеснить его из тела, которое он считал своим. Волк так хотел облегчить страдания тела, закалить его и дать почувствовать всю красоту первозданного мира, в полной мере количества его запахов и ветров, выгнать тело из цивилизации, чтобы слиться с травой или снегом где-нибудь в степях, горах или в лесу. Позволить магнетизму Луны захватить себя и наполнить счастьем. Позволить наполнить также и восторгом каждую клетку крови. Звериную натуру не накормишь сказками о рае. Так считал волк. Но там, где в душе воцарился Бог с Его всеобъемлющей любовью, бесконечным милосердием и совершенной жертвой отданной добровольно за грехи человечества: там не было места охоте. Ни на слабых и больных, ни на себе подобных сильных мира сего. Там царила благодарная покорность Господу и готовность служить Ему ценой собственной жизни во имя чести и доброй совести. Во имя любви и жертвы Христа. Этого уже волк терпеть никак не мог. Он, зверь, привыкший наслаждаться предсмертной духовной агонией, болью, разочарованием людей, их усталостью от жизни, он не признавал милости, потому что она не помогает выжить. Не признавал пощады, потому что она не удовлетворяет жажды крови. Не признавал покорности, которая посадит на поводок и заставит служить. Волк в полноте умел удовлетворять свои потребности физические, а экзистенциальные рассматривал как не первоочередные. Да и идеалом его служило не желание реализоваться в творческой деятельности, а скорее желание стать воплощением справедливости (где справедливостью была месть). Да и творчество его состояло, к сожалению, не в создании шедевров изобразительного искусства или других видов живописи. Волк только выл, все его песни были полны скорбного нищего плача, смерти и печали. Вой его был не сигналом о помощи, а прощальным гимном существа, потерявшего все: траур по свету угасшему, траур по свету минувшему, а когда-то настолько близкому. Траур и горечь того, что несчастный замученный зверь осознал, сколько лиц, неспособных любить тебя, если ты не такой, как они. Люди глупо идут на дно, за собою тянут других. Волку сложно понять, волку сложно принять, неужели кому-то нужно спасать вместе с чистыми светлыми сердцами кого-то еще, не заслужившего этого пресловутого рая, мнимого рая, в который так стремится душа и просится дух? Этого рая, которого никто не видел? А если и есть этот рай, то зачем так необходимо Богу брать туда тех, кто его недостоин? Волк скулил, не понимая причины страданий души, с которой он так стремился стать единым, потому что она была прекрасна и не так сильно испорчена, как другие. А еще, когда Хозяйка тела и души каялась, сердце её очищалось. Волку нравилось это, и смутно он понимал, что очищение связано с Богом. И все тоскливее становилось несчастному зверю, все меньше места ему доставалось в человеческой сущности Хозяйки, и все реже она выпускала его на волю, предоставляя возможность властвовать над нею. Волку было одиноко без травы, снега и ветра, без весенних цветов и печальных дождей. Волку некуда было деться, он так боялся просто исчезнуть в глубинах памяти и быть стертым из нее, бедняга метался внутри, скуля и плача от собственной беспомощности. Хозяйка считает – плохо убивать чужие мечты. Хозяйка считает – плохо рушить чужие надежды. Хозяйка не дает веселиться как раньше: топтать чувства других людей. Их нежность и гордость мешать с грязью и ставить на колени тех, кто любит Хозяйку, чтобы смеясь, назвать их любовь слабостью. Волки. Волки. Волки. Я любила их. Я тысячу раз любила их. Я так много могла о них сказать, так много… Белый волк и черный самурай – Странники, ведомые волною. Волки, обожжённые Луною Вечно где-то ищут волчий рай. Жалкая пародия зверей – Люди, что жестоки, словно звери. Те, кто так любил, хранил и верил, Больше не похожи на людей. Может, у каждого рай свой, как и правда? И только у Бога рай совершенный. Интересно, Ему там, на небе, не надоедает быть совершенным? Итак. Я НЕ УЗНАЛА ЕГО ГОЛОС ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ! Душа пела, на глаза наворачивались слезы, во мне клокотало возмущение. Нет, отчаяние. Нет, гнев. Волчица всем нутром и фибрами души взвыла: «Да как он посмел оставить меня ТАК НАДОЛГО?!!!» А я ведь надеялась. На что? Не знаю. Начала приходить в норму, уложила спать волка до ближайшего полнолуния и перестала писать песни. Совсем. Раздражительности при этом только прибавилось, ведь эмоции накапливались, причем только отрицательные, а тратить их было некуда. Небо заволокло туманом. Вот уже второй месяц днем могло быть солнечно или пасмурно, но звезд все равно не было видно. Это нагоняло печаль на душу. Лишенное природного света, сердце пыталось найти свет внутри себя. Волк не мог дать его, и был осужден не временную ссылку в недра памяти. Одиночество последней инстанции. Фонарь освещал акацию. Так уже было раньше. Каждый листик дерева обычно становился светлячком. Крошечным, как звезды. Но сейчас не было листиков. Не было светлячков. Лишь толстые черные ветви, вырезанные из темноты, даже неба не было видно в ней, потому что это была не абсолютная тьма, а сумрак, сливающийся с туманом. Это не было красиво. Акация служила моей последней инстанцией. Так бывает в суде: когда человек не удовлетворен решением местного суда, он может обратиться в суд вышестоящий, чтобы добиться все-таки исхода дела, желательного для себя. Улица за моим окном четвертого этажа была красива в любое время года, кроме зимы. Это дерево вдохновляло меня в новолуния, когда главный источник вдохновения возрождался в облаках, подобно фениксу. Это дерево было родным. Это дерево было последней инстанцией: когда в небе было не найти лунного света, я обращалась к акации. Наверное, ей было так же одиноко, как порой мне. Если сравнить с человеком, стоявшая посреди улицы, она видела, как люди смотрят на нее иногда из окон теплых домов в любое время года. Я искренне жалела это дерево. Фонарный свет не грел ее, снег окутывал ветви. Зимой она спала, но все же, когда я отворачивалась ночью, или оставляла ее, выбирая Луну, то невольно чувствовала себя виноватой. В деревьях ведь тоже течет жизнь. Андрей уехал домой. Так пусто и одиноко. Он уехал - и будто его нет в моей жизни. Не напомнит о себе – и его нет. Он приедет – я рада, правда, очень рада. Но разве справедливо оставлять меня так надолго? Или мне это кажется: что его нет долго? Может, я уже привыкла к нему? Что он чувствует? О чем думает, когда я не рядом? Да и не все ли равно, если он оставил меня? Снова. Все оставили. Глава 12. Просвет. У каждого должен быть просвет в жизни. Это не обязательно что-то. Это может быть кто-то. Грациозная, как лань, милая, как котенок, свободная, как орлица – она вошла в мою жизнь, не спрашивая разрешения и меняя мои идеалы и принципы, как ей вздумается. Все ее недостатки в моих глазах приобретали характер безукоризненного достоинства. Чистая душа, незащищенная, но она мило трогательно считает себя сильной личностью. И, может быть, стержень какой-то чудесной стали в ней есть. Но сталь тоже бывает разной. Ее именем вдохновлялся Пушкин, ей писал письма Онегин. Ее звали Татьяна. Обычная девушка, слишком скромная, чтобы заметить ее с первого взгляда с далекого расстояния, но слишком яркая, чтобы не заметить с расстояния близкого. Но мы – социопаты – маньяки общения – умеем находить контакт с любыми людьми. Она обладала именно той внешностью, что так любили воспевать в Античном мире. У меня даже появилась идея искупать ее в оливковом масле, как родовитую жену патриция. Устлать к бассейну дорожку из алых роз… но она упирается как может! Можно было бы увить ее виноградной лозой от головы до пят и рисовать спящей несколько часов, или гуляющей по райскому саду в какой-нибудь тропической стране. Можно подарить ей города, самые красивые, или звезды, самые далекие и настоящие. Как одна из героинь какого-нибудь романа, она вызывает восторг, умиление и желание заботится о ней. Хранить покой, молиться, носить на руках, часами слушать волшебный тихий голос, обнимать и успокаивать, пытаться дарить улыбки окружающим и оживлять все мертвое вокруг – все это для ее маленькой ангельской радости. Она читает книги, бумага которых в оригинале – уже почти ветошь. Она верит в существование идеального мира, хотя знает реальность не хуже других. Как Аврора, (богиня утренней зари), она объемлет мир лучезарными радужными объятиями, не осознавая, что воскрешает и оживотворяет все вокруг. Она ищет в людях хорошее, как я, когда была маленькая, искала в луже или грязи солнечных зайчиков. Глаза добрые и шоколадные-шоколадные! Дети будут ее любить. Все дети любят шоколад. А волосы? Кто способен представить рассветные лучи, проникающие сквозь абрикосовые цветы – тот видел ее волосы. Ладони всегда чуть теплые. Ледяные кончики пальцев и светлая кожа. Она похожа на Снежную королеву из сказок Андерсена, если бы та была просто красивой, а не злой. Татьяна – благородное имя, но мне хочется дать ей другое… Волк внутри зашевелился: он тоже проснулся от холодного голодного сна, на этот раз не дожидаясь полнолуния. Кровь взыграла внутри кипящей магмой, и зверь счастливо облизнулся, найдя человека, которому он будет привержен. Волк не бывает предан, преданность косвенно связывает себя с предательством. Волка предали все, хотя волк не предал никого. Теперь он привержен – это больше, чем привычка людей быть вместе, потому что они много пережили. Привержен – это увидел и понял, что последуешь за этим куда угодно. Привержен – это услышал и был очарован. Привержен – это влюбиться. Привержен – это сердце наполняется спокойствием и тревожным счастьем от мыслей о ней. Привержен – это жаждать и никогда не насытиться. Привержен – это помнить и верить всю жизнь. Плохо знать, что скоро не сможешь видеть так часто ту, которой привержен. На этот раз волка лишили даже сна. Он думал о той, что предназначена ему, и умирал. Он был зол. Обижен на весь мир и очень зол. *** Я – исключение из всех правил, и даже в этом правиле я – исключение. Говоря это, я имею в виду, что я абсолютно посредственная, ничем не выделяющаяся из толпы личность. Недавно я, как всегда, на прощание сказала Тане, что люблю её. Она ответила, что тоже любит меня, и сердце мое переполнилось каким-то странным, доселе неведомым счастьем. Небо вокруг окрасилось в аквамариновый оттенок, ее волосы светились, как само солнце и я невольно ощущала себя Сумирэ – одной из героинь романа Харуки Мураками из книги «Мой любимый спутник». Чтобы читатель мог представить себе данный образ, я подыскала пару цитат, найдя то, сто сроднило бы меня с Сумирэ, если бы нас можно было сравнить. Выглядит этот образ так: «В общем, Сумирэ была неисправимым романтиком, личностью весьма упертой, ко всему относилась несколько отстраненно и с долей скепсиса, но реальной жизни совсем не знала. Временами, если на нее находил стих поболтать, она могла говорить бесконечно. Правда, если собеседник оказывался “не ее человеком” по духу – а к таким относилась большая часть человечества, – она почти не раскрывала рта. Она ужасно не любила сниматься и совсем не стремилась оставить потомкам “портрет Художника в юности”. Хотя если бы сохранились снимки Сумирэ того времени, они могли бы несомненно стать уникальным документом, запечатлевшим некие совершенно особые качества человеческой натуры. Она периодически меняла своих литературных идолов. Особо удачные строки она подчеркивала и заучивала наизусть. Сумирэ цитировала эти строки: “Человек должен хоть раз в жизни оказаться в кромешной глуши, чтобы физически испытать одиночество, пусть даже задыхаясь при этом от скуки. Почувствовать, как это – зависеть исключительно от себя самого, и в конце концов познать свою суть и обрести силу, ранее неведомую”. Глубокая тишина. Голова ясная, как ночное небо зимой. Большая Медведица и Полярная звезда – на месте, где им положено быть, мерцают самым надлежащим образом. И Сумирэ так много следует написать. Рассказать столько историй. Только бы найти правильный выход – хотя бы один – для раскаленных идей и мыслей. Тогда они лавой прорвутся наружу, и. несомненно, одно за другим на свет родятся исключительно оригинальные, интеллектуальные произведения . Однако, к сожалению, ничего подобного не произошло. Дело в том, что Сумирэ так и не смогла заставить себя написать произведение, в котором были бы и начало, и конец. – Знаешь, в моей голове столько всего, о чем я хотела бы написать. Не голова, а амбар какой то! – говорила Сумирэ. – Разные образы, сцены, обрывки слов, облики людей – временами я вижу их как наяву: все залито ярким светом, все движется. Я слышу, как они кричат мне: “Пиши!” И предвкушаю начало замечательного рассказа. Мне кажется, я могу переместиться в какое то новое место. Но как только приземляюсь за письменный стол и начинаю писать, тут же понимаю: что то очень важное безвозвратно пропало. Нет никаких кристаллов – одна мелкая галька. И я никуда не улетаю. Сумирэ нельзя было назвать красавицей в обычном понимании. Она была маленького роста, но даже в самом хорошем настроении говорила так, словно готова ринуться в бой. Вряд ли за всю свою жизнь Сумирэ хоть раз держала в руках губную помаду или карандаш для бровей. Сумирэ влюбилась моментально – в ту секунду, когда Мюу дотронулась до ее волос, – можно сказать, почти рефлекторно. Словно идешь по широкому полю, и вдруг – бабах! – тебя прошибает молния. В точности как божественное откровение, которое переживает Художник – вот так это было. И то, что Сумирэ угораздило влюбиться в женщину, в тот момент для нее не имело ровно никакого значения. При всем том нечто в Сумирэ притягивало сердца. Что особенного в этой девушке – словами не объяснишь. Достаточно было просто заглянуть ей в глаза – там всегда отражалось это “нечто особенное”». Мышцы расслабились, позволяя холоду иглами проникать под кожу. Волосами моими шаловливо играл ветер, длинными, как у эльфийки. Таню же я сравнивала с Мюу, но только в нескольких чертах: «Мюу улыбнулась. Словно выдвинули ящик, к которому не прикасались целую вечность, и вытащили из его глубины на свет божий эту улыбку – милую улыбку близкого и родного человека. С того дня Сумирэ стала про себя называть Мюу “мой любимый спутник” Мюу были удивительно глубокого цвета. Намешано множество оттенков, но ни единой тени, ни облачка». Почему-то когда я называла себя волком, то ужасно гордилась этим, а когда мама назвала меня загнанным несчастным волчонком – готова была просто скулить. Мир не такой огромный, когда тебя много, когда ты есть в душах других людей, а когда ты одна – мир вокруг огромен. Даже своды неба давят на спину, заставляя согнуться и упасть на колени. Говорят, чем больше толпа, тем больше в ней одиночество. Пятигорск. Вечерний и холодный. Я выскальзываю из изолятора, куда попала благодаря актерским способностям, чтобы вскарабкаться на вершину небольшой горы, расположенной возле санатория, в котором я отдыхаю. Там, на вершине, должна быть станция или что-то вроде того. Это интересно. Морозный зимний воздух жжет плоть до костей не хуже пожара, охватившего небоскреб. Мне одиноко и я пьяна. Кажется. Один знакомый по имени Никита пытается отговорить меня от бредовой идеи свалиться с горы в неадекватном состоянии и попасть в изолятор официально. Как ни странно, туман начинает рассеиваться, а звезды выступать из него на синем бархатном космическом шатре. Невольно думаю, что было бы здорово сейчас смотреть на них с Вадимом. Он даже по телефону пытался заставить найти Персею. Под этой самой горой и лежит весь город. Его называют туристическим центром, полным разных исторически важных мест и ценностей, оставшихся, например, с поля битвы, уцелевших и дошедших до нас. Он также полон легенд разных народов, например, осетинских сказок, где, как и в сказках других народов, юный герой освобождает из плена чудища прекрасную девушку. А девушка соглашается выйти за него замуж, не зная, что он по характеру может оказаться похуже чудища. Да и не намного симпатичней оного. Город этот имеет символ и множество контрастов. Все это, безусловно, в моих глазах должно делать его особенным. Но я считаю, этот просто город. Город. Один из многих. Хотя горный воздух гораздо свежее, чем у нас в Новочеркасске, входящем в десятку самых загрязненных городов России. Воздух Пятигорска приятен и свеж. Но степень загрязнённости города почему-то не влияет на степень моего одиночества. Легким приятно быть там, где легче дышать свежим воздухом. Сердцу все равно, где дышать затхлым одиночеством. В Новочеркасске много грязи. В Пятигорске много снега. Ни там, ни там нет зелени. Ни одной, даже самой пожухшей травинки. Лишь здесь, на вершине скалы, чуть-чуть пробивается растительность, да и то буровато-красного цвета. «Если упаду и разобьюсь, то листья этого кустарника окрасит моя кровь, и они станут ярче», - так думаю я, глядя в ночное небо. Друг стоит рядом и не мешает мне размышлять о бесполезности жизни. *** Охотники. Смех, да и только. Я не знала, кого любить. Я должна была любить, это чувство - неотъемлемая часть моей сущности. Миша, которого я не могла выкинуть из памяти вот уже два года, служил в армии. Их с Вадимом забирали на одной неделе. Мишу – 20 октября, помню, этот был понедельник, а Вадима – 25, это была пятница. С Андреем отношения разладились совсем. Я тоже была отчасти виновата, потому что даже не пыталась восстановить их, вообще сомневаясь, что Андрей мне нужен. Ведь даже при всей своей природной нежности я не могу любить кого – попало. Хотя и очень старалась. В тихой и пустой комнате все казалось чернее угля. За краем штор просвечивался кусочек полной Луны, и я забеспокоилась. Полнолуние в этом месяце задержалось, грозя вырвать зверя из добродушного тельца и показать его миру во всей красе. Юноши представлялись мне охотниками. Выглядело это так: Охотник номер один. Не будем звать их своими именами, но читатель догадается о принадлежности прозвищ по ранее упомянутым биологическим признакам. Огненный Зверь. Самый ловкий и хитрый из всех, тонко прочувствовавший мою душу с первого взгляда и понявший, что жить без меня он не сможет. Тот, кто мог бы заслужить меня, но предпочел быть умнее. У него есть капкан, в который он положил отравленное мясо. Но не шкура моя нужна ему, а я сама. Я это прочувствовала и купилась. Чтобы получать противоядие, я должна всегда быть с ним рядом. Но Огненный Зверь не учел, что вечно есть одну и ту же отраву я не буду. Это как минимум глупо. Придумывать каждый раз новую отраву, постоянно пытаясь заслужить мое доверие? На это первый охотник не способен при всем желании. А без отравы ему будет скучно, потому что ему нужна дикая волчица, а не домашняя преданная собака. Охотник номер два. Прямолинейный и упрямый. Не умеет просить прощения – худший недостаток для человека, который захочет меня приручить. Но зато других недостатков у него нет, точнее, все остальное я могу в своих глазах сделать достоинствами. Назовем его Медведем Гризли, (медведь – Миша, гризли – по цвету волос и первым буквам фамилии.) И, наконец, третий человек. Можно ли его вообще назвать охотником?! Назовем его Серый Заяц. Не из-за трусости, нет, он храбрый, смелый, но абсолютно не хищник. Не распознавший моей звериной сущности, некогда влюбленный до сумасшествия, он покорил меня преданной наивностью, безграничной нежностью и необыкновенно трогательной заботой. Но все остыло, медленно тлея на ветру его ревности. Такое впечатление, что не дикий нрав, а, скорее, блестящая шкура на стену необходима была ему. Волчица во мне не считала его особенным и сильным, поскольку капкан его лежал, запылившись, где-то на чердаке старого дома, в котором он давно не был. Он называл меня зайкой и приманивал морковкой, рассчитывая поймать картонным ящиком. Белая волчица моя искренне хохотала над его наивностью и простотой: ведь даже когда я собственнолично рассказала ему о звере своей души, Серый не поверил. Только посмеялся, допустив непоправимую ошибку – счел слабой, увидев слезы в моих глазах, когда я, потеряв близкого человека, не сдержала эмоций. Этот «охотник» и потом видел мои слезы, а потому ассоциировал уступки с беспомощностью. Кстати не знал он и того, что слезы эти навернулись мне на глаза от сильного ветра. Маленькая фея. Она определенно фея, нежная и очаровательная. И хорошо смотрится на любом фоне. Если бы ей попасть в Древний Рим, то император, не задумываясь, снял бы с нее оковы наложницы и сделал своей супругой. Более достойного облика, ума и нрава Вселенная, вероятно, еще не создала. Не представляю ее нищей крестьянкой. Руки феи сотворены не для ручного труда но, скорее, для украшения какой-нибудь средневековой флейты, а лучше арфы. Или же рояля, которому несколько столетий. Клавесин – так называли первый прототип фортепиано, не имеющий педалей. Педали, как известно, удлиняют или укорачивают звуки нот, либо делая их эхом, либо быстро приглушая. Звуки клавесина были отрывистыми, четкими и точными, произведения для него писались довольно быстрого темпа. Он был меньше пианино. Хрупкая, со сладко-шоколадными глазами, она прекрасно смотрелась бы за клавесином – самой белой розой в каплях черного дождя. Ей подошли бы и виолончель, и скрипка, и кларнет, но не остальные духовые инструменты, ни в коем случае! Она слишком миниатюрна для всего остального. Традиционно считалось, что маленькие ангелочки играют на еще более маленьких дудочках. Так и моя фея. Осталось только приделать ей крылышки. В моих глазах она выглядела уже крылатой. Иногда реальность – всего лишь маленькая, упрямо не желающая исчезать, деталь. Конечно, не миловидностью единой жив человек, но все же сложно миловидность не оценить. Несомненно, она прекрасней,чем налюбой картине – полотно это или цифровое изображение, но крылья правда похожи. Ей восхищался Пушкин. Ей писал письма Онегин. Ее звали Татьяна. И она была лучшим охотником из всех, сама того не подозревая. Охотнику мужчине необходим огромный капкан, набитый отравленным мясом, чтобы держать меня рядом с собой, причем каждый день нужно придумать отраву новую. Потому, что даже самый глупый зверь не станет есть два раза один и тот де яд, не утратив доверия к тому, кто его кормит. Феечке моей капкан был не нужен. За ее орехового оттенка глаза я готова была есть грязь и жертвовать собой, только она была способна держать меня на поводке. И могла совсем не кормить, лишь только гладить. Этого хватало. Шерсть электризовалась, шипела под ее белыми холодными кончиками пальцев, и как - то замечательно потрескивала, будто шкуру мою отодрали от мяса и бросили в костер. Казалось, пахло паленым. Глава 13. Харуки Мураками. Н азвание этой главы, скорее всего, будет повторяться. Неоднократно. Злая вещь этот ноутбук. Закроешь – и вся информация может не сохраниться. Не хочу называть его память памятью, хотя она должна быть надежнее человеческой. Но ведь даже если в ней и запечатлены чьи-нибудь воспоминания, они все равно чужие. Умная, но жестокая для таких рассеянных, как я, людей машина. Вот так сидишь, всю ночь изливаешь ей душу, закроешь, забыв с усталости сохранить документ, а наутро она все забыла! И главное, не врет же! Действительно все забыла! Я стояла в душе. Горячие струи, стекающие по упругой коже, казалось, вот-вот закипят. Что-то подсказывало, что молодость не так уж и плоха, регенерация клеток молодого организма протекает достаточно быстро, чтобы затягивать за короткий срок мелкие раны, хотя, как и старость и смерть, неизбежна. Это нагоняло тоску. Жизнь проходит, а смерть-нет. Пришла и забрала. Но не отойдет от тебя и не скажет: «Хорошо, зайду попозже, с тебя причитается». Я вдруг подумала, что мыслю типично по-русски. Как и миллионы других россиян в некотором роде. И, хотя мы все якобы индивидуальны, то почему я не могу быстро перестроиться на ход мыслей англичан? Я учу их язык, занимаюсь с репетитором – Прокопишиной Натальей Анатольевной. Кстати, чудесной души человек. Глядя на нее я иногда невольно думаю, что такой должна быть женщина, жена и мать. Не буду перечислять многочисленные достоинства этой женщины, также не буду вскользь упоминать о том, что у нее нет недостатков. Просто такой должна быть женщина. И все. Этим все сказано. А еще хочется стать на нее похожей. Она хочет быть похожей на Христа. Я тоже. Но у нее хорошо получается, а у меня – нет. Но кто знает? Может, это придет с опытом? Смирение и терпение ведь тоже вырабатываются с опытом, если уметь из всего извлекать урок. Мудрый человек не станет злиться, что его обманули, а по достоинству оценит хитрость, не теряя доверие к людям. Так я считаю. Наталья Анатольевна чрезвычайно пунктуальна и лаконична, она способна думать и по-русски и по-английски, и, по-моему, как угодно. А вот я по природе своей рассеяна, неусидчива и вообще растяпа слегка. Русский менталитет не может принять, что чудесные русские слова нужно ставить в определенном порядке. Например, сначала подлежащее, потом сказуемое, потом все остальное, типа времени, места и т.д. русский менталитет дает о себе знать. Широта моей души и разум не понимают, какой смысл так разграничивать время? Может быть, поэтому иностранцы так любят свое время экономить. «Минуту всегда можно превратить в монету»,- так говорят они. Но я размышляю так: сколько Бог отвел человеку времени на этой Земле, столько ему и положено. Сэкономить никак не удастся. Но на что его тратить, это время? Это, несомненно, важно. Ведь отведенный срок можно тратить по-разному. Читая Харуки Мураками, я вдруг подумала, насколько прекрасен менталитет японский. Не будем говорить о гордости, из которой проистекает их патриотизм, может ли гордость быть благородной? Проповедники говорят, хвалиться надо лишь Богом. Он взял слабых, нищих и простых людей, чтобы поставить их над людьми благородными, сильными и богатыми, чтобы, как говорит Библия, всякая плоть хвалилась лишь Господом. Но японцы так толерантны друг к другу. Оставь русских на три часа в одной комнате, могут и передраться! Сто японцев будут вести себя спокойнее, чем три русских человека. Что ж, широкой стране – широкая душа? Россия самая большая территориально страна в мире. Жизнь на маленькой территории, слишком близкое соседство, длящиеся веками, упорный труд, уникальные традиции и культура – вероятно, все это научило японцев их колоссальному терпению по отношению к другим людям. И мыслят они уникально. К сожалению, мне не доводилось общаться с представителем этой нации. Ни на японском, ни на русском, ни на английском, ни на каком-либо другом языке. Я вообще не встречала японца ни разу в жизни. Но, читая Харуки Мураками, я словно нахожу другую себя со странным японским менталитетом, где люди смущаются, услышав комплимент, но легко убивают. Не могу этого понять. «Несколько раз в год на берег выносило утопленников. По большей части – самоубийц. Никто не знал, где они бросились в море. На одежде – ни имен, ни фамилий, в карманах тоже ничего (или в них что-то было, но волны унесли?). Газеты о таких случаях печатали коротенькие заметки в местных выпусках и все. «Молодая женщина, лет двадцати (предположительно), личность не установлена. Легкие заполнены морской водой, тело раздулось, как пузырь…» Смерть, совершившую неспешное плавание по волнам, однажды выбрасывало на берег у тихого городка, словно утерянную кем-то вещь, заблудившуюся во времени. Так погиб и один мой приятель. Очень давно, мне тогда было шесть лет. Утонул в реке, разлившейся от проливных дождей. Весной, вечером мутный поток унес его в море, а через три дня труп прибило к берегу вместе со смытыми деревьями. Запах смерти. От тела шестилетнего мальчишки шел такой запах, будто его зажарили в раскаленной печи. Труба крематория, упиравшаяся в пасмурное апрельское небо. Поваливший из нее серый дым… И ничего от человека не осталось» - Харуки пишет об этом спокойно. Живо, как будто видел своими глазами, но хладнокровно, будто видит трупы приятелей каждый день. Нет восклицательных и вопросительных знаков, словно нет эмоций. Становится интересно, если я встречу японца, найду ли я в нем хладнокровие, подобное этому? «Не знаю, через сколько лет, а, может, десятилетий или столетий, но когда-нибудь вам точно придет конец. Вы срыли горы, засыпали море, колодцы и что же у вас выросло на этом месте, на душах умерших людей? Бетон, заросли бурьяна, трубы крематориев и ничего больше?» - потом говорит писатель. И я с облегчением понимаю, что японцы – тоже люди. «Как же давно это было! Уже лет двадцать прошло. Тогда, летом, я каждый день здесь купался. Выходил из нашего дворика и шел к берегу. Босиком, в одних трусах. Раскаленная солнцем асфальтовая дорожка обжигала подошвы, и я пускался вприпрыжку. И еще я запомнил, какие были ливни! Я обожал, как пахнет после проливного дождя, когда вода испаряется и впитывается в жаркий асфальт. Дома меня ждал арбуз. Его доставали из колодца, где он охлаждался в ледяной воде. Конечно, в доме был холодильник, но из колодца арбуз получался почему-то гораздо вкуснее. Я залезал в ванну, чтобы смыть с себя соль, потом садился на веранде и вгрызался в арбузную мякоть»,- повествует Мураками, и я вдруг замечаю, что детство у нас с японским писателем схоже. Только он купался в соленой морской воде, а я – в пресной речной. Между нами годы и тысячи километров. Интересно, какие на вкус японские арбузы его детства? «Принимаю у себя в номере горячий душ, достаю пачку «Мальборо» и, лежа на кровати, выкуриваю три сигареты»,- далее пишет автор. Не знала, что японцы курят «Мальборо». Я вышла из ванной с мыслью не забыть сохранить документ, чтобы бездушный ноутбук не стер наутро все мои нынешние мысли. *** «Когда то давным-давно, – писал один философ, – были времена, когда материю и память разделяла метафизическая пропасть». Добрый дядя Интернет сказал, что метафизика – это содержание первой философии по Аристотелю. И еще он же поведал о том, что в основе данного учения лежит изучение пределов физических явлений. Определение заинтересовало меня, как и множество увлекательного и загадочного в этом мире, стало грустно, потому что я, как всегда, отложила изучение данного вопроса на потом, заранее зная, что больше к нему не притронусь. Мне было лень встать из-под теплого одеяла. Тут же сама собой пришла на ум реплика Мефистофеля из «Фауста» Гете: «Им не понять, как детям малым, Что счастье не влетает в рот. Я б философский камень дал им – Философа недостает». Действительно, и как точно сказано. И прямо про меня. Тут не то, что встать с утра молиться и читать Библию ради духовного обогащения, тут и думать бывает иногда лень. Я готова была презирать себя за эгоизм тела к изголодавшейся по духовному хлебу душе. Волки. Может, льва и ознаменовали царем зверей, но он, как королева Англии – лишь символ власти. Самцы дерутся, в то время как самки охотятся вместо них, с почтением отступая перед «королем». Волки в стае – совсем другое дело. Самки уважают супругов и вожака, но в них больше склонности к особому животному феминизму. Равноправия добиваются и животные. Это не инстинкт, это особая волчья гордость, не свойственная псам. Волки не бывают преданными, но в своей приверженности они верны до самой смерти. Не одному из знакомых мне людей не удалось приручить волка, но это не потому что волков не угнетает одиночество, нет, просто не один из человеческого рода не достоин волчьей преданности. Семейство кошачьих – грациозные и ленивые создания. Волки заслуживают добычу кровью, нападая на крупных животных. Легко быть тигром, и охотиться, даже в одиночку, когда ты весишь триста килограммов. Сложнее нападать стаей, а особенно остаться незамеченными. Сложнее действовать сообща, загоняя и забивая добычу. Но бездомный волк – несчастный волк. *** Покажи мне то, чего я не знаю, наполни меня своим теплом и нежностью, и я буду петь для тебя, танцуя на каплях дождя. Что – то нужно, чего – то недостает. Хотелось кричать и плакать. Я сильная. Я слабая, но об этом никто не узнает. Поэтому я сильная. У каждого волка есть долина плача, долина скорби, куда он уходит зализывать раны. Это может быть что угодно: книги, музыка, общение с друзьями, любое успокаивающее занятие. Моя музыка – моя долина, но она разрушена. Некуда деться. Негде зализать раны. Что делать? Харуки Мураками. «Я особенно любил Городок в эти часы. Утренний свет, запах кофе, припухшие от сна глаза людей, еще ничем не испорченный день… Воздух! Что-то с ним не так. Как я раньше не заметил? С воздухом в Городке явно творится что-то непонятное. Прохожу десять метров – и воздух уже другой. Все не то: насыщенность, давление, свет, температура…» Тонко чувствовать запахи сложно в моем городе. Ароматы цветов в нем перемешиваются с тяжелыми запахами соседствующих с домами заводов, и лишь посадки закрывают нас от опасности задохнуться от обилия промышленности. Харуки Мураками. «Хороший день для кенгуру». Все цитаты этой главы будут из этой его книги. *** Больше недели температура не спадала ниже тридцати восьми. Я чувствовала себя ужасно. Сосудорасширяющих лекарств не было, и я с удовольствием пила сосудорасширяющий кофе. Не в силах шевелиться, только бормотала в бреду непонятные или те, что не могла вспомнить, слова. Когда на русском языке, когда на английском. Андрей находился возле меня постоянно, не понимая, что ничем не может помочь. Или не признаваясь в этом. Даже с очень высокой температурой я продолжала сутками смотреть аниме – он прорисован, но назвать его мультфильмом было бы кощунством. Человек вкладывает в свои творенья опровержение своих комплексов, и, как правило, воспевает то, чего не имеет. Герои аниме имеют огромные глаза, иногда у мужчин и почти всегда у женщин длинные волосы, причем в отличие от японских черных просто невообразимых цветов. У девушек очень стройные фигуры с непропорционально большой грудью. В общем, чего не хватает – то и нарисовали. Однако в большинстве аниме, которые я смотрела лучшие человеческие качества и поступки, каких порой в жизни не встретишь, проявлялись очень часто, герои жертвовали собой, влюблялись, жили полной жизнью, одновременно помогая друг другу. При всем этом они обладали каждый своим неповторимым талантом, ярко выраженным в необычайно огромной силе. В общем, один раз начав, сложно не засмотреться. Сложно остановиться. И особенно сложно поверить, что такие люди существуют в реальной жизни. Глава 14. Р. Н. Мой друг подразделяет общество на три сословия: низшее, среднее и высшее соответственно. Плюс элита (французское, кстати, слово), не относящаяся ни к одному из вышеперечисленных. Отличает он их только по одному критерию: интеллекту и умению красочно и образно выражать мысли. Название главы является инициалами этого человека. Причем социальный статус, власть, богатство и связи он не учитывает, глупо разделяя человечество всего лишь по одному этому критерию. В то время, как даже животных сами люди разделяют куда более грамотно: и по территориальному, и по видовому, и по популяционному, и по географическому, и по экологическому, и по генетическому, и по морфологическому, и по многим другим признакам. Я обожаю биологию и неплохо в ней разбираюсь. Отчасти потому, что биология говорит, что волки – не убийцы, а санитары леса. Не согласна я только с теорией, подчеркиваю, теорией, эволюции Дарвина. И еще я чрезвычайно не люблю решать задачи. По любому предмету. Включая и биологию тоже. Не то, чтобы это было проблематично для моего таланта все схватывать налету, который, впрочем, присущ всем людям моего возраста, когда память способна вмещать большое количество информации, не напрягая особо организм. Мой друг – другое дело. То ли благодаря травме, то ли родственникам и отсутствию нормальных людей вокруг него, он не умеет выражать свои мысли совершенно. Не знаю, что может связывать меня с этим мычащим что-то про себя созданием. Хотя, надо отдать ему должное – сохраниться более или менее периодически адекватной личностью в подобных условиях любому было бы не просто, а уж смеяться над подобного рода возникшей ситуацией и вовсе что-то несусветное. Тем не менее, он добряк. Ребенок, абсорбировавшийся от внешнего мира и нашедший себя во всемирной сети, как и большинство современных зависимых от интернета подростков. Они не курят, не пьют, не ругаются матом и не принимают наркотики. Но зато не могут прожить ни дня без интернета. Их общение ограничено не расстоянием, нет, они могут сидеть в соседних квартирах, но ими уже овладело одно из худших зол человечества, которое, в принципе, и движет прогрессом: лень. Вы удивлены? Вы считаете, прогрессом движет желание захвата вражеских территорий, защита себя, родных и близких, желание изобрести лекарство от всех болезней или месть всему живому? Открою вам секрет: всем в этом мире движет лень. Она на втором месте по чувствам после любви, которое заставляет человека напрячь свою немощную плоть и что-то изобрести для всего остального человечества. Только в отличие от любви – самоотверженного чемпиона, лень подвергает нас мучениям в слепой вере того, что после этого наступит счастье ничегонеделанья. И особливо этим отличается русский народ, вобравший в себя всех хитрецов света, кроме благословенных хитростью и ленью генетически евреев. Для русских подростков, для которых пока не существует вертикальной мобильности, передвижения по социальной лестнице вверх или вниз по таким лифтам, как удача родиться в богатой или влиятельной семье, связи, деньги и др., существует только мобильность горизонтальная за отсутствием работы. Друг сказал, что я, как Иисус, снисхожу от фарисеев до прокаженных - вроде него. Что же, сравнение, несомненно, самое приятное в моей жизни. Но отнести себя к самому низшему из этих так называемых сословий, да еще и по такому критерию, как интеллект,… а я еще думала, что у меня низкая самооценка. Андрей говорит, что я, как мать Тереза: была бы моя воля, помогла бы всему свету. Ну а как иначе? Однако я все же не соглашусь с Р.Н. Я не отношу себя к какому-нибудь определенному сословию из данной классификации, и считаю, что уровень человеческого интеллекта может постоянно возрастать и убывать, равносильно, как и накапливаться с опытом. Плюс такие болезни, как амнезия, связанные с потерей памяти, что могут свести к нулю воспоминания и опыт, подтверждают то, что нельзя подразделять общество по данному критерию. Может быть, поэтому мне и не хочется относить себя к такой ненадежной системе, а уж ставить человека, с которым я общаюсь, в низший ранг этой глупой системы совсем уму непостижимо. Глава 15. Пара секретов. Одно из самых обожаемых мною произведений – «Мастер и Маргарита» Булгакова Михаила Афанасьевича. Его интересную биографию поведала нашему одиннадцатому «Б» Макарова Елена Владимировна. Наша классная руководительница, хотя она нас и не любила, и это было единственное, что она сделала в моей жизни полезного, так я считаю. Но и этого немало. Именно она рассказала, что Михаил Булгаков был талантливым врачом, страдавшим от наркотической зависимости, что у него даже есть произведение «Морфий» - именно так и называлось наркотическое вещество, нужные пропорции которого Булгаков идеально знал. Именно она рассказала нам также и о личной жизни великого писателя, о его любимых женщинах и их тяжелой судьбе. Не буду особо распространяться о биографии этой личности, данную информацию уважаемый читатель легко может найти в книгах или интернете, однако обязуюсь и беру ответственность, утверждая, что прочитав «Мастера и Маргариту», даже неоднократно, любой человек не пожалеет о потраченном времени. Из всех проблематик романа: любви, ответственности автора за свое произведение, желание Мастера встретиться с сатаной и его готовность заплатить за это любую цену, христианская проблематика, контрасты романа, и еще многое, заслуживающее внимания в этом произведении – об этом я могу писать и говорить часами. Роман привел меня в абсолютный восторг. Человеку науки это может показаться смешным. Мы покорили всю планету, абсолютно нещадно и безответственно нарушив экосистемы мира. Например, вмешиваясь в почву в поисках нефти, откапали древние бактерии, а потом гадаем, почему в котлованах гибнут люди. Засоряем океаны и остаемся без пресной воды. Пока сооружаем фильтры для воды – снова засоряем воду отходами производства для изготовления этих же самых фильтров. Ищем объяснения всему и всюду, и приходим к тому, с чего начали. Разве не глупо? Потому правильно сказал Булгаков: «Не нужно доказательств. Иисус просто существовал, и все». Но все же если есть люди, которые совсем не любят читать, они могут посмотреть экранизацию. Великолепный Понтий Пилат, сын короля звездочета и дочери мельника красавицы Пиллы, и Иисус неотрывно связаны. Вспоминают одного – вспоминают и другого. А я все же рискну посоветовать оную читателю, только после прочтения книги, дабы не быть разочарованным, ничего не поняв. Открою вам секрет: эффекты волшебные лучше смотреть, а чувства в совершенстве можно только прочитать. *** Я ехала в автобусе и размышляла о жизни, загадочно улыбаясь. Женщины, открою мужчинам секрет, могут размышлять о смысле жизни в самых неожиданных и непредназначенных для этого местах: в общественном транспорте, на кухне, в ванной комнате или в гостях. Я размышляла о многом, о том, что в лучах света, падающего сквозь стекло окошка автобуса пятнами через грязь, мои глаза кажутся очень красивыми. Рядом со мной сидели разные люди. Они отражались в этом самом грязном окошке, в то время как рядом со мной их лица и одежда были чистыми. И я думала, что, возможно, так и выглядят люди для Бога, когда собираются встречаться с другими людьми, внешне такими же миловидными, как они сами. А куски грязи, прилипшие к окошку с уличной стороны, как бы иллюстрируют пороки и грехи этих людей, и что их очень много, и что они одинаковые для всего человечества, но распределяются неравномерно, как грязь по стеклу. Если представитель мужского пола будет читать это произведение, то, мужчины, вам я открою секрет: женщина в ванной тратит на себя десять минут. По крайней мере, мои знакомые и подруги. Все остальное время они вполне могут просто думать о смысле жизни. А кричат на вас и волнуются потому, что вы их отвлекаете. Я размышляла о красоте природы человеческих глаз, читая «Дориана Грея» и удивляясь точности человеческой мысли: «А Красота - один из видов Гения, она еще выше Гения, ибо не требует понимания. Она - одно из великих явлений окружающего нас мира, как солнечный свет, или весна, или отражение в темных водах серебряного щита луны. Красота неоспорима». И тут же вспоминаю Харуки Мураками: «Перелистывая страницы, я превращаюсь в сборщика податей ибн Армуда Хасюра (полное его имя куда длиннее). Пристегнув к поясу кривую саблю, обхожу улицы Багдада, заставляя горожан раскошеливаться. Улицы, как в стоячей воде, утопают в ароматах куриного мяса, табака и кофе. На базарах идет бойкая торговля диковинными фруктами». Иногда мне кажется, что этот японец мыслит по-русски. И как ему в голову в общественном транспорте взбрело поискать чего-нибудь о системе налогообложения Османской империи? Вот вообразите себе, заходите вы в автобус, как я сегодня днем, и, дай, думаю, найду в библиотеке карту вторжения Александра Македонского в страны Древнего мира. А почему бы и нет? Или найду-ка я информацию о сражении великого полководца, царя Дария с нашими предками-кочевниками скифами, которые позже воссоединились со славянами. Вот почему этот предшественник Александра не смог завоевать народ, в котором и армии не было? Почему? Я думала, только евреи и русские способны размышлять о таких вещах, будучи почти задавленные в толпе общественного транспорта. Открою вам секрет: японцы тоже так могут. Глобальное. Думаю, книга эта будет затрагивать события 2012 года, в конце которого планируется Конец Света. И еще мой выпускной. На 2014 год намечается Олимпиада в русском городе Сочи. Символы уже выбраны, страна готовится к данному мероприятию, поэтому, открою вам секрет: Конца Света не будет. Как минимум до той поры, пока не пройдет Сочинская Олимпиада 2014 года. Россия не позволит случиться чему-то плохому, иначе получиться, что она зря прилагает к подготовке столько усилий. После Олимпиады – пожалуйста, а до нее – ни в коем случае! Да ничего страшного, мы люди русские, нас запугать трудно. На 2008 тоже планировали Конец Света – и ничего, обошлось ведь! И в этот раз все будет хорошо. Открою вам секрет: Россию Бог хранит, а через Россию весь мир. Счастье? В этот момент в автобус заскочила молодая девушка лет двадцати пяти с маленьким, но уже не грудным ребенком на руках. Она попросила меня подержать дитя, чтоб оно не упало, я, наивности ради, взяла его на руки и изумилась: неужели я внешним видом вызываю столько доверия, что мне можно дать на руки дитя? Что-то очень недовольное в этот момент шевельнулось и растворилось у меня в животе, уступив место чему-то очень приятному и расплывающемуся в улыбке. Улыбка так и лезла наружу. Ребенку год и восемь, зовут Соня. Пухлые щечки, голубые глазки, пушистые реснички и аккуратненький маленький ротик. Я в упоении обнимала дитя, понимая, что скоро моя остановка и нужно будет выходить, но отдавать девочку не хотелось. Крошечное создание скромно отвело взгляд. Ее ручки держали мои пальцы, которые на тот момент показались мне огромными в сравнении с детскими пальчиками, что, открою вам секрет, вызвало у меня волну умиления, когда я сообразила, что чужой ребенок уснул у меня на руках. Наверное, это то, что называют счастьем. Зимние ночи. Открою вам секрет: не люблю зимние ночи. Днем все белое – и небо, и земля, и деревья, и все, что покрывают снег и слякоть. Все сливается в одно большое перед глазами пятно, и люди перестают отличать землю от неба, как будто само добро и зло сливаются без линии горизонта. А ночью недостаточно темно, либо грязные серые облака или туман затягивают небосвод, либо он просто недостаточно темный зимой, но Луна и другие светила перестают контрастно выделяться на нем. Меня это нервирует, и я не могу спать, даже не видя, а просто теоретически зная об этом. Ночь должна быть чернее чернил, чтобы звезды дельфинами купались во мгле, а Луна огромным китом грандиозно заправляла всем этим балом, заканчивающимся рассветом. А рассвет, в свою очередь, не должен превращать все темно - серое в чуть более светло – серое. Он должен распускаться яркими красками под утренним солнцем. Не люблю также зимние ночи и потому, что от дня они особо не отличаются. Низко свисают тучи, для заката еще не время, но вокруг совершенно темно, но в то же время все равно недостаточно. Рвя темноту, завывает ветер. Он же гонит облака, сливающиеся в сплошную массу. Пешеходов почти не видно. Через некоторое время перестаешь разграничивать контуры туч в общем потоке циркуляции воздушных масс. Пустынный суровый пейзаж – кажется, замерзают даже светофоры. Это уже не холодно, но еще не тепло. Люди говорят – промозглый денек. Глядя на все серое, я почему-то вспоминаю, как плавала под Луной ночью, и как она была близко, даже можно представить, как это было бы зимой. Особенно учитывая то, что Дон никогда полностью не промерзает. Открою вам секрет, это было бы так: в лунном свете береговая линия выглядела краем отточенного лезвия. Зимние волны на удивление бесшумно омывали песок. Вокруг – ни души… Глава 16 Переписка. Вадим прислал мне письмо, сделав десять ошибок на половине страницы обычного тетрадного листа. Его пребывание в армии уже перестало пугать меня мыслями, что его могут побить или вообще ранить на курсе молодого бойца. Как известно, русская армия в учении еще опасней, чем в бою. Мы помирились с Андреем. На какое-то время меня перестала раздражать его ревность. Я даже снова принялась объяснять, за что я пытаюсь его любить, а за что – терпеть. Однако Библия говорит: «Нехорошо быть человеку одному». Правда, нехорошо. Меня оставили дома еще на неделю, и, хотя навещали подруги, одноклассницы и даже ребята с параллели, спокойнее всего было болеть рядом с Андреем. Как в мультике о Маугли, снятом по книге Киплинга, у нас в животном мире наступила засуха, а возле водопоя нападать запрещено – чтобы кровь не испортила воду. Потому моя волчица объявила временное перемирие с простыми людьми. «И время… совсем как взятый напрокат костюм… я никак не могу к нему приспособиться», - говорит Харуки Мураками. А я думаю, что до единого государственного экзамена (ЕГЭ) осталось всего три месяца. Даже обидно, готовишься к этим экзаменам, не зная, что в них может попасться, ориентируешься лишь на задания с прошлого года и кучу книжек, за которую надо отвалить кучу денег за задания этого года. И все это: деньги, время, репетиторы в течение года или двух, все это для одной единственной недели. А ведь все это время можно провести с пользой для души, например, читая книги. Для себя я приняла решение заканчивать каждое дело, которое начинаю. Поэтому на подоконнике ждут своей очереди восемь несданных в библиотеку огромных томов зарубежной классики, в то время, как я продолжаю читать фантастику. Обидно. Я написала Вадиму ответ, понимая, что он в армии уже очень давно. Седьмого февраля было сто дней. Мужчины! Для девушки слово «армия» означает «где-то далеко от дома в плохих условиях есть холодный, голодный, несчастный, возможно, соскучившийся человек». Пишите письма своим девушкам! Они переживают за вас. Пишите! Немного о цирке. Многие люди в детстве бояться клоунов из-за страшного грима. Кто-то боится змей, кто-то собак, у кого-то аллергия на кошек. Я не пластичная, акробаткой мне не быть, жонглером тоже, но все, что касается цирковых животных, всегда было мне интересно. В детстве я смотрела фильм об укротительнице тигров и была очень впечатлена. Меня приглашали работать в зоопарках, птичниках, террариумах и даже с бабочками. Только обезьянок я недолюбливаю и большого синего попугая, который был на одной из экзотических выставок птиц, и пытался съесть мои волосы, когда я встала рядом, чтобы сфотографироваться. На все эти выставки я ходила с Андреем и цветами, что он мне дарил. Находясь рядом с ним, я поняла, для чего нужна красота. Я всегда говорила, что не важно, как люди выглядят, важно, что они говорят и как поступают. Однако, подумав, сделала вывод, что если любой человек будет выглядеть неприемлемо для общества, то никто так и не узнает его идеалов и мыслей. Другие люди попросту не станут слушать, поскольку своей внешностью данный индивид будет отталкивать окружающих, а, возможно, даже вызывать неприязнь и пугать. Возможно, я пошла бы работать с рептилиями. Слишком грустно наблюдать, как умирают бабочки, живущие от одного дня до недели, попугаи чересчур шумные. А вот рептилии – прекрасные создания! Один крокодил чего стоит! Лежит гордо в своем вольере, а толпа зевак им любуется, кто-то даже боится. Тихо и спокойно живется этому клыкастому созданию, обладающему кожей, которую так любят все модницы мира. Он не кричит, не возмущается, не обращает внимания на людей. Лишь иногда открывая грозно пасть, если посетители приближаются слишком близко, нарушая личное пространство крокодила, посягая на его территорию. Как можно бояться даже неядовитых змей? Тарантулы – симпатяги, когда хотят напасть, сначала встают на задние лапки и шипят. Культурные, как пьяные иностранцы, разделившие с русскими мужчинами праздники – сначала предупреждают, потом нападают. Скорпионы тоже милые, на жало бантик навязать осталось, и будут совсем лапочки, особенно египетские, черные и маленькие. Но мама почему-то не разделила моего восхищения этими животными, и работать там категорически запретила. Глава 17. Подруги. Мои подруги. Люди, что поддерживают на протяжении всей жизни. Необязательно, чтобы друзей было много, даже в разных странах и городах, на разных континентах. Хотя это тоже неплохо. Главное, чтобы это были люди проверенные, которые многое с тобой пережили, те, кто никогда не предадут в любой ситуации. Таких человек немного. И найти их бывает сложно. Кто-то приходит в твою жизнь, кого-то ты ищешь намеренно. За окном плюсовая, но мизерная температура. В квартире не топят. Март, конец марта, а должны топить с октября по апрель. Итак, Юля и Яна Кузьмины, Таня Репишкова. О друзьях писать не будем. Женская солидарность. Яна и Юля: в детстве были двойняшками, но чем больше росли, тем сильнее стали отличаться. Яна осталась хрупкой девушкой с тончайшей талией, достаточно широкими бедрами. Пропорции ее фигуры были почти идеальны. Добавьте голубые глаза, длинные ноги и изящные пальцы художника – словом, она была очень красива. Юля, напротив, дама фигуристая и пышная, особенно волосы. Я негативно отношусь к гаданиям, гороскопам, нyмерологии, и т.д., но, рожденная под знаком льва, она обладала настоящей львиной гривой, которой восхищались все, кроме нее самой. Обе девушки очень общительные, веселые, со своеобразным чувством юмора. Мы с Яной – авантюристки. Находить неприятности – наш общий талант. Юля – ингибитор наших реакций, по сущности своей очень спокойная, (до поры до времени), ответственная, (иногда это даже некстати). В общем, с ней развлекательные приключения, порой, приобретают болотный оттенок обыденности и рутины. Яна почти окончила художественную школу, я – музыкальную. Юля более склонна к языкам. Мы дружим более семи лет. Не знаю, насколько хуже я стала бы без их поддержки, и куда одиночество меня бы привело. Глава 18. Будут ли волки в раю? Будут ли волки в раю, в эдемском саду? Мама говорит, что волк – сущность оборотня. Меня всегда тянуло к чему-то мистическому, запретному, волшебному. Чудеса и магия были для меня равнозначными понятиями. Маме всегда было все равно, окончу ли я школу, поступлю ли в институт, найду ли хорошую работу, которая будет нравиться мне и удовлетворять в полноте желание моих потребностей. Хотя, как известно, денег много не бывает. Много различных ситуаций заставляют людей застывать в неопределенности. Кто знает, что будет дальше? С родными и близкими, знакомыми и друзьями? С твоей собственной судьбой? И тут приходит на помощь волчья сущность, сильная, гибкая, быстрая, на которую можно положиться. Есть ли цена этой сущности, и по какой формуле эту цену измерить? Есть ли ответственность за нее, и в чем она выражается? Ответ, несомненно, можно найти в Библии. Всем нужно во что-то верить. Вера – одно из качеств, помимо речи, отличающее человека от животных, и делающее человека человеком. Но сложно всегда верить в то, чего не видишь, не можешь потрогать, гипотетически предположить, или теоретически доказать. Есть лишь вопросы, на которые нет ответа, но они противоречат вопросам ученых, и мы задумываемся над этим. Но я не хочу не верить, не хочу потерять. Многие люди говорят: «Ну, наверное, что-то там, на небесах, есть». Или «Ну да, мирами должна управлять какая-то сила свыше», «Я верю в судьбу», «Да, я верю, что кто-то это все создал». Но проблема информации не в её количестве, а в качестве, а именно, точности, достоверности. К чему верить во что-то, кого-то, когда есть живой Бог, которого видели и чувствовали другие люди. Почему не поверить, что жизнь не закончится гибелью твоего тела, его гниения и поедания паразитами? Ученые взвесили труп за секунды до смерти, и доказали, что когда дух вышел, оно стало весить меньше на тринадцать грамм. Но бывает ли волчий рай? Нет. Значит, придется жертвовать. Песнями, стихами, музыкой – всем, чем я дорожу на данный момент. И пытаться перенаправить вектор таланта в другое русло. Чтобы нести близким рай, в котором не будет одиночества, боли, страха, страданий. А слезы будут слезами счастья. Я не хочу потерять такое место, если оно существует, только потому, что какие-то скептики считают, что его нет. Много интересного пишет Библия о рае в книге откровений – последней из 66, где 39 – Старого Завета и 27 – Нового. Там же можно найти описание Конца Света, рождения, жизни, смерти и воскресения Иисуса Христа – Спасителя человечества. И все равно, что в других народах были пророки Будда, Мухаммед и другие – не один из них не отдал жизнь за все человечество. Интересный факт - чтобы выучиться на фарисея, требовалось сорок лет. Но волкам нет места в раю. Это иллюзия. Очень красивая иллюзия. Может, в Эдемском саду и будут волки, но не волки-люди, а волки - звери. У них не будет своего философского пути, как у моего волчонка – подруги Валентины, которую я зову Валенти. Да и можно ли познать счастье без одиночества, без страданий? Очень хочется в рай, но слабо представляется, как там будет. Все будет славить Бога, и находиться в присутствии Его. Ну что ж, поживем, увидим. Сначала мой выпускной. Потом, возможно, Конец Света. При подобном раскладе, я увижу рай раньше, чем следовало бы. Хотя, я почему-то уверена на сто процентов из ста, что Конца Света не будет. Ведь Бог хранит Россию. The END. Эпилог. Все, чего ты ждешь и все, кого ты ждешь, когда–нибудь останутся в прошлом. Если время – материя, стоит ли задуматься о будущем? Ценить тех, кто рядом или гнаться за тем, чей образ, как ты думаешь, соответствует твоему? Каждый делает свой выбор, но не разочароваться бы, когда догонишь этот образ. Существует притча о мудром старце, который, гуляя в саду, увидел в прозрачной воде огромный рубин среди утонувших лепестков сакуры. Он позвал своих слуг, приказав достать камень со дна, много раз ныряли они, но ничего не нашли. Мимо шел маленький мальчик. Увидев старца, он сказал: «Дедушка, вы не там ищете!», но мудрый пожилой человек лишь отмахнулся от него. Тогда малыш повторил снова: «Дедушка, вы не там ищете!», залез на дерево и достал рубин из гнезда на ветви сакуры. Спустившись, мальчишка отдал драгоценность старцу и, не дожидаясь благодарности, беззаботно побежал дальше. Как часто мы тратим попусту время, гоняясь за отражением в пруду, когда можно иметь настоящую драгоценность, приложив даже меньше усилий? Не разочароваться бы в придуманном идеале, не потерять бы истинное сокровище. Посвящается любимому человеку. В качестве извинения за все грехи. ;)